— Слушай, ты вообще адекватная? Я тебе русским языком говорю — занят сегодня!
Оксана замерла у плиты, деревянная ложка застыла на полпути к кастрюле. Она не оборачивалась. Знала — бесполезно.
— Я просто спросила, во сколько ты...
— Не указывай мне, ясно? После корпоратива задержусь! И не причитай мне тут, что хочу, то и делаю! — Тимур уже стоял в прихожей, натягивая пиджак. Тот самый, темно-синий, который она выбирала с ним два года назад. Тогда он улыбался ей, целовал в макушку, называл «моя умница».
Сейчас он даже не смотрел в её сторону.
— Тим, я не указываю, — она всё-таки повернулась, вытирая руки о фартук. — Просто хотела узнать...
— Вот именно — указываешь! Каждый раз одно и то же! — он резко дернул молнию куртки. — Надоело уже! Дома сидишь целыми днями, а мне работать надо, людей видеть, с коллегами общаться!
Оксана прикусила губу. Она работала из дома уже полгода, с тех пор как их отдел перевели на удалёнку. Он знал это. Но сейчас это был просто повод, очередной камень, брошенный в её сторону.
— Я не запрещаю тебе идти, — тихо сказала она. — Просто подумала, может, вместе поужинаем, когда вернешься...
Тимур фыркнул — коротко, презрительно.
— Поужинаем. Романтика, да? — он схватил ключи со столика. — Мне тридцать три года, Оксан, а ты из меня пенсионера делаешь. Поужинаем вместе... Боже.
Дверь хлопнула. Оксана осталась стоять посреди кухни, слушая, как за окном завелась машина, как шины взвизгнули на асфальте. Декабрьская темнота наваливалась на окна, а в квартире вдруг стало слишком тихо и слишком пусто.
Она выключила плиту. Суп уже не нужен.
В офисном центре на Пресненской набережной начинался новогодний корпоратив компании. Тимур припарковался, поправил галстук в зеркале заднего вида. Лицо смотрело на него усталое, с залегающими морщинами у глаз. Тридцать три — не возраст, конечно, но иногда чувствовал себя на все пятьдесят.
Особенно дома. Особенно когда Оксана смотрела на него теми своими глазами — полными немого упрека и какой-то жалости. Он ненавидел эту жалость. Ненавидел её попытки угодить, эти дурацкие ужины при свечах, которые она устраивала раз в месяц. Ненавидел то, как она замолкала на полуслове, когда он повышал голос.
Впрочем, раньше всё было иначе. Года четыре назад они познакомились на концерте — она стояла рядом, пела вместе с группой, и улыбка у неё была такая... живая что ли. Потом свидания, поездки за город, планы. Она мечтала о собственной дизайнерской студии, он — о руководящей должности. Они мечтали вместе.
А потом что-то сломалось. Постепенно, незаметно. Или он сам всё сломал — не хотелось сейчас разбираться.
— Тим! — голос выдернул его из размышлений. Коллега Вадим махал рукой от входа. — Идём уже, там всё началось!
Банкетный зал сиял гирляндами и серебряными шарами. Столы ломились от закусок, бар манил цветными бутылками, музыка гремела так, что в груди отдавалось. Народу набилось человек семьдесят — весь отдел продаж, бухгалтерия, даже директор с женой появился.
— Ну что, начнём? — Вадим сунул ему стопку водки.
Тимур выпил. Потом ещё одну. Алкоголь растёк по телу приятным теплом, размывая контуры вечернего скандала, стирая образ Оксаны у плиты.
— Девчонки-то какие в этом году! — Вадим кивнул в сторону столика, где сидели новенькие из маркетингового отдела. — Особенно вон та, рыженькая. Софья вроде. Только в октябре к нам пришла.
Тимур проследил взглядом. Софья и правда была хороша — яркая, смеющаяся, в облегающем изумрудном платье. Длинные ноги, открытые плечи, взгляд дерзкий и насмешливый. Полная противоположность Оксане с её домашними джинсами и вечно уставшим лицом.
— Познакомишь? — услышал он собственный голос как будто со стороны.
Вадим расхохотался и хлопнул его по плечу.
Через час Тимур танцевал. Софья оказалась именно такой, какой казалась — дерзкой, весёлой, немного пьяной. Она смеялась его шуткам, касалась рукой его руки, наклонялась ближе, когда говорила что-то на ухо сквозь грохот музыки.
— Ты всегда такой серьёзный на работе, — сказала она, — а тут... как будто другой человек.
— Может, я и есть другой, — ответил он. — Просто никто не замечает.
Это прозвучало глупо, по-пьяному пафосно, но Софья кивнула, будто понимала.
— Знаю это чувство, — она допила шампанское. — Когда дома одно ждут, а ты совсем о другом мечтаешь.
Он не стал спрашивать, что она имеет в виду. Да и не важно было. Важно было только то, что рядом с ней он не чувствовал этой удушающей тяжести, которая накатывала в последние месяцы каждый раз, когда он переступал порог собственной квартиры.
В полночь был салют — не настоящий, конечно, ещё тридцать первое не наступило, просто организаторы решили устроить шоу. Все высыпали на улицу, на огромную террасу, смотрели на вспышки фейерверков над Москвой-рекой. Тимур стоял рядом с Софьей, и когда очередной салют озарил небо, она взяла его за руку.
— Красиво, правда?
— Угу, — он не убрал руку.
— Слушай, — она повернулась к нему, глаза блестели в отсветах огней, — тут рядом отель, где мой приятель работает. Может, возьмём ещё бутылку шампанского... продолжим праздник?
Сердце ёкнуло. Тимур понимал, что она имеет в виду. Понимал, что стоит на краю, что сейчас нужно сказать «нет», вызвать такси, поехать домой. К Оксане. К супу на плите и немому укору во взгляде.
— Давай, — услышал он свой голос. — Почему бы и нет.
Они шли по ночной Москве — декабрь был на удивление не колючий, ветер стих, и снег, который выпал несколько дней назад, уже успел подтаять. Софья смеялась, рассказывала какую-то историю про корпоративы прошлых лет, а Тимур слушал вполуха.
В голове крутилась одна мысль: «Что я делаю?»
Но останавливаться не хотелось. Хотелось просто идти вперёд, куда глаза глядят, не думая о последствиях, не взвешивая, не анализируя. Впервые за долгое время — просто жить.
Отель оказался небольшим, уютным, в переулке недалеко от набережной. Софья о чём-то пошепталась с администратором — кажется, они действительно были знакомы — и через минуту они уже поднимались в лифте на четвёртый этаж.
Номер. Дверь закрылась за ними. Тимур стоял посреди комнаты, разглядывая широкую кровать, окно с видом на огни города, торшер в углу.
— Ну что застыл? — Софья бросила сумочку на кресло, сняла туфли. — Включай музыку, доставай бокалы!
Он подошёл к мини-бару, достал шампанское. Руки дрожали — не от волнения, а от какого-то внутреннего напряжения, которое не отпускало. Софья обняла его сзади, прижалась.
— Расслабься, — прошептала она. — Мы же просто отдыхаем.
«Просто отдыхаем», — эхом откликнулось в голове. Только почему-то в этот момент перед глазами возник образ Оксаны — как она стояла сегодня у плиты, как вытирала руки о фартук, как тихо спросила про ужин.
Тимур резко обернулся, поцеловал Софью — грубо, требовательно, как будто пытался заглушить этот образ, стереть его из памяти. Она ответила, потянула его к кровати...
Утро. Голова раскалывалась, во рту — привкус вчерашнего алкоголя и горького разочарования в самом себе. Тимур открыл глаза и несколько секунд не мог понять, где находится. Белый потолок, чужие шторы, запах незнакомого постельного белья...
Софья спала рядом, отвернувшись к окну. Рыжие волосы рассыпались по подушке. Вчера она казалась воплощением свободы, сегодня — просто незнакомой женщиной в его временной постели.
Тимур осторожно встал, нашёл разбросанную одежду. Телефон показывал 7:43 и пятнадцать пропущенных от Оксаны. Последнее сообщение пришло в три ночи: «Ты где? Я волнуюсь».
Никаких истерик, никаких претензий. Просто «я волнуюсь». И от этих двух слов вдруг стало так мерзко, так тошно, что захотелось провалиться сквозь пол.
— Уходишь? — сонный голос Софьи заставил обернуться.
— Да, мне... на работу надо, — солгал он. Сегодня была суббота.
Она приподнялась на локте, посмотрела — без вчерашнего задора, почти равнодушно.
— Понятно. Ну... было приятно.
— Угу, — он натянул ботинки, не глядя на неё. — Слушай, давай это... между нами останется, ладно?
Софья усмехнулась.
— Я не из тех, кто треплется, не беспокойся. У самой жених есть, если что.
Он замер, глядя на неё.
— Жених?
— Ага. Полгода уже встречаемся. Хороший парень, правда, скучный немного, — она зевнула, потянулась. — Ну ты же понимаешь, иногда хочется чего-то другого. Встряхнуться.
Встряхнуться. Значит, для неё это было просто развлечение, способ разбавить серость будней. А для него?.. Тимур не знал ответа. Знал только, что сейчас нужно уйти отсюда как можно быстрее.
Дома было тихо. Оксана сидела на кухне с чашкой кофе, в старом халате, волосы собраны в небрежный пучок. Она подняла на него глаза — красные, опухшие. Видно, всю ночь не спала.
— Ты где был? — голос тихий, без агрессии. Просто вопрос.
— На корпоративе задержался, — он прошёл к раковине, налил воды, выпил залпом. — Потом к Вадиму поехали, у него день рождения скоро, обмывали заранее.
Ложь сыпалась легко, отработанно. Только вот смотреть на Оксану было невозможно.
— У Вадима день рождения в марте, — сказала она. — Ты рассказывал.
Тимур замер, стакан застыл в руке. Попался. Глупо, по-дурацки попался на простой детали.
— Я не помню уже, когда у кого... — попытался выкрутиться он. — Всё, Оксан, я устал, спать хочу.
Он двинулся к выходу из кухни, но она вдруг встала, преграждая путь.
— Скажи правду.
— Какую правду? — он повысил голос, включая привычную защиту — агрессию. — Что ты себе придумала?
— Ничего я не придумала, — её голос дрогнул, но она не отступила. — Просто хочу знать — ты был с кем-то?
Пауза затянулась. Можно было соврать, закрутить историю про Вадима, про внезапно пробитое колесо, про разряженный телефон. Но что-то внутри вдруг устало. Устало врать, изворачиваться, притворяться.
— А если был? — он посмотрел ей в глаза. — Что изменится?
Оксана побледнела. Вот оно — подтверждение её страхов, материализация ночных кошмаров. Она стояла, держась за спинку стула, и он видел, как дрожат её пальцы.
— Значит... правда, — прошептала она. — Господи, Тим...
— Не начинай, — он отвернулся. — Не устраивай сцен.
— Сцен?! — голос её сорвался. — Ты изменил мне, а я не должна устраивать сцен?!
— Ты сама виновата! — он развернулся, и весь накопившийся яд полился наружу. — Вечно ноешь, контролируешь, где я, с кем, во сколько! Превратила меня в затравленного зверя! Дома как в клетке — только и жди, когда ты с очередным упрёком подойдёшь!
— Я никогда... — слёзы покатились по её щекам. — Я просто хотела, чтобы мы были вместе, чтобы ты...
— Вот именно — ты хотела! А я что хочу — тебе всё равно! — он шагнул к ней, она отступила. — Мне тридцать три, Оксана, я не умер ещё! А с тобой чувствую себя стариком, которому осталось только телевизор смотреть по вечерам!
— Уходи, — вдруг тихо сказала она.
— Что?
— Уходи, — она вытерла слёзы ладонью. — Прямо сейчас. Собирай вещи и уходи.
Тимур растерялся. Он ожидал крика, истерики, битой посуды — но не этого холодного спокойствия.
— Ты серьёз...
— Уходи, — повторила она, и в голосе появилась сталь. — Я не буду жить с человеком, который меня предал. И который ещё обвиняет меня во всём. Уходи. Сейчас.
Он постоял, глядя на неё. Потом развернулся и пошёл в спальню собирать вещи.
Сумка оказалась тяжелее, чем он думал. Или это груз на душе так давил — непонятно. Тимур запихивал в неё рубашки, джинсы, зарядки от телефона. Руки действовали на автомате, а в голове крутилась одна мысль: «Как же я докатился до этого?»
Оксана стояла в дверях, наблюдая. Не помогала, не мешала — просто смотрела. И от этого взгляда становилось ещё хуже.
— Документы возьми, — сказала она ровным голосом. — И ключи оставь на столе.
— Оксан, может, не надо так... — он обернулся, попытался поймать её взгляд. — Давай успокоимся, поговорим нормально?
— О чём говорить? — она прислонилась к косяку. — Ты всё сказал уже. Я тебя в клетку загнала, контролирую, ною. А ты просто хотел жить, встряхнуться. С какой-то девицей в отеле. Всё правильно передала?
Сарказм резал слух. Тимур никогда не слышал, чтобы Оксана говорила таким тоном — жёстким, отстранённым, почти чужим.
— Я не это имел в виду...
— А что ты имел в виду? — она шагнула в комнату. — Что я плохая жена? Что не даю тебе свободы? Тим, я полгода молчала, когда ты стал приходить поздно. Молчала, когда перестал со мной разговаривать. Когда на выходных предпочитал встречи с друзьями, а не со мной. Я думала — переживёт, устал, работа. А оказалось — просто разлюбил.
Слово «разлюбил» повисло в воздухе. Тимур хотел возразить, сказать, что нет, что всё не так, что он просто запутался. Но слова застряли в горле.
— Я не... — начал он и осёкся.
Потому что это была правда. Он разлюбил. Когда именно — непонятно. Может, год назад, когда она предложила завести ребёнка, а он нашёл тысячу причин отложить. Может, раньше — когда перестал замечать, как она старается, готовит его любимые блюда, гладит рубашки, пытается быть рядом. Он просто перестал видеть её. А потом начал раздражаться от каждой мелочи.
— Вот и молчи, — Оксана отвернулась. — Собирайся давай.
Он закрыл сумку на молнию, взял в руки. Прошёл мимо неё в коридор, положил ключи на столик у зеркала. То самое зеркало, где четыре года назад они фотографировались в день новоселья — счастливые, влюблённые, с бокалами шампанского в руках.
— Я позвоню, — сказал он у двери. — Мы должны решить всё... документы, квартиру...
— Позвонишь, — кивнула она. — Через неделю. Раньше не надо.
Он вышел на лестничную площадку. Дверь закрылась за ним — не с грохотом, а тихо, почти деликатно. Это почему-то было страшнее любого хлопка.
Вадим приютил его в своей двушке на Полянке. Первые три дня Тимур просто существовал — ходил на работу, возвращался, пил пиво перед телевизором, спал на раскладушке в гостиной. Думать не хотелось. Чувствовать — тоже.
На четвёртый день Софья подошла к нему в курилке.
— Привет, — она улыбнулась натянуто. — Как дела?
— Нормально, — соврал он.
— Слушай, я тут подумала... может, созвонимся как-нибудь? Сходим куда-нибудь?
Тимур посмотрел на неё — яркую, ухоженную, в новом платье и с безупречным маникюром. Вспомнил тот вечер в отеле, утро после, её фразу про жениха. И вдруг понял — не хочет. Совсем не хочет.
— Нет, Соф. Спасибо, но нет.
Она пожала плечами.
— Ну как знаешь, — и ушла, цокая каблуками по линолеуму.
Вечером того же дня он набрал номер Оксаны. Долгие гудки, потом её голос — осторожный, настороженный:
— Да?
— Это я, — сказал Тимур и замолчал, не зная, как продолжить.
— Слушаю.
— Я... хотел сказать... — он сглотнул. — Прости. За всё. Я был полным ублюдком.
Пауза. Потом тихий смех — не весёлый, горький.
— Знаешь, Тим, спасибо за извинения. Правда. Но это ничего не меняет.
— Я понимаю, — он зажмурился. — Я не прошу вернуть всё назад. Просто хотел, чтобы ты знала — я осознаю, что натворил. И мне очень жаль.
— Мне тоже жаль, — ответила она. — Жаль, что мы так закончили. Жаль, что не смогли сохранить то, что было. Но знаешь... может, так и должно было случиться. Чтобы мы оба поняли — это конец.
— Наверное, — согласился он.
Они ещё немного поговорили — о квартире, о вещах, о том, что раздел имущества будет цивилизованным, без скандалов. Оксана была спокойна, даже как-то отстранённо-дружелюбна. Будто говорила с дальним знакомым, а не с человеком, с которым прожила несколько лет.
Когда разговор закончился, Тимур положил телефон на стол и сел, уткнувшись лицом в ладони. Не плакал — слёзы закончились ещё вчера. Просто сидел, осознавая масштаб разрухи, которую устроил собственными руками.
Квартира, работа, друзья — всё это осталось. А вот человек, который верил в него, любил, ждал — ушёл. И вернуть уже не получится.
Прошло два месяца
Февраль выдался морозным, злым. Тимур снял комнату у метро Проспект Вернадского, оформил развод — быстро, без претензий с обеих сторон. Оксана забрала свои вещи в один день, когда его не было дома. Оставила только записку на столе: «Будь счастлив».
Он не был счастлив. Но теперь хотя бы знал цену своим поступкам. И понимал — иногда свобода, которую так отчаянно ищешь, оборачивается просто пустотой. Холодной, неприкаянной, бесконечной.
А где-то в другом конце города Оксана начинала новую жизнь — без него, без упрёков, без надежды на то, что всё ещё можно исправить.
Каждый получил то, к чему шёл.