Часть 1. Кухня в тонах холодного кашемира
— Когда будем переписывать на меня долю в твоей квартире? — спросил муж у жены и протянул ей документы, небрежно бросив тонкую папку на мраморную столешницу.
Звук шлепка бумаги о камень показался Елене оглушительным, словно выстрел стартового пистолета, возвещающий о начале гонки, в которой она не собиралась участвовать. Вечернее солнце, пробивающееся сквозь жалюзи, чертило на лице Тимофея полосы, делая его правильные, почти античные черты хищными. Он стоял, опираясь бедром о кухонный остров, и с аппетитом дожевывал стейк, который она готовила полтора часа. Пожарный, герой, красавец — он привык брать от жизни всё, считая это своей законной данью за риск и мужество.
Елена, до этого момента наслаждавшаяся тишиной вечера после тяжелой недели собеседований и кадровых перестановок, медленно отложила вилку. В её работе HR-директора крупного холдинга умение держать лицо было так же необходимо, как умение дышать. Но сейчас воздух в лёгких предательски застыл.
— Прости, я не ослышалась? — её голос прозвучал ровно, хотя внутри начинал закипать тёмный, густой вар обиды. — Ты говоришь о квартире, которую мне подарили родители за пять лет до нашего знакомства?
Тимофей усмехнулся, отправляя в рот кусок болгарского перца. Его самоуверенность была настолько плотной, что её можно было резать ножом.
— Лен, ну хватит эти формальности. Мы семья уже три года. Я вкладываюсь в этот дом, я тут живу, я, в конце концов, делаю твою жизнь безопасной. А я чувствую себя тут гостем. Птичьи права, понимаешь? Это унижает мужское достоинство. Я хочу гарантий. Хочу чувствовать, что это и мой дом тоже. По закону справедливости, а не по бумажкам.
Елена посмотрела на свои руки. Идеальный маникюр, тонкие пальцы, привыкшие перебирать резюме, решая судьбы топ-менеджеров. Она вспомнила, как «вкладывался» Тимофей: купил кофемашину (которую сам же и сломал через месяц) и повесил полку в прихожей, при этом просверлив проводку, так что пришлось вызывать электрика. Весь быт, ремонт, налоги, продукты — всё лежало на её плечах и её карте. Его зарплата пожарного, хоть и достойная, чудесным образом растворялась на «обслуживание машины» (её старого внедорожника, который он забрал себе), на спортпит и бесконечные встречи с друзьями.
— Ты хочешь половину? — уточнила она, поднимая на него взгляд. В её глазах зажегся холодный огонёк, но Тимофей, занятый самолюбованием, этого не заметил.
— Ну конечно. Дарственная. Самый простой вариант, налогом не облагается между супругами. Я уже всё узнал, подготовил рыбу договора. Тебе только к нотариусу сходить со мной.
— А если я откажусь?
Тимофей перестал жевать. Его лицо изменилось. Маска добродушного весельчака спала, обнажив что-то жесткое, неприятное, то, что обычно скрывается за закрытыми дверями спален.
— Тогда, Ленка, я подумаю, есть ли у нас будущее. Недоверие в семье — это раковая опухоль. Если ты мне не веришь, значит, ты меня не любишь. А жить с женщиной, которая держит фигу в кармане и считает метры... Это мерзко.
Он допил вино, вытер губы салфеткой и бросил её в тарелку с остатками соуса.
— Почитай на досуге. Я завтра на сутках, потом два выходных. Надеюсь, к выходным ты созреешь. Не разочаровывай меня, крошка.
Он наклонился, небрежно чмокнул её в макушку и вышел из кухни, насвистывая. Елена осталась сидеть неподвижно. Внутри неё, где-то в районе солнечного сплетения, зарождался не страх, нет. Там рождалась злость. Холодная, расчётливая ярость женщины, которую посчитали дурой. Она взяла папку, открыла её. Документы были составлены грамотно, явно кем-то подсказаны. Никаких эмоций, только сухой расчёт отобрать у неё половину того, что было её крепостью.
«Раковая опухоль, значит, — подумала Елена, чувствуя, как ногти впиваются в ладонь. — Хорошо, Тимоша. Будет тебе операция».
Часть 2. Душная мужская раздевалка
Запах пота, дорогого парфюма и разогретого железа висел в воздухе плотным туманом. Тимофей с наслаждением стянул с себя промокшую футболку, любуясь отражением в зеркале. Бицепсы, рельефный пресс — он был в отличной форме. Рядом переодевался Олег, его школьный друг, вечно завидовавший успехам Тимофея у женщин.
— Ну что, прижал её? — тихо спросил Олег, оглядываясь по сторонам.
Тимофей самодовольно хмыкнул, открывая шкафчик.
— В процессе. Документы уже у неё на столе. Поворчит, конечно, для вида, цену набьет, но подпишет. Куда она денется? Ей тридцать пять, детей нет, кому она нужна, кроме меня? Я для неё последний вагон.
Он достал полотенце и небрежно перекинул через шею.
— А если упрётся? — Олег завязывал шнурки, с сомнением качая головой. — Бабы сейчас ушлые пошли. А она у тебя еще и кадровик, людей насквозь видит.
— Да что она видит? — Тимофей рассмеялся, и в его смехе звенело презрение. — Она видит только то, что хочет видеть. Я для неё — альфа-самец, мечта. Она боится одиночества больше смерти. Знаешь, как она на меня смотрит, когда я в форме? Как собачонка. Я ей намекнул, что уйду, если не перепишет. Видел бы ты её глаза. Паника. Так что дожму. Половина квартиры на Кутузовском — это, брат, старт.
— А потом что? — не унимался Олег.
— А потом... — Тимофей понизил голос, хотя в раздевалке почти никого не было. — Продам долю. Или ей же, или, если заартачится, заселю туда таджиков. Выживлю её, продадим хату целиком. Мне этих миллионов хватит, чтобы открыть свой зал и послать к чертям пожарную службу. И Светку перевезу наконец из съёмной двушки. Надоело ныкаться.
Олег присвистнул.
— Жестко ты. Она же тебе вроде ничего плохого не сделала.
— Она виновата в том, что она скучная, брат. Ску-чна-я. Приходишь домой — там порядок, ужин, разговоры о работе. Тоска. А я огня хочу, страсти. Но уходить с голой задницей я не собираюсь. Я три года на неё потратил, это мои инвестиции. Пусть платит неустойку.
Тимофей захлопнул дверцу шкафчика с металлическим лязгом. Он был абсолютно уверен в своей правоте. В его картине мира, где правит сила и наглость, Елена была лишь ресурсом, ступенькой, которая немного зашаталась, но которую можно укрепить страхом.
Он не знал, что в этот самый момент экран его телефона, лежащего на скамье экраном вниз, на секунду вспыхнул сообщением. Но прочитать его он не успел. Да и не придал бы значения. Он слишком верил в свою неотразимость.
Часть 3. Веранда старой дачи в Подмосковье
Жара стояла невыносимая. Мухи лениво кружили над блюдами с салатами, которые уже начали заветриваться. Это был юбилей тётки Тимофея, тёти Галины — громкой, дородной женщины, которая обожала собирать всю родню за одним столом и учить жить.
Елена сидела на краю длинного стола, покрытого клеёнкой в цветочек, и чувствовала себя инородным телом. Вокруг шумели, пили водку, обсуждали урожай и болячки. Тимофей, раскрасневшийся от алкоголя, был звездой вечера. Он громко рассказывал историю о пожаре (на котором, по правде говоря, он только держал рукав, пока другие лезли в пекло), и все слушали его, открыв рты.
Рядом с Еленой сидела Инна, золовка. Сестра Тимофея всегда недолюбливала Елену за её «городскую спесь» и дорогую одежду.
— Что-то ты, Леночка, совсем не ешь, — елейным голосом произнесла Инна, накладывая себе жирную ложку оливье. — Фигуру блюдешь? Или наша простая еда тебе в горло не лезет?
— Я просто не голодна, Инна, — спокойно ответила Елена, делая глоток воды.
— Ой, да ладно тебе. Тимка говорит, ты и дома готовишь через раз. Всё доставки да рестораны. Мужику мясо нужно, а не трава твоя. Смотри, уведут ведь такого орла! — Инна громко расхохоталась и толкнула локтем соседку.
Тимофей услышал смех и обернулся. Его глаза были мутными, наглыми.
— А кто её уведет-то? — гаркнул он на весь стол. — Кому она нужна с таким характером? Это я святой, терплю. Другой бы давно сбежал или воспитал кулаком по столу. Да, Ленка?
За столом повисла неловкая тишина, но тут же кто-то хихикнул, и напряжение спало. Родня приняла это за грубоватую семейную шутку.
— Скажи спасибо, что я тебя в люди вывожу, — продолжил Тимофей, подмигивая дяде Коле. — А то так бы и сидела в своем офисе, бумажки перекладывала. Семья — это главное, поняла? Делиться надо с семьей. Всем делиться.
Он многозначительно посмотрел на Елену, намекая на утренний разговор о квартире.
Елена медленно поставила стакан. Гнев, который она сдерживала, вдруг кристаллизовался в идеальный, прозрачный план. Она видела их всех: жадных, завистливых, считающих её кошельком на ножках. Она видела Тимофея — пьяного, потного, уверенного, что он уже победил.
Он думал, что загнал её в угол страхом одиночества. Но он, бедный, глупый пожарный, забыл, кто она такая. Она — человек, который увольнял финансовых директоров и вел переговоры с профсоюзами. Она умела отрезать гангрену, не моргнув глазом.
— Ты прав, Тимофей, — вдруг звонко сказала Елена. Её голос перекрыл шум застолья. — Семья — это главное. И делиться надо. Я тут подумала над твоим предложением...
Тимофей расплылся в улыбке победителя.
— Ну вот! Умная баба. Видите? Воспитываю!
— ...и решила, что мы подпишем документы. Скоро. Я подготовлю всё к среде. У меня как раз будет окно. Встретимся в ресторане, отметим.
Тимофей поднял рюмку.
— За понимание! — рявкнул он.
Елена смотрела на него и улыбалась. Улыбкой акулы, которая почувствовала кровь раненого кита. Она уже знала, что именно он подпишет. И это будет не дарственная.
Часть 4. Офис на сороковом этаже
Кондиционер гудел тихо и успокаивающе, создавая контраст с плавящимся от жары городом за окном. Елена сидела за своим столом из закаленного стекла. Перед ней лежали не резюме. Перед ней лежала жизнь Тимофея, разобранная на атомы.
За два дня она, используя свои связи в службе безопасности и банковской сфере, выяснила всё. Все транзакции, все снятия наличных.
— Значит, Светлана Игоревна... — прошептала Елена, глядя на распечатку переводов на карту некой дамы. Суммы были регулярные. Не огромные, но ощутимые. Деньги, которые Елена давала «на ремонт машины», «на взнос за дачу родителей», «на лечение зубов».
Но самое интересное было не это. Елена нашла то, что стало последним гвоздем в крышку гроба их брака. Кредиты. Тимофей набрал микрозаймов, указывая её рабочий номер как контатный. И, что хуже, он заложил её машину, на которой ездил по генеральной доверенности, в ломбард под выкуп, подделав её согласие (хотя это было почти невозможно, но он нашел лазейку через знакомого).
Гнев уже прошел. Остался холодный, хирургический расчет. Она нажала кнопку интеркома.
— Мария, пригласите юриста, пожалуйста. Срочно. И подготовьте пакет документов на прекращение доверенности и заявление об угоне. Нет, не сразу в полицию. Сначала в нашу службу безопасности.
Она достала из ящика красивую папку из тиснёной кожи. Вложила туда несколько листов. Текст был мелким, юридически безупречным.
— Ты хотел, чтобы с тобой считались, милый? — проговорила она в пустоту кабинета. — Ты получишь счет. Полный счет.
Она набрала номер знакомого нотариуса, который был обязан ей карьерой своей дочери.
— Александр Сергеевич? Добрый день. Это Елена. Мне нужно оформить одну сделку... Да, нестандартную. Это будет брачный договор с особыми условиями и признание долга. Да, он подпишет. Он будет уверен, что подписывает совсем другое. Нет, всё законно. Он дееспособен, читать умеет. Если не читает — это его проблемы.
Елена положила трубку и подошла к окну. Город внизу казался игрушечным. Муравьи-машины, муравьи-люди. Тимофей тоже был муравьем, возомнившим себя богом. Она достала телефон и заблокировала все его карты, которые были привязаны к её счету. Затем позвонила оператору и отключила его номер, который был на корпоративном тарифе её компании.
Игра началась.
Часть 5. Роскошный зал ресторана «Венеция»
Хрустальные люстры отражались в бокалах с дорогим винтажным вином. Тимофей сидел за лучшим столиком у окна, развалившись на бархатном диване. Он был в сшитом на заказ костюме (купленном с одной из кредиток Елены), гладко выбрит и сиял, как начищенный пятак.
Напротив него сидела Елена. Она была великолепна: черное платье-футляр, минимум украшений, только холодный блеск бриллиантов в ушах.
— Ну что, Ленусь, ты сегодня прямо королева, — Тимофей потянулся через стол, пытаясь взять её за руку, но Елена элегантно убрала ладонь, якобы поправляя салфетку.
— К особому случаю — особый вид, — усмехнулась она.
Рядом возник официант с подносом, а за ним — представительный мужчина в очках, нотариус.
— Добрый вечер. Документы готовы, как вы и просили, — сказал нотариус, раскладывая бумаги на столе.
Тимофей потер руки.
— Отлично! Где ставить автограф?
— Здесь, здесь и здесь, — нотариус указал на галочки. — Это согласие на перераспределение имущественных прав и обязательств.
Тимофей даже не стал вчитываться. Слово «перераспределение» звучало музыкой. Он быстро, размашисто черканул подпись в трёх экземплярах.
— Всё? Теперь я совладелец? — он подмигнул нотариусу.
— Теперь процедура завершена, — сухо ответил нотариус, быстро собрал папки и, кивнув Елене, удалился.
Елена сделала глоток вина и посмотрела мужу прямо в глаза.
— Ну а теперь, Тимофей, давай поговорим о распределении.
— Давай! — он налил себе вина. — Я думаю, спальню надо перекрасить. И этот твой шкаф...
— Заткнись, — тихо, но так властно сказала она, что он поперхнулся.
— Ты чего, Лен?
Елена достала из сумочки конверт и бросила ему в лицо. Фотографии разлетелись по столу. Света, переводы, выписки из ломбарда.
— Ты... ты лазила в моих вещах? — прошипел он, краснея.
— Я провела аудит своих активов. И обнаружила паразита.
— Ты не смеешь! Я муж! Теперь у меня половина квартиры! Я тебя уничтожу, я...
— Ты не прочитал, что подписал, идиот, — Елена улыбнулась, и эта улыбка была страшнее оскала. — Ты подписал брачный договор, по которому в случае подтвержденной измены (а фото у меня есть) ты теряешь право на всё имущество. А еще ты подписал признание долга передо мной на сумму всех тех денег, что ты украл с моих счетов за три года. Четыре миллиона рублей. Сроком возврата — сегодня.
Тимофей побледнел. Его рот открылся, но звука не было.
— Ах да, — продолжила Елена, наслаждаясь каждым словом. — Твой «джип». Я заявила об угоне полчаса назад. Ломбард уже вернул мне машину, чтобы не связываться с уголовкой. А твои карты заблокированы. И телефон тоже.
— Ты... тварь! — взревел Тимофей. Он вскочил, опрокинув бокал. Красное вино растеклось по белой скатерти, как кровь. — Я тебя убью!
Он замахнулся, намереваясь ударить её. Елена, ожидавшая этого, резко встала и, вложив всю злость в движение, с размаху влепила ему пощёчину. Звук был звонкий, хлесткий. Голова Тимофея мотнулась, он потерял равновесие и рухнул обратно на диван, сбив локтем тяжелую вазу с цветами. Ваза упала ему на колени, вода и цветы испортили дорогие брюки.
К столу тут же подбежала охрана.
— Уберите этого бомжа, — ледяным тоном сказала Елена, поправляя прическу. — Он пьян, агрессивен и неплатежеспособен.
— Лена! Лена, стой! Это ошибка! — Тимофей пытался встать, вытирая разбитую губу, из которой сочилась кровь. — Мы же семья!
— У тебя нет семьи, — отрезала она. — У тебя есть долг в четыре миллиона и три минуты, чтобы исчезнуть из моей жизни, пока я не вызвала наряд. И да, ключ от квартиры не подойдет. Замки сменили час назад. Твои вещи в черных мешках на площадке. Света тебя ждет. Наверное. Если ты ей нужен без копейки.
Охранники, крепкие парни, подхватили Тимофея под руки. Он брыкался, его пиджак затрещал и порвался по шву на спине.
— Пустите! Я хозяин! Я... — орал он, пока его тащили к выходу через весь зал. Посетители смотрели на него с брезгливостью и насмешкой. Кто-то снимал на телефон. Позор был абсолютным.
Елена села обратно. Её руки чуть дрожали, но это был адреналин победы, а не страха. Она достала телефон и удалила контакт «Муж».
За окном загорались огни большого города, который не прощает слабости и глупости. Тимофей получил всё, что хотел: он стал свободным. Свободным от денег, от жилья, от репутации и от женщины, которая была его единственным шансом на достойную жизнь.
Автор: Анна Сойка © Канал «Семейный омут | Истории, о которых молчат»