— Надя, ты опять забыла оплатить интернет? Совсем головой не думаешь!
Она стояла у раковины, руки в мыльной пене, и смотрела в окно на заснеженный двор. Голос Романа долетал из гостиной — недовольный, раздражённый, привычный. Надежда даже не обернулась.
— Оплатила вчера. Проверь входящие.
— Ага, проверил. И что я вижу? Квитанцию за прошлый месяц! А этот когда собираешься?
Она закрыла кран, вытерла руки полотенцем. Медленно. Очень медленно. Потому что если сделать это быстро, то придётся идти туда, в гостиную, где он развалился на диване с телефоном в руках. Где он сейчас покажет ей ту самую квитанцию, которую она точно оплатила. Или не оплатила? Боже, она правда не помнила.
— Сейчас посмотрю.
Надежде было пятьдесят один. Ровно год назад, в её день рождения, Роман подарил ей сковороду. Не шутя — сковороду с антипригарным покрытием, потому что старая, видите ли, уже поцарапалась. И улыбался при этом, будто преподнёс бриллиантовое колье.
— Надь, ты идёшь? Или мне самому все твои проблемы разгребать?
Она вошла в гостиную. Роман сидел, раскинувшись на диване — полноватый мужчина в мятой футболке, с залысинами и вечно недовольным выражением лица. Когда-то, двадцать пять лет назад, он казался ей принцем. Высокий, с густыми тёмными волосами, с улыбкой, от которой внутри всё переворачивалось. Он работал в банке, носил костюмы, дарил цветы. Говорил, что она — самая красивая.
Теперь он работал удалённо администратором какого-то сайта, костюмы пылились в шкафу, а цветы... Последний раз цветы она видела на восьмое марта три года назад. Увядшие гвоздики из ближайшего ларька.
— Давай сюда телефон, — Роман протянул руку. — Сейчас я тебе покажу, как надо платить по счетам.
Надежда молча достала телефон, открыла приложение банка. Платёж прошёл вчера вечером. Квитанция была там, на экране, с зелёной галочкой.
— Вот, — она показала.
Роман прищурился, посмотрел.
— А, ну да. Прошёл. Тогда почему интернет не работает?
— У тебя интернет не работает?
— Тормозит. Видео не грузится.
Она вздохнула. Тихо. Про себя. Чтобы он не услышал и не начал новую лекцию о том, как она постоянно недовольна.
— Может, просто связь плохая. У меня всё нормально грузится.
— Конечно, у тебя нормально! Ты ж там в своих цветочных магазинах сидишь, листаешь картинки. А мне для работы нужна нормальная скорость!
Надежда действительно работала. Удалённо, продавцом-консультантом в интернет-магазине комнатных растений. Принимала заказы, консультировала клиентов, составляла композиции. Зарабатывала не бог весть что — тридцать пять тысяч в месяц, но это были её деньги. Её маленькая независимость.
— Роман, я не виновата, что у тебя интернет тормозит.
— Ты вообще ни в чём не виновата, да? — он резко поднялся с дивана. — Я сколько тебе говорил — надо провайдера менять! Нормального провайдера! А ты всё: «Дорого, Рома, давай потом». Вот и получается — работать невозможно!
Она стояла посреди комнаты — невысокая женщина с короткой стрижкой, в домашних джинсах и сером свитере. Обычная. Незаметная. Из тех, кого в толпе не разглядишь. Мимо таких проходят, не оборачиваясь.
— Хорошо, — сказала Надежда. — Давай поменяем провайдера.
— Давай, давай! Только опять я буду звонить, я буду договариваться, я буду мастеров ждать. А ты куда? Ты, как всегда, в сторонке постоишь!
Внутри что-то дёрнулось. Мелко, почти неощутимо. Будто нитка натянулась.
— Я могу позвонить сама.
— Ты? — Роман усмехнулся. — Надя, ну ты же знаешь, как это бывает. Ты начнёшь тараторить, они тебе что-нибудь впарят, потом мне разбираться. Нет уж, я сам.
Она кивнула. Развернулась и пошла на кухню. Шаги глухие, тяжёлые. В висках стучало.
«Начнёт тараторить…»
Надежда остановилась у плиты, посмотрела на кастрюлю с супом. Варила с утра — овощной, лёгкий. Роман не любил овощной, он хотел мясной, жирный, наваристый. Но доктор сказал следить за холестерином. Пятьдесят три года, лишний вес, сидячая работа — букет, одним словом.
— Что на ужин? — голос из гостиной.
— Суп.
— Какой?
— Овощной.
Пауза. Тяжёлая, как камень.
— Снова овощной? Надя, ну сколько можно! Я не кролик, чтобы траву жевать!
Она налила себе кружку воды, сделала глоток. Холодная, из фильтра.
— Роман, врач сказал...
— Врач, врач! Один раз сходила к врачу, теперь меня как больного держишь! Я нормально себя чувствую!
— У тебя давление сто семьдесят на сто.
— Это от стресса! От того, что на работе аврал, а дома опять овощной суп!
Надежда поставила кружку на стол. Резко. Вода плеснула через край.
— Знаешь что, Роман? Свари себе сам! Мясной, жирный, какой хочешь!
Тишина. Он не ожидал. Она сама не ожидала. Обычно Надежда кивала, соглашалась, переваривала. Молча. Внутри.
Роман появился в дверях кухни. Лицо красное, глаза сузились.
— Что ты сказала?
— Я сказала — свари сам.
Он шагнул ближе. Медленно. Руки скрестил на груди.
— Совсем обнаглела, да? Работу удалённую нашла — и уже командовать начала?
— Я не командую. Я просто устала готовить то, что ты всё равно критикуешь.
— Критикую? — Роман усмехнулся. — Надежда, я просто хочу нормально поесть! Как все нормальные люди! Мясо, гарнир, не эту кроличью еду!
— Тогда готовь сам.
— Я работаю!
— Я тоже работаю!
— Ты?! — он рассмеялся. Громко, неприятно. — Ты работаешь? Надя, ты сидишь дома в пижаме, переписываешься с бабками про фикусы! Это не работа! Это хобби!
Нитка натянулась сильнее. Ещё чуть-чуть — и лопнет.
— Я зарабатываю деньги, — тихо сказала Надежда.
— Копейки! Ты зарабатываешь копейки! На эти деньги даже за квартиру не оплатишь! А кто всё тянет? Я! Кто ипотеку платит? Я! Кто вообще в этом доме мужик? Я!
— Рома...
— Что — Рома?! — он шагнул ещё ближе, почти вплотную. Надежда отступила к столу, спиной почувствовала край столешницы. — Ты хоть понимаешь, как выглядишь? Серая мышь! Никакая! В пятьдесят лет — никому не нужная! Я на тебя смотрю иногда и думаю — куда делась та Надя, на которой я женился?
Нитка лопнула.
— Ты неудачница по жизни! — Роман почти кричал теперь. — Серая мышь, никому не нужная в пятьдесят!
Слова повисли в воздухе. Тяжёлые, острые. Надежда стояла неподвижно, только сердце колотилось где-то в горле.
А потом...
Потом она улыбнулась.
Странно улыбнулась — без радости, без тепла. Просто губы растянулись, уголки приподнялись.
— Знаешь, Рома, — сказала она тихо, очень тихо, — ты прав.
Он моргнул.
— Что?
— Ты прав. Я серая мышь. Никому не нужная. Особенно тебе.
— Надя, я не то хотел...
— Нет-нет, ты именно это хотел сказать. И сказал. Хорошо сказал. Чётко.
Она взяла кружку со стола, допила воду. Посмотрела мужу в глаза.
— Я съезжаю.
— Что?!
— Я съезжаю. Завтра утром. К сестре, пока не найду квартиру.
Роман застыл. Рот приоткрыт, глаза распахнуты.
— Ты это... серьёзно?
— Абсолютно.
— Надь, да брось ты! Я погорячился! Мы ж семья!
— Семья, — повторила Надежда. — Двадцать пять лет. Ты знаешь, что я люблю больше всего, Рома?
Он молчал.
— Я люблю орхидеи. Фаленопсисы. Такие нежные, капризные. Помнишь, я хотела завести? Четыре года назад. А ты сказал — зачем, только пыль собирать. И я не завела. Я вообще много чего не сделала. Потому что ты сказал — зачем.
— Надя...
— Ещё я люблю море. Мечтала поехать на юг, хоть раз увидеть настоящее море. Не Крым, а куда-нибудь... в Грецию, например. Ты каждый раз говорил — дорого, потом. Мы так ни разу и не съездили.
Она прошла мимо него, к двери.
— А ещё знаешь что, Рома? Я очень долго боялась остаться одна. Думала — кому я нужна в пятьдесят? Серая мышь, как ты правильно заметил. А сегодня поняла — мне уже не страшно. Потому что хуже, чем сейчас, уже не будет.
Надежда поднялась в спальню. Достала из шкафа старую дорожную сумку, начала складывать вещи. Руки дрожали — не от страха, от чего-то другого. От предвкушения, что ли?
Роман поднялся следом. Стоял в дверях, смотрел.
— Ты не уйдёшь.
Она сложила свитер, джинсы, бельё.
— Уйду.
— Надя, ну не дури! Куда ты пойдёшь? У тебя же ничего нет!
— Есть, — она обернулась. — У меня есть я. Оказывается, этого достаточно.
Утром Надежда проснулась в квартире сестры. Однокомнатная хрущёвка на окраине, узкий балкон с видом на парковку, старый диван, на котором она провела ночь. Но здесь пахло свободой. Странно, но именно так — свободой и дешёвым освежителем воздуха.
— Кофе будешь? — сестра Оксана высунулась из кухни. Волосы растрёпаны, на лице следы от подушки. Ей было сорок семь, она работала медсестрой в районной поликлинике и жила одна после развода.
— Буду, — Надежда села, поправила съехавшее одеяло.
— Звонил кто-нибудь?
— Роман. Семь раз. Не брала.
Оксана кивнула, скрылась на кухне. Через минуту вернулась с двумя кружками.
— Слушай, а у тебя план какой-то есть?
— План? — Надежда обхватила кружку ладонями. Горячо. — Снять квартиру. Работать дальше. Жить.
— На тридцать пять тысяч квартиру не снимешь. Даже однушку.
— Найду подработку. Что-нибудь придумаю.
Телефон завибрировал. Снова Роман. Надежда сбросила вызов.
— Он приедет, — сказала Оксана. — Знаю я таких. Приедет, устроит сцену.
Но приехал не Роман.
Вечером в дверь позвонили. Оксана открыла, и на пороге возникла Тамара Фёдоровна — мать Романа. Семидесятитрёхлетняя женщина с крашеными рыжими волосами, в норковой шубе и с лицом, будто высеченным из камня.
— Где эта... — она окинула взглядом прихожую. — Надежда! Выходи!
Надежда вышла из комнаты. Спокойно, медленно.
— Здравствуйте, Тамара Фёдоровна.
— Здравствуйте! — свекровь прошла внутрь, даже не разуваясь. Каблуки стучали по линолеуму. — Ты вообще соображаешь, что творишь?! Из дома сбежала! Мужа бросила!
— Я не сбежала. Я ушла.
— Одно и то же! — Тамара Фёдоровна развернулась, ткнула пальцем в Надежду. — Двадцать пять лет он тебя на руках носил! Обеспечивал, кормил, одевал! А ты что? Из-за какой-то ссоры взяла и ушла?!
Оксана шагнула вперёд:
— Извините, а вы кто такая, чтобы врываться в чужую квартиру и орать?
— Я — его мать! И я имею право знать, почему моего сына бросили!
— Никто его не бросал, — тихо сказала Надежда. — Я просто устала.
— Устала?! — свекровь всплеснула руками. — От чего ты устала? От того, что дома сидела? От того, что мужу еду готовила? Да ты знаешь, сколько женщин мечтают о таком муже?!
— Тамара Фёдоровна...
— Молчать! Я ещё не закончила! — она подошла вплотную. Резкий запах дорогих духов ударил в нос. — Ты думаешь, в твоём возрасте кто-то тебя возьмёт? Думаешь, найдёшь лучше? Так вот, не найдёшь! Потому что ты никто! Серая, блёклая, никакая! Мой Ромочка из жалости с тобой был!
Что-то щёлкнуло внутри. Негромко, но отчётливо.
— Выйдите, — сказала Надежда.
— Что?!
— Я сказала — выйдите. Из квартиры. Сейчас же.
Тамара Фёдоровна побагровела.
— Ты мне ещё указывать будешь?! Да я...
— Вы всё сказали. Теперь уходите. Или я вызову полицию.
Свекровь развернулась, прошлась по прихожей туда-сюда. Остановилась, обернулась.
— Хорошо. Уходи. Живи, как хочешь. Только учти — к Роме ты больше не вернёшься. Я прослежу. У нас связи есть, у нас знакомые. Работу тебе найти помогу — такую, что сама на коленях поползёшь обратно. А квартиру мы переоформим. На Рому. Это его собственность, он платил ипотеку!
— Я тоже платила, — Надежда шагнула ближе. — Десять лет. С моей зарплаты по десять тысяч ежемесячно уходило. Чеки есть.
— Докажи ещё.
— Докажу.
Тамара Фёдоровна усмехнулась, натянула перчатки.
— Посмотрим. Увидимся в суде, дорогуша.
Дверь хлопнула. Оксана выдохнула, прислонилась к стене.
— Вот это да...
Надежда молчала. Руки дрожали, но не от страха. От злости. От того, что все эти годы она слушала, кивала, терпела. А теперь...
Телефон снова завибрировал. Сообщение от неизвестного номера:
«Привет, неудачница. Слышал, ты от Ромки сбежала. Давай встретимся, поговорим. Может, я тебе работёнку найду. Хорошую. Ты ж любишь цветочки? Я как раз ищу продавщицу. Правда, условия особые. Игорь».
Игорь. Двоюродный брат Романа. Жирный, потный, с вечно влажными ладонями и взглядом, от которого хотелось в душ. Он всегда смотрел на Надежду как на товар. Раздевал глазами. Роман смеялся — мол, Игорёк шутит, не обращай внимания.
Надежда удалила сообщение. Заблокировала номер.
— Что там? — спросила Оксана.
— Ничего. Спам.
Но вечером пришло письмо на почту. От кадровой службы интернет-магазина, где она работала:
«Уважаемая Надежда! Сообщаем, что в связи с сокращением штата ваша должность упраздняется. Расчёт будет произведён в течение двух недель. Спасибо за работу».
Надежда перечитала письмо три раза. Потом открыла чат с руководительницей, Евгенией. Написала:
«Женя, это правда?»
Ответ пришёл почти сразу:
«Прости, Надь. Решение сверху. Ничем не могу помочь».
А через час — ещё одно сообщение, уже личное:
«Слушай, у нас тут странно всё вышло. Звонил какой-то мужчина, представился твоим родственником. Сказал, что у тебя проблемы психологические, что ты неадекватная. Руководство перепугалось. Прости».
Надежда положила телефон на стол. Посмотрела в окно. Темнота, фонари, падающий снег.
«Так вот как», — подумала она.
Оксана села рядом, обняла за плечи.
— Что случилось?
— Меня уволили.
— За что?!
— За то, что посмела уйти.
Но Надежда не плакала. Странное дело — слёз не было. Только холод внутри. И решимость. Твёрдая, как камень.
— Окс, — она повернулась к сестре. — У тебя есть знакомые юристы?
— Есть один. Хороший.
— Позвони ему. Завтра же. Мне нужна консультация.
— По разводу?
— По всему, — Надежда улыбнулась. Впервые за этот день. — По разводу, по разделу имущества, по незаконному увольнению. По всему сразу.
Но он ошибался.
Прошёл год
Надежда сидела в своей маленькой квартире-студии на седьмом этаже. Панорамное окно, вид на парк, белые стены, минимум мебели. На подоконнике — три орхидеи. Фаленопсисы, нежно-розовые, с капельками росы на лепестках.
Она работала онлайн-консультантом по комнатным растениям. Собственное дело, собственный сайт, клиенты по всей стране. Зарабатывала семьдесят тысяч. Иногда больше.
Суд по разделу имущества она выиграла. Половина квартиры, компенсация за ипотеку, моральный ущерб. Адвокат оказался толковым — нашёл все чеки, все переводы, все доказательства. Роман пытался давить, Тамара Фёдоровна таскала справки о якобы психических расстройствах Надежды, Игорь вообще пытался подкупить свидетелей.
Не вышло.
А ещё Надежда съездила в Грецию. В сентябре, когда туристов мало и море тёплое. Неделю жила в маленьком отеле на Крите, плавала, читала, пила кофе на террасе. Впервые за тридцать лет — просто жила.
Телефон завибрировал. Неизвестный номер. Надежда взяла трубку.
— Алло?
— Надя... это я.
Голос Романа. Осипший, тихий. Совсем не такой, каким она его помнила.
— Здравствуй, Роман.
— Можно мне... можно к тебе приехать? Поговорить надо.
Она посмотрела на орхидеи, на закат за окном.
— Зачем?
— Надь, я... я понял. Всё понял. Я был неправ. Совсем неправ.
— Роман...
— Дай мне шанс! Пожалуйста! Я изменился! Мать я послал, с Игорем не общаюсь, работу нормальную нашёл. Я готов... готов всё исправить. Вернуться к тебе. Начать заново.
Надежда закрыла глаза. Год назад она бы заплакала. Обрадовалась. Поверила.
Сейчас она просто устала.
— Роман, мне не нужен шанс.
— Что?
— Я не хочу возвращаться. Не хочу начинать заново. Мне хорошо одной.
— Надь, но я люблю тебя!
— Ты любишь удобство. Любишь, когда кто-то готовит, убирает, терпит. А я больше не хочу быть удобной.
— Я на коленях приползу! Слышишь? Я сделаю всё, что угодно!
Она открыла глаза. За окном догорал закат — алый, огненный, красивый.
— Знаешь, Рома, ты когда-то сказал, что я серая мышь. Никому не нужная. И я поверила. Целый год я повторяла себе эти слова. А потом поняла — ты ошибся. Я не серая. Я просто была невидимой. Для тебя. Но не для себя.
— Надя...
— Не звони больше. Прошу. Живи своей жизнью. Я буду жить своей.
Она положила трубку. Встала, подошла к орхидеям. Полила из маленькой леечки, протёрла листья влажной салфеткой.
Телефон снова завибрировал. Сообщение:
«Надюша, я приеду. Мы всё обсудим. Я докажу».
Надежда заблокировала номер. Улыбнулась.
Нет, Роман. Ты ничего не докажешь. Потому что мне больше ничего не нужно доказывать. Ни тебе, ни себе.
Она села на диван, открыла ноутбук. Новый заказ — композиция из суккулентов для офиса. Надежда включила музыку, начала работать.
За окном опускалась ночь. В квартире пахло орхидеями и свободой.
А где-то в другом конце города мужчина средних лет сидел в пустой квартире и смотрел на телефон. Ждал ответа. Верил, что она передумает.
Но Надежда не передумала.
Она просто научилась жить.