Лидия Сергеевна всегда считала себя терпеливой. Тридцать лет в браке с Олегом научили её многому, но главное — искусству компромисса. Свекровь, Валентина Фёдоровна, жила в другом конце города, и это расстояние казалось идеальным буфером для семейного счастья.
Олег был единственным сыном, и мать относилась к нему с той удушающей любовью, которая не оставляет места для других женщин. Лидия смирилась с этим давно. Она пропускала мимо ушей язвительные замечания о «пересоленном» борще и «недостаточно белых» рубашках, сохраняя худой мир.
В субботу утром они с Олегом завтракали, когда раздался звонок в дверь. На пороге стояла Валентина Фёдоровна с двумя объемными сумками и решительным выражением лица.
— Мам? Ты чего без звонка? — Олег поперхнулся кофе.
— А я к вам не в гости, я с новостями! — заявила свекровь, по-хозяйски проходя в коридор. — Квартирантов я пустила. Студентов. Платят хорошо, мне прибавка к пенсии не помешает. А жить я буду у вас.
Лида почувствовала, как пол уходит из-под ног.
— Валентина Фёдоровна, подождите, — голос Лиды дрогнул. — Как это — жить у нас? Такие вещи нужно обсуждать заранее.
— А что обсуждать? — удивилась свекровь, снимая пальто. — Квартира у вас трехкомнатная, места полно. Одной мне в четырех стенах тоскливо, давление скачет. А тут я под присмотром, и вам помощь по хозяйству. И лишняя копейка в семью. Всё продумано.
Олег сидел за столом, обхватив голову руками. Он не смел возразить матери, но и взгляд жены ловил с ужасом.
— Мам, ну правда... Это как-то неожиданно. У нас свой уклад...
— Уклад у них! — фыркнула Валентина Фёдоровна. — Ничего, потеснитесь. Мать не чужая.
Первая неделя показала, что «помощь по хозяйству» в понимании свекрови — это тотальный контроль. Валентина Фёдоровна вставала в шесть утра. Грохот кастрюль будил Лидию, привыкшую вставать в семь.
Вещи начали «мигрировать». Лида находила свои кремы не на полке в ванной, а в коробке под раковиной («чтобы глаза не мозолили»), а любимую кружку — в глубине шкафа («со сколом она, примета плохая»).
Пик наступил через две недели. Вернувшись с работы, Лида обнаружила, что в гостиной нет её штор — плотных, бежевых, идеально подобранных под интерьер. Вместо них висели какие-то аляповатые занавески в цветочек.
— Валентина Фёдоровна, где мои шторы? — Лида с трудом сдерживала бешенство.
— В кладовку убрала. Мрачные они, как в склепе. А эти я у себя в комоде нашла, весёленькие, сразу комната заиграла.
— Это мой дом, и шторы здесь вешаю я! — впервые за тридцать лет Лида повысила голос.
— Твой дом? — свекровь поджала губы. — Квартиру эту Олег получал, между прочим. А ты пришла на всё готовое. И вообще, неблагодарная ты. Я вам деньги с аренды откладываю, а ты из-за тряпок скандалишь.
Вечером Лида попыталась поговорить с мужем.
— Олег, это невыносимо. Она меня выживает. Шторы — это последняя капля.
— Лид, ну потерпи. Она же хотела как лучше... — Олег выглядел виноватым, но беспомощным. — Куда я её сейчас дену? Там жильцы, договор подписан на год.
— Значит, расторгай договор. Или снимай ей другую квартиру.
— Она обидится. Скажет, что мы её выгнали. Лид, она старый человек...
Лида поняла: помощи ждать неоткуда. Олег, при всей любви к жене, не мог переступить через психологический барьер страха перед матерью.
На следующий день Лида взяла отгул. Она не пошла в банк за мифической ипотекой. Она поступила проще и прагматичнее. У неё была своя «подушка безопасности» — премия за годовой проект и накопления, которые она держала на личном счете.
Лида обошла район и нашла приличную однокомнатную квартиру в соседнем квартале. Чистую, с мебелью, на втором этаже. Подписала договор аренды, оплатила первый месяц и залог, и получила ключи.
Вечером она ждала Олега с работы. Разговор состоялся на кухне, пока Валентина Фёдоровна смотрела сериал в гостиной на полной громкости.
— Олег, садись.
Она положила перед ним связку ключей.
— Что это?
— Это ключи от квартиры. Соседний дом, второй этаж. Я оплатила аренду на два месяца вперед.
Олег побледнел.
— Лида, ты... Ты хочешь, чтобы я отселил маму?
— Нет, Олег. Я хочу, чтобы ты выбрал. В этой квартире будет жить твоя мама. А вот кто останется здесь — решай сам. Либо ты перевозишь туда Валентину Фёдоровну завтра же, либо я собираю вещи и переезжаю туда сама. Жить в этом аду я больше не буду.
— Ты уйдешь от меня? Из-за мамы?
— Не из-за мамы. А из-за того, что ты позволяешь ей разрушать мою жизнь и мои границы. Я люблю тебя, но себя я тоже уважаю. У тебя время до утра.
Это была самая длинная ночь в их жизни. Из-за закрытой двери гостиной доносились голоса — сначала тихие, потом срывающиеся на крик, потом рыдания. Олег впервые в жизни держал оборону. Аргумент Лидии про «я уйду сама» стал для него тем самым холодным душем, который привел его в чувство.
Утром Валентина Фёдоровна вышла на кухню с заплаканными глазами и плотно сжатыми губами. Она молча начала собирать свои сумки.
— Вы меня выгоняете, — бросила она Лидии, не глядя ей в глаза. — Как собаку.
— Никто вас не выгоняет, — спокойно ответила Лида. — Мы сняли вам прекрасную квартиру рядом. Вы будете жить самостоятельно, получать свои деньги с аренды той квартиры, а мы будем помогать. Но у нас своя семья, Валентина Фёдоровна. И хозяйка на этой кухне одна.
Переезд состоялся. Отношения, конечно, не стали сказочными. Первые два месяца Валентина Фёдоровна демонстративно «болела», звонила сыну каждый час и жаловалась на жесткий матрас, шумных соседей и черствость невестки. Лида не вмешивалась, позволив Олегу самому разруливать эти жалобы, но твердо стояла на своем: назад дороги нет.
Постепенно буря улеглась. Валентина Фёдоровна, будучи женщиной деятельной, не смогла долго сидеть в изоляции. Она перезнакомилась с соседками на лавочке у нового подъезда, нашла, кому жаловаться на жизнь, и даже записалась в местный клуб пенсионеров — не рисовать пейзажи, конечно, но обсуждать политику и цены на ЖКХ.
Полгода спустя они пришли к ней в гости. Квартира была чистой, на окнах висели те самые «веселенькие» шторы, которые она забрала с собой.
— Чай будете? — сухо спросила свекровь. — Пирог купила. Самой печь настроения нет.
Она не стала «другой», не полюбила Лидию и не признала своих ошибок вслух. Но в её взгляде появилось что-то новое — уважение силы. Она поняла, что Лида — это не бессловесное приложение к сыну, а стена, которую не пробить истериками.
Вечером, возвращаясь домой, Олег взял Лидию за руку.
— Спасибо, что не ушла тогда. И что взяла всё в свои руки. Я бы сам, наверное, так и не решился.
— Решился бы, — улыбнулась Лида. — Просто тебе нужен был стимул.
Они вернулись в свою тихую квартиру. На окнах висели бежевые шторы. И это было главное — не шторы сами по себе, а право выбирать, какого цвета будет твоя жизнь.
Рекомендую почитать: