Вьюга начиналась с тихой предательской нежности. Сначала снежинки кружили лениво, словно не решаясь упасть, а потом их становилось всё больше и больше. Артем, прилипший лбом к холодному стеклу, смотрел, как белый пух засыпает старые гаражи в конце двора.
— Опять до ночи торчать будет, — вздохнула мама, протирая стол. — Компьютер бы забрать...
— Я и не за компьютером, — отозвался Артем, не отрываясь от окна.
Он ждал. Вчера, когда он возвращался из школы короткой дорогой через гаражный кооператив, он увидел Её. Сидела между рыжим «Запорожцем» и бетонным забором, большая, лохматая, с печальными карими глазами. Артем замедлил шаг. Пес — нет, это явно была большая собака — не зарычал, только грустно махнул хвостом по грязному снегу. На шее болтался облезлый коричневый ошейник без бирки.
— Привет, — осторожно сказал Артем.
Собака издала короткий звук, не то скулеж, не то стон, и тыкнула холодным носом в его протянутую ладонь. Она была теплая и очень большая. Артем гладил ее по огромной голове, а она закрывала глаза, будто боялась, что это сон.
— Ты потерялась?
Никакого ответа, кроме нового, благодарного тычка носом в рукав. Артем вытащил из рюкзака половинку яблока, которую не доел на перемене. Собака вежливо взяла угощение, но было видно — она хочет не яблока. Она хочет дома.
— Меня Артем зовут. А тебя?
Он внимательно осмотрел ошейник. Ни имени, ни телефона. Только стертая надпись: «...кий участок». И все.
— Ладно, я тебя как-нибудь назову. Барсиком. Барсик — это хорошо. Ты только тут сиди, я тебе поесть принесу.
Он принес ей вечером три сосиски из холодильника и миску с водой. Барсик — теперь он думал о нем только так — съел всё с благородной скоростью, не хватая, а аккуратно беря с руки, и вылакал воду. Артем просидел с ним почти час, пока не стемнело и мама не позвонила на мобильный.
— Ты где? Ужинать иди!
— Иду! — крикнул он в трубку. — Я… с Колей на горке.
— Сейчас же домой!
Он обещал Барсику, что завтра вернется, и побежал, чувствуя на спине тяжелый, преданный взгляд.
И вот это «завтра» настало. Снег валил уже плотной стеной. Артем видел сквозь метель контур гаражей. Там сейчас холодно. Очень холодно.
— Мам, — сказал он, отворачиваясь от окна. — Там собака. У гаражей. Замерзнет же.
Мама отложила тряпку, посмотрела на него с тем выражением, которое бывало перед долгой лекцией о выдумках.
— Собака? Какая собака? Бродячая, значит. У нее шерсть есть, не замерзнет.
— Нет, она не бродячая! У нее ошейник. Она добрая. Она… она плакала вчера.
— Артем, перестань, — мягче сказала мама. — У каждого бродячего пса печальные глаза. Нельзя всех домой тащить. Ужинать будем, папа скоро придет.
Но в голове у Артема крутилась одна картинка: огромная, добрая собака, вся в снегу, одна у холодного железа гаража. Он не мог.
Он молча натянул куртку, стал засовывать ноги в сапоги.
— Ты куда? Артем!
— Я… воздухом подышу. Минутку.
Он выскочил в подъезд, захлопнув дверь, прежде чем мама успела что-то сказать. Ветер со снегом ударил его в лицо. Он побежал, подтягивая капюшон.
Барсик сидел на том же месте. На его спине и голове лежала шапка из снега. Он не лаял, не скулил. Он просто сидел и ждал. Увидев Артема, он встал, отряхнулся, и снежная пыль окутала его, как облако. Хвост забил по бокам.
— Иди сюда, — сказал Артем, приседая на корточки.
Собака подошла и уперлась лбом ему в грудь, чуть не свалив с ног. Артем обнял ее за шею. Она была холодная и мокрая.
— Все, — прошептал он. — Все, пошли. Домой.
Путь обратно занял минут десять. Барсик шел рядом, аккуратно ступая огромными лапами, иногда останавливаясь, чтобы обнюхать сугроб. Он казался таким уверенным, будто всегда шел рядом с этим мальчишкой. Артем чувствовал смесь восторга и ужаса. Он вел домой слона. Теплого, доброго, мокрого слона.
Он открыл дверь квартиры ключом.
— Мам, пап, можно он переночует? Он же совсем замерз.
В прихожую из кухни вышла мама, вытирая руки о полотенце. Ее глаза округлились. Из-за ее спины появился папа с газетой в руках. Газета медленно поплыла на пол.
На пороге, занимая собой почти всю прихожую, стоял Барсик. С него на чистый пол капала талая вода, образуя лужицы. Он вежливо вилял хвостом, задевая им вешалку с куртками.
— Артем, это не котенок! — выдавила из себя мама. — Это лошадь домашняя! Откуда ты его вообще взял?
— Он сидел у гаража и плакал, — упрямо повторил Артем, кладя руку на голову собаки. — Тише, Барсик, всё будет хорошо.
— Его зовут Барсик? — папа нашел дар речи. Он подошел ближе, осторожно. — Артем, ты в своем уме? Это сенбернар, породистая собака, посмотри на его размер! Он, простите, где будет ночевать? В ванной? Она с ним не поместится!
— На ковре в зале, — быстро предложил Артем. — Он очень чистый. И добрый. Посмотрите.
Барсик, как будто поняв, что о нем говорят, сел, демонстрируя образцовое поведение. Он даже не попытался облизать папе руку, только снова помахал хвостом.
— Нет, — твердо сказала мама. Ее испуг сменился материнской решимостью. — Нет, Артем. Ты что, думал, мы разрешим оставить эту… эту гору шерсти? У нее, наверное, блохи, глисты! И она чья-то! Люди переживают!
— Так она потерялась! Мы же не можем ее выгнать обратно в метель!
— Мы можем и должны, — сказал папа, уже более спокойно. — Сын, я понимаю, ты добрый. Но это не щенок. Это взрослая собака. Ее хозяин наверняка ищет. Нам нужно сообщить куда следует. В службу отлова.
— В ОТЛОВ? — голос Артема дрогнул. — Ее же усыпят тогда! Нет!
— Никто ее не усыпляет сразу, — попыталась смягчить мама. — Ее поместят в приют, хозяин найдется...
— Она замерзнет в приюте! Она ждала меня! — В глазах у Артема выступили предательские слезы. Он ненавидел себя за них, но не мог сдержать. — Вы просто не хотите помочь!
— Артем, это решение взрослых, — голос папы стал строгим. — Ты не спросил разрешения, привел в дом огромное животное. Ты понимаешь, что его нужно кормить? Выгуливать? Убирать за ним? Это не игрушка!
— Я все буду делать сам! Я обещаю! Я буду из своих карманных корм покупать!
— Хватит, — мама подошла и взяла его за плечо. — Спор окончен. Ты сейчас берешь поводок… чем ты его поведешь? Ладно, ведешь эту собаку обратно туда, где взял. Или к подъезду. А завтра утром, если она там будет, мы вызовем специальных людей. Они разберутся.
Артем посмотрел на Барсика. Тот, уловив напряженные ноты в голосах, перестал вилять хвостом. Он смотрел на мальчика своими умными, грустными глазами, полными абсолютного доверия.
В Артеме что-то перевернулось. Это было несправедливо. Это было предательство. Он привел друга, пообещал ему тепло, а теперь его выгоняют обратно в снежную ночь.
— Нет, — тихо сказал Артем.
— Что?
— Я не выгоню его.
Папа вздохнул, пожимая переносицу.
— Артем, не упрямься. Сейчас же...
— Тогда мы просто пойдем погуляем, — перебил его Артем. Его голос звучал странно спокойно. — Надолго.
Он резко нагнулся, натянул на ногу не до конца застегнутый сапог, и потянул за поводок, который все еще был пристегнут к ошейнику. Барсик послушно поднялся.
— Артем, стой! Куда ты?! — закричала мама.
Но мальчик уже выскочил на лестничную площадку, держа за собой огромную собаку. Дверь захлопнулась, заглушая крики родителей. Он бежал вниз по ступенькам, по пяти сразу, а Барсик легко скакал за ним.
Он выбежал на улицу. Метель теперь выла по-настоящему. Снег слепил глаза. Он не думал, куда идти. Он просто шел вперед, держась за теплый ошейник друга, подальше от предательства, от несправедливости, от взрослых, которые все понимали неправильно.
— Мы просто погуляем, — сказал он вслух собаке. — Просто погуляем, пока они не одумаются.
Барсик одобрительно тыкнул его носом в бок, как будто говоря: «Куда угодно, только вместе».
Они свернули за угол, прошли мимо знакомой детской площадки с засыпанными снегом горками, мимо темных окон магазина. Артем знал этот район как свои пять пальцев. Они шли все дальше, к большому лесопарку, который начинался за автостоянкой. Там было тихо и много снега. Там можно было подумать.
Снег падал, затягивая их следы почти сразу. Фонари светили тускло, создавая в воздухе миллионы белых колючих звезд. Артем не заметил, как прошел шлагбаум, обозначавший вход в парк. Он шел по знакомой асфальтовой дорожке, которая теперь была просто мягким белым полотном. Елка, старая береза, скамейка под сугробом… Все знакомое, родное. Но в метель, в темноте, оно казалось другим. Чужим.
— Ничего, — прошептал Артем. — Мы тут часто гуляли с папой. Я все помню.
Он решил свернуть на одну из боковых тропинок, чтобы уйти подальше от возможных прохожих. Тропинка виляла между высоких сосен. Снега здесь было по колено Барсику и почти по пояс Артему. Идти стало тяжело.
— Давай отдохнем, — сказал мальчик, протирая оледеневшие ресницы.
Он нашел пень, сгреб с него снег рукой в варежке и сел. Барсик лег у его ног, положив тяжелую голову ему на колени, и вздохнул. Было тихо. Слишком тихо. Не слышно было машин, не было видно огней домов. Только вой ветра в вершинах сосен да хруст снега под лапами собаки.
— Мы недалеко зашли, правда? — спросил Артем у своего друга.
Барсик только вздохнул снова.
Артем вытащил из кармана телефон. Экрана почти не было видно из-за налипшего снега. Он стер его рукавом. Одна палочка антенны мигнула и исчезла. В лесу не было сети. И батарея светилась красным — 2%. Он забыл зарядить его утром.
В животе неприятно засосало. От обиды и адреналина он не заметил, как проголодался. Барсик тоже, наверное, голодный. А с собой — ничего.
— Ничего, — сказал он себе снова, но голос уже звучал неуверенно. — Сейчас встанем и пойдем обратно. Просто по своим следам.
Он поднялся и огляделся. Белый снег. Черные стволы деревьев. Белый снег. Его собственные следы, глубокие и четкие, вели сюда. Но куда идти назад? Тропинка раздваивалась. Он пришел с левой или с правой?
— Барсик, домой, — скомандовал он, пытаясь звучать уверенно.
Собака подняла голову, посмотрела на него, потом медленно обвела взглядом снежную чащу. Она встала, понюхала воздух, покрутила головой. Казалось, она не понимала команды. Или не знала, где этот дом.
— Ладно, — сказал Артем, и в его голосе впервые прозвучал страх. — Ладно, пойдем… пойдем вот туда.
Он выбрал направление наугад и зашагал, с трудом выдергивая ноги из сугроба. Барсик послушно поплелся за ним. Они шли десять минут, двадцать. Деревья не кончались. Тропинка то появлялась, то пропадала. Огней не было. Только мрак, белизна и пронизывающий холод, который начал пробираться даже сквозь теплую куртку.
Артем остановился, тяжело дыша. Сердце колотилось где-то в горле. Он понял. Понял ясно и четко, как будто кто-то вылил ему за шиворот ледяной воды.
Они потерялись.
Он, девятилетний Артем, который знал этот парк как свои пять пальцев, потерялся в пятнадцати минутах ходьбы от дома. И с ним была огромная собака, которой он обещал спасти.
— Мама… Папа… — вырвался у него шепот.
Барсик, почуяв его панику, подошел вплотную и снова уперся лбом в его бок, как бы говоря: «Я тут. Мы вместе».
Но от этого теплого прикосновения Артему стало еще страшнее. Он был ответственным. За них обоих. А батарея телефона, на которой теплилась последняя надежда, мигнула красным предупреждением и погасла. Экран стал черным и безжизненным.
Темнота сомкнулась вокруг них окончательно. Ветер стих, и в наступившей тишине было слышно только их дыхание — частое, мальчишечье, и тяжелое, собачье. А впереди, за поворотом едва заметной тропы, среди черных стволов, что-то слабо и зеленовато блеснуло. Словно два маленьких, холодных огонька, на мгновение поймавших отблеск далекого, невидимого света.
---
Те самые два огонька мигнули и пропали. Артем замер, вцепившись в шерсть на загривке Барсика. Собака не рычала, что было странно. Она просто вытянула шею, напряглась, внимательно всматриваясь в темноту, и тихо, предупреждающе тявкнула – негромко, но твердо.
— Кто там? — шепотом позвал Артем, и голос его дрогнул.
В ответ – только шорох. Легкий, как падение комка снега с ветки. Или как чья-то осторожная поступь. Огоньки не появлялись снова. Может, ему показалось? Может, это был отблеск льда на коре? Но ощущение, что за ними наблюдают, не отпускало.
— Барсик, идем, — прошептал Артем, уже не думая о том, куда. Главное – подальше отсюда.
Он повернулся и, не разбирая дороги, потащил собаку за собой вглубь леса, в сторону от того места. Ноги вязли в снегу, ветки хлестали по лицу, но страх придавал сил. Они шли, спотыкаясь, еще минут десять, пока Артем не наткнулся грудью на что-то большое, темное и заснеженное. Он отшатнулся, но это была не живая тварь, а огромный поваленный ствол сосны, прикрытый сверху пластом снега. Образовался своего рода навес, небольшая пещера из дерева и снега, метра полтора в глубину.
— Вот, — с облегчением выдохнул Артем. — Здесь можно.
Он залез под навес, на четвереньки, увлекая за собой Барсика. Там было тесно, пахло сырой древесиной и хвоей, но почти не было ветра и падающего снега. С потолка их импровизированного укрытия свисали длинные ледяные сосульки, но под ногами лежал сухой хворост и прошлогодний мох. Артем сгреб его в кучу, чтобы было помягче, и рухнул на него, прислонившись спиной к шершавому стволу. Силы покидали его. Страх, холод, усталость – все навалилось разом. Он чувствовал, как дрожь пробегает по телу мелкими судорогами.
— Вот и погуляли, — сказал он вслух, и голос его прозвучал хрипло и чужим. — Красота.
Барсик устроился рядом, заполнив собой почти все свободное пространство. Он тяжело дышали, выпуская в темноту белые клубы пара. Потом вдруг развернулся и лег не рядом, а поперек входа в их убежище, спиной к Артему, мордой к лесу. Как страж. Как живой щит между мальчиком и всем темным, незнакомым миром снаружи.
— Ты что делаешь? — удивленно спросил Артем.
Собака обернулась, лизнула его варежку коротким, теплым языком, и снова уставилась в ночь. И тогда Артем понял. Она их охраняет. Она взяла на себя эту работу.
Глаза снова намочились – теперь не от обиды, а от чего-то такого теплого и щемящего, что перехватило дыхание. Он обнял собаку за толстую шею, прижался лицом к ее холодной, слегка заиндевевшей шерсти.
— Спасибо, — прошептал он. — Просто спасибо, что ты есть.
Он сидел так, прижавшись к своему гигантскому другу, и постепенно дрожь стала утихать. От собаки исходило такое плотное, спокойное тепло, будто у него за спиной была не шерстяная гора, а живая печка. Артем закрыл глаза. В голове крутились мысли о доме. О том, как сейчас там мама и папа. Они, наверное, уже ищут его. Кричат во дворе, обзванивают всех. Папа, наверное, уже побежал в полицию. Мама плачет. Ему стало до боли стыдно. И страшно. Но теперь этот страх был другого рода – не за себя, а за них. Он представил их лица, и комок встал в горле.
Продолжение следует!
Понравилась история? В таком случае можете поддержать Вику, нашего автора, ДОНАТОМ! Жмите на черный баннер ниже:
Читайте и другие наши истории:
Пожалуйста, оставьте хотя бы пару слов нашему автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы ничего не пропустить и дальше. Виктория будет вне себя от счастья и внимания!
Можете скинуть ДОНАТ, нажав на кнопку ПОДДЕРЖАТЬ - это ей для вдохновения. Благодарим, желаем приятного дня или вечера, крепкого здоровья и счастья, наши друзья!)