Закупорив последнюю банку с маринованными огурцами, я с чувством выполненного долга вытерла пот со лба. Погреб и морозильная камера были забиты под завязку. Это был мой личный золотой запас, гарантия того, что мы с мужем и дочкой переживем непростую осень и зиму, не влезая в долги. Мы с Костей, моим супругом, жили небогато, зарплаты в нашем городке небольшие, поэтому я привыкла планировать бюджет с точностью до копейки.
В морозилке, аккуратно разложенные по пакетам и подписанные маркером, лежали мои сокровища: «Гуляш», «Котлеты домашние», «Суповой набор», «Свинина на отбивные». Два ящика были заняты пельменями и варениками, которые я лепила три выходных подряд, не разгибая спины. Я гордилась этой запасливостью. Это давало мне ощущение стабильности.
— Ленка, ты просто героиня! — восхищался Костя, заглядывая в недра холодильника. — С таким тылом никакой кризис не страшен.
Идиллию нарушил телефонный звонок в пятницу вечером. Звонила свекровь, Нина Петровна.
— Костик, сынок, встречай! — радостно прокричала она в трубку так, что слышно было даже мне. — Мы тут с тетей Валей и дядей Сережей решили к вам в гости нагрянуть! Проездом мы, на машине, вот, думаем, дай навестим родню. Через часик будем!
Костя побледнел. Тетя Валя — это родная сестра свекрови, женщина необъятных размеров и такого же аппетита. Дядя Сережа — ее муж, человек, способный переварить гвозди. Ну и сама Нина Петровна, которая никогда не отличалась скромностью.
— Мам, но мы не готовились... У нас квартира небольшая... — попытался возразить муж.
— Да брось ты! — перебила она. — В тесноте, да не в обиде. Мы на недельку всего, город посмотреть, по магазинам походить. Не переживай, мы люди неприхотливые, чем бог послал, тем и сыты будем.
«Чем бог послал» в понимании родни мужа обычно означало содержимое нашего холодильника.
Они приехали через час. Шумные, бесцеремонные, заполнившие собой всю нашу двухкомнатную квартиру. В прихожей сразу стало нечем дышать от запаха дешевого одеколона дяди Сережи и духов тети Вали.
— Ох, хозяюшка! — тетя Валя сжала меня в объятиях так, что хрустнули ребра. — Ну, показывай, как живете-можете!
Сразу с порога они направились на кухню. Я только успела поставить чайник, как на столе появились: хлеб (который они привезли с собой — единственное их вложение), пачка чая и... все.
— Ну, Леночка, мечи на стол! — скомандовала Нина Петровна, усаживаясь во главе стола. — Дорога дальняя была, проголодались страсть как.
Я достала кастрюлю борща, которую сварила на два дня. Думала, нам с Костей и дочке Маше хватит. Гости съели всё. Пятилитровая кастрюля опустела за двадцать минут. Дядя Сережа макал хлеб в миску, вытирая остатки, и приговаривал:
— Жиденький борщок, но горяченький, пойдет. А второе будет? Мяска бы.
Я растерянно посмотрела на Костю. Он виновато отвел глаза. Пришлось лезть в морозилку. Я достала пакет с котлетами — тот самый, который планировала растянуть на две недели. Пожарила. Двадцать котлет исчезли так же быстро, как и борщ.
— Ну вот, червячка заморили, — довольно откинулась на спинку стула тетя Валя. — А чайку бы теперь с чем-нибудь сладеньким?
Пришлось доставать конфеты, припасенные к Новому году, и печенье.
В первую ночь я почти не спала. Гости храпели в гостиной так, что дрожали стены. Мы с Костей и Машей ютились в спальне.
— Костя, это на неделю? — шепотом спросила я. — Мы не потянем. Они за один вечер съели наш недельный запас продуктов.
— Лен, ну потерпи. Родня же. Не могу я их выгнать. Мать обидится.
На следующий день я ушла на работу. Работала я посменно, два через два, в магазине. Костя тоже ушел. Дома осталась Маша (у нее были каникулы) и «гости».
Вечером я вернулась домой и первым делом заглянула в холодильник. Сердце упало. Полки были девственно чисты. Исчезла колбаса, сыр, масло, банка икры, которую мне подарили на работе на день рождения и которую я берегла. В морозилке зияла дыра — не было двух пакетов с пельменями и куриных окорочков.
На кухне сидела довольная компания.
— О, Леночка пришла! — приветствовала меня свекровь. — А мы тут пельмешек наварили. Вкусные у тебя пельмени, домашние. Только мало. Сережа еще хотел, да не хватило. Ты бы в магазин сходила, а то ужинать нечем.
Я почувствовала, как к горлу подкатывает ком.
— Нина Петровна, — стараясь говорить спокойно, сказала я. — Эти пельмени я лепила три дня. Это был запас на месяц. Вы съели два килограмма за один обед?
— Так вкусно же! — ничуть не смутилась она. — И нас трое взрослых людей. Что там есть-то? Ты, Лена, не жадничай. Гостям — все лучшее. Это закон гостеприимства.
— А закон совести? — вырвалось у меня. — Я не печатаю деньги. Вы приехали в гости, но ведете себя как саранча. Может, вы тоже купите продуктов?
В кухне повисла тишина. Тетя Валя перестала жевать пряник. Дядя Сережа нахмурился.
— Ты чего это, дочка, упрекаешь нас куском хлеба? — обиженно протянула тетя Валя. — Мы к вам со всей душой, а ты... Мы же пенсионеры! Откуда у нас деньги? Мы думали, сын матери поможет, накормит, а тут невестка копейки считает.
— Костя! — крикнула Нина Петровна. — Иди сюда! Послушай, как твоя жена мать позорит!
Прибежал Костя. Начался скандал. Я пыталась объяснить, что наш бюджет не рассчитан на орду прожорливых родственников, что до зарплаты еще две недели, а запасы тают на глазах. Свекровь хваталась за сердце, тетя Валя причитала о «черствой молодежи». Костя стоял между нами, как побитая собака, и бубнил: «Мам, ну правда, денег мало... Лен, ну не кричи...».
В итоге я осталась виноватой. Я — жадная, злая мегера.
На следующий день история повторилась. Я спрятала остатки денег, но продукты... Продукты я спрятать не могла. Когда я пришла с работы, то обнаружила, что они сварили суп из моей утки. Утки, которую я берегла на Рождество!
— Ну не пустой же бульон хлебать, — оправдывалась свекровь. — Нашли в морозилке птичку, вот и сварили. Жестковата была, правда.
Моя фермерская утка!
— Мама, — сказала я. — Вы понимаете, что нам потом есть будет нечего?
— Ой, не прибедняйся! Костя работает, ты работаешь. Купите еще. А мы гости, нас уважать надо.
Чаша моего терпения переполнилась на четвертый день. Я вернулась пораньше и застала дядю Сережу, который ложкой ел мое клубничное варенье прямо из банки, закусывая бутербродом с толстым слоем масла.
— Хорошо живете, — одобрительно крякнул он. — Вареньице — во!
Я молча развернулась, вышла из квартиры и пошла в хозяйственный магазин, который находился в подвале нашего дома.
— Мне нужен замок, — сказала я продавцу. — Навесной. И цепь. Метра полтора. И проушины, которые на саморезы крепятся.
Продавец посмотрел на меня с удивлением, но товар выдал.
Я вернулась домой. На кухне никого не было — гости смотрели телевизор в зале. Я достала шуруповерт мужа (слава богу, я умела им пользоваться).
Звук вкручиваемых в металл саморезов привлек внимание. На кухню прибежал Костя, а за ним подтянулась и родня.
— Лена, ты что делаешь? — глаза мужа округлились.
Я молча прикрутила одну проушину к дверце холодильника, вторую — к боковой стенке. Продела через них цепь. Повесила амбарный замок и с громким щелчком застегнула его. Ключ положила себе в карман.
— Холодильник закрыт, — объявила я, поворачиваясь к ошарашенной публике. — Учет и контроль.
— Ты... ты что, с ума сошла? — прошептала Нина Петровна. — Замок? На холодильник? От родной матери?
— От наглости, Нина Петровна. От беспардонной наглости. Вы за три дня сожрали — простите, съели — то, что мы копили три месяца. Вы не купили ни булки хлеба, ни пачки масла. Вы считаете, что мы обязаны вас кормить деликатесами, пока вы отдыхаете. Так вот, лавочка закрыта. В прямом смысле.
— Это... это тюрьма какая-то! — возмутилась тетя Валя. — Сережа, ты видишь?! Она нас за людей не считает! Как собакам, замок повесила!
— Собаки, тетя Валя, столько не едят, — парировала я. — Я предупреждала. Я просила. Вы не услышали. Теперь будет так. Завтрак, обед и ужин — по расписанию. Выдавать продукты буду я. Лично. Порционно. Хотите добавки — магазин за углом.
— Костя! Сделай что-нибудь! — взвизгнула свекровь. — Сними это позорище!
Костя посмотрел на замок, потом на пустые полки в шкафу (крупы они тоже подъели изрядно), потом на меня. Я видела, что ему стыдно. Но еще я видела, что он тоже устал. Устал от того, что его зарплата улетает в бездонные желудки родственников.
— Мам... — тихо сказал он. — Лена права. Мы не миллионеры. Вы правда перегнули палку с уткой и икрой.
— Ах так?! — Нина Петровна схватилась за сердце. — И ты, Брут?! Родную мать голодом морить будете?! Да мы... да мы уедем! Прямо сейчас! Ноги нашей здесь не будет!
— Скатертью дорога, — спокойно сказала я.
— Собирайся, Валя! Сережа, грузи вещи! — командовала свекровь, театрально всхлипывая. — Нас здесь ненавидят! Нам здесь куска хлеба жалеют! Ославили на весь свет!
Они собирались минут двадцать. Грохотали чемоданами, хлопали дверцами шкафов. Тетя Валя успела прихватить со стола вазочку с печеньем и высыпать его себе в сумку — видимо, на дорожку.
— Мы этого не забудем! — прошипела свекровь уже в дверях. — Ты, Лена, еще приползешь ко мне прощения просить! А ты, Костя, подкаблучник! Тьфу!
Дверь захлопнулась. В квартире наступила звенящая тишина.
Мы с Костей стояли на кухне и смотрели на холодильник, перепоясанный цепью. Выглядело это, конечно, дико. Абсурдно.
— Ты правда это сделала? — спросил муж, и уголки его губ дрогнули.
— Правда.
— Жестко.
— Зато доходчиво.
Костя подошел, потрогал холодную сталь замка.
— Знаешь... А ведь там внутри почти ничего не осталось. Что ты охраняешь? Пустоту?
— Я охраняю наши границы, Костя. И то, что мы купим завтра.
Он вздохнул, обнял меня и уткнулся носом мне в макушку.
— Прости меня. Я тряпка. Не смог их остановить.
— Ты просто любишь маму. Это нормально. Но иногда любовь нужно дозировать, иначе она сожрет тебя вместе с потрохами. Как они сожрали мою утку.
Мы рассмеялись. Смех был нервным, но облегчающим.
На следующий день я сняла замок. Дырки от саморезов остались — я залепила их магнитами с видами моря, на которое мы так и не накопили в этом году.
Нина Петровна не звонила месяц. Потом позвонила, сухо поздравила Костю с днем рождения и пожаловалась на давление. Про замок не вспоминала. Но в гости они больше не напрашивались.
А через полгода мы поехали к ним в деревню, на юбилей дедушки. Стол ломился от угощений: пироги, салаты, жареная курица. Тетя Валя суетилась, подкладывала нам лучшие куски.
— Кушайте, кушайте, детки! — приговаривала она, заглядывая мне в глаза. — Все свое, домашнее!
— Спасибо, — улыбалась я. — Очень вкусно.
В конце застолья Нина Петровна подошла ко мне, отвела в сторонку.
— Лен, ты это... зла не держи. Мы тогда погорячились. Просто... ну, привыкли, что в деревне все общее, столы накрывают. Не подумали, что у вас в городе каждая копейка на счету.
— Я не держу зла, Нина Петровна. Просто у каждого дома свои правила. У вас — широкая душа, а у нас — ипотека и строгий учет.
— Да уж, поняла я твой учет, — хмыкнула она. — С характером ты. Ну, может, оно и правильно. Костик-то мягкий, ему такая и нужна. Чтобы не растащили.
Она сунула мне в руки пакет.
— Вот. Возьми. Утка. Домашняя. Взамен той... ну, ты поняла.
Я заглянула в пакет. Там лежала отличная, жирная утка.
— Спасибо, — искренне сказала я.
— И замок... — она замялась. — Сняла хоть?
— Сняла. Но цепь далеко не убирала. На всякий случай.
Свекровь рассмеялась.
— Ну ты и язва! Ладно, пошли чай пить. С вареньем. Своим! Не покупным!
Мы вернулись за стол. И я поняла, что тот замок на холодильнике закрыл не только дверцу с продуктами. Он закрыл эпоху потребительского отношения к нашей семье. И открыл дверь к уважению. Пусть через скандал, пусть через абсурд, но мы друг друга поняли. А дырки на холодильнике... что ж, это теперь наши боевые шрамы. Напоминание о том, что свое нужно защищать. Даже от самых близких.
🔔 Уважаемые читатели, чтобы не пропустить новые рассказы, просто подпишитесь на канал 💖
Читайте также: