Мысленные заметки Уорнера. День 33
Я стою, запрокинув голову назад, сдерживая горько-сладкие стоны, не то наслаждения, не то усталости. Мое дыхание глубокое, моя рука зарывается в волосы, захватывая их в горсть и слегка оттягивая в сторону. Моя кожа покрывается мурашками от нежных ласк. И хотя я буквально жажду расслабиться, женские стоны, звучащие в моих ушах, разрушают любой намек на уединенную безмятежность.
Проклятье.
Это была долгая ночь, хотя даже сейчас она все еще не закончена для меня. И я знаю, что даже когда я наконец-то смогу отпустить этот вечер, его послевкусие еще долго будет преследовать меня.
Хотя я не жалею о своих поступках, я не могу отделаться от мысли, что все как-то неправильно. Вывернуто. Будто все должно быть не так. И простая искренность, открытость могли бы сделать все гораздо проще, хотя, возможно, вместе с тем и обострить конфликт. Но искренность – роскошь, которую я никогда не мог себе позволить. Поэтому мне приходится довольствоваться суррогатами, имитациями, подделками. Ложью, и чаще всего далеко не сладкой.
Капли воды массируют мою кожу, ублажая ее, прокладывая влажные дорожки вниз, лишь на краткий миг задерживаясь на мое теле. Как и все остальное в моей жизни. Быстротечный поток людей, мыслей, судеб.
Интересно, что она делает сейчас. Проводит ли она эту ночь с другим человеком, или они боятся действовать так открыто? Насколько велика степень их безумия и насколько она приближена к запредельному уровню моего собственного безумия? Имеет ли это хоть какое-то значение? Маховик уже запущен, и назад дороги нет. Ее никогда нет. Как только ты сделал шаг вперед, ты должен продолжать идти, несмотря ни на что.
Глаза Глории, горящая в них торжественная жертвенность и страх, который она отчаянно пыталась скрыть.
Я трясу головой, пытаясь избавиться от непрошенных образов, и тяну рычаг, делая воду еще холоднее.
Это не помогает, и, смирившись со своим поражением, я выключаю душ и покидаю душную кабину.
Эти девушки ни в чем не виноваты. Они просто жертвы обстоятельств, пешки на чужой шахматной доске. Но есть ли среди нас хоть кто-то, кто не является очередной шахматной фигурой в наше время? Неважно, пешка ты или ферзь, тебя все равно передвигают чужие руки по их собственному усмотрению. В этом едва ли есть что-либо поэтичное.
Вся эта ситуация изводит меня, выводит из себя. Но я дал ей обещание, и я его сдержу, хотя это и кажется непростой задачей, даже сейчас.
Хотя меня все еще преследуют мои собственные мрачные мысли, я рад, что мне больше не приходится смотреть на девушку, которая так сильно похожа на Джульетту, в комнате, которая является точной копией комнаты Джульетты. Девушку, находящуюся в моем полном подчинении.
Выходя из ее комнаты, я оставил ее в полном недоумении и растерянности. Это вполне понятно. Она не понимает ни моих мотивов, ни моих целей. Она и не должна. Я и сам не до конца их понимаю. Она определенно не ожидала, что ее оставят в одиночестве, она не ожидала того разговора, который у нас состоялся. Ее удивление, когда я протянул ей планшет с видеозаписью из комнаты Джульетты, сделанной несколькими днями ранее, было настолько острым, что на некоторое время она даже забыла, что должна ненавидеть меня. Впрочем, она быстро сделала свои выводы. И когда я потребовал у нее превратиться в копию девушки, которую она видит, она решила, что мне нужна игрушка для развлечений. Что как только они станут еще более похожими, я…
Когда я уходил, она спросила меня, сделаю ли я это с ней. Я не удостоил ее ответом. У меня не было ни времени, ни желания отчитываться перед ней. Но ее вопрос, возможность, которая лежит в моих руках, нарисовали у меня в голове эту потенциальную картину. Их кровати ничем не отличаются, а полумрак уменьшил бы и разницу между ними. Я мог бы просто притвориться, что это она в моих руках. Притвориться, что она этого хочет. Не думаю, что кто-либо смог бы понять меня, но единственным чувством, которое я испытал в тот момент, было отвращение. Настолько сильное, что единственным желанием, которое во мне воспылало, была потребность помыться. Я не стал противиться ему. Но вода не способна смыть ни воспоминания о заплаканных глазах и стонах Виолетты, ни образ Глории, сидящей на кровати и с ненавистью смотрящей на меня снизу вверх.
Я не чувствовал бы того же, если бы они были не похожи на нее. Но они похожи. В этом и был весь смысл. И мне нужно просто дождаться утра, чтобы обнулиться, оставить этот день в прошлом и двинуться дальше. Завтра нас ждет интенсивная работа, ее первые испытания, и я уверен, что это затмит все остальное.
Но сейчас…
Я все еще погружен в весь этот фарс, посредственные дешевые спектакли, следующие одно за другим словно по расписанию захудалого театра. Я так чертовски устал от этого. От роли, которую мне приходится играть, от интриг, от лжи. От всей пошлости этого мира.
И все же я участвую во всем этом. Я знаю, что это глупая затея, рискованная авантюра. И, возможно, я сошел с ума. Рисков слишком много, слишком велика вероятность возникновения непредвиденных ситуаций, которые я не смогу контролировать. И моя ложь настолько очевидна, что только полный идиот не понял бы, что что-то не так.
И все же…
Я дал ей слово, что отключу камеры. И я сдержу его. Я уже сдержал его. И я не собираюсь отступать. Но осуществление этой ее прихоти гораздо более сложная задача, чем она могла бы подумать.
Ни при каких обстоятельствах мне не удалось бы убедить отца, что отключение камер имеет хоть какой-то смысл. А значит, мне нужно импровизировать, чтобы не позволить ему узнать правду. Мне нужно найти для него веские доводы, которые бы сделали мои действия оправданными и выгодными для нас.
План был составлен за считанные десятки минут. И все же это план. На самом деле, мне очень помог инцидент с Флетчером. Его предательство, переговоры с повстанцами и доклады им о ситуации в штабе и секторе в целом играют мне на руку. Как бы ни старались, мы не можем с полной уверенностью сказать, что Флетчер был единственным предателем, что нет кого-то еще, кто может выдавать наши секреты.
Джульетта здесь не просто так, она не просто девушка со способностями, она важная часть плана по сдерживанию сил повстанцев. И сейчас, когда я собираюсь начать испытания, любые проявления ее силы должны быть засекреченными до тех пор, пока мы сами не решим, что готовы заявить о них. Информация должна быть полностью под нашим контролем. К участию в тестированиях должны быть допущены только избранные единицы, чтобы в случае утечки информации было проще выявить крота. Видеонаблюдение же делает нас более уязвимыми, предоставляя больше возможностей для шпионажа.
Так я собираюсь объяснять свои действия ему. И, говоря откровенно, в этом действительно есть смысл. Это может сработать. И я даже удивляюсь, почему не подумал об этом раньше. Впрочем, у меня есть ответ на этот вопрос. Раньше меня это не особо заботило, в этом причина. И я вынужден признать, что я начал искать эти варианты сохранения ее приватности лишь потому, что мое отношение к ней изменилось. Она перестала быть для меня объектом и средством достижения цели, став чем-то гораздо более важным. Став кем-то важным. И мое желание проводить с ней время - не последний пункт в списке причин.
Я продумал и сценарии, в которых он может потребовать приставить к ней нескольких проверенных солдат. Оставить при ней Кента, делая его дежурства регулярными. Я прикроюсь психологическим экспериментом. С одной стороны, она решит, что ей стали доверять и расслабится, с другой – так она окажется в изоляции, где рядом с ней не будет никого, кроме меня. Он любит подобные игры, так что, думаю, его это заинтересует.
Но все эти доводы не будут иметь никакого смысла, если я не смогу показать ему, что мы все еще сохраняем контроль над ситуацией и объектом наблюдения. Он ни при каких обстоятельствах не позволит мне оставить ее совсем без присмотра. Это не обсуждается. Он помешан на контроле, для него жизненно необходимо быть в курсе всего происходящего, и он не захочет хоть что-то упустить. И единственный вариант, который его устроит - секретные камеры, о которых будут знать лишь несколько человек: только он, я и, возможно, Делалье. Он еще может согласиться убрать камеры из коридора, где она редко бывает одна, но ее спальня и кабинеты - тема, которую даже не стоит пытаться поднимать. И с ним сложно будет не согласиться.
А это значит, что мне по-прежнему нужна картинка. Запись из спальни Джульетты. Я дал ей слово, и я не собираюсь его нарушать. Ради нее, ради себя. Но это создает сложности.
Именно поэтому мне нужна девушка, похожая на Джульетту. Я уже давно подумывал о том, чтобы найти ее двойника, еще до того, как она прибыла сюда. На всякий случай. Дополнительные меры безопасности никогда не бывают лишними. И вот сейчас это окупается.
За несколько месяцев поисков мне удалось найти пять девушек, чья внешность максимально напоминала внешность Джульетты. Рост, комплекция, возраст, длина и оттенок волос. Этого было недостаточно. Мне важно было самому убедиться, что они подходят, как внешне, так и по поведению. Единственный вариант сделать это - изобразить мою личную заинтересованность в них. Бессердечный регент сектора решил поразвлечься, у кого могут возникнуть подозрения?
Я должен был проверить, что у них нет заметных шрамов, пятен на коже, татуировок. Всего того, что отличало бы их от нее. Именно поэтому мне пришлось заставить их раздеться, что, впрочем, прекрасно вписывалось в мою легенду. Так из пяти девушек осталось только три. Безусловно, я не мог доверить такую важную операцию кому-то столь хитрому и расчетливому, как Элизабет. Поэтому ее кандидатура была сразу же отклонена.
Первоначально я сделал выбор в пользу Глории, было очевидно, что она гораздо больше похожа на Джульетту. Но Виолетта заставила меня усомниться в моем решении. Ее заявление о собственной невинности в глубине души тронуло меня. Я знаю, что солдаты делают с такими вот наивными, доверчивыми и чересчур откровенными девчушками. Забрать ее и заставить жить в теплой комнате с мягкой кроватью, свежей едой и чистой водой было бы хорошим вариантом для нее. Именно поэтому я пытался напугать ее, чтобы проверить ее реакцию, чтобы дать ей шанс проявить различные эмоции.
Даже если человек пытается подражать кому-то, рано или поздно он теряет контроль, и тогда проявляются его собственные привычки. Реакции Виолетты были слишком непохожими на манеры Джульетты, слишком специфичными, характерными лично для нее. Ее дерганные движения плечами, ее ужимки. Она не подходила под эту роль, как бы я ни старался увидеть в ней удачную копию. Это бы просто не сработало.
Но я уже просто не мог оставить все как есть. Учитывая мое прикрытие, единственным вариантом, самым логичным и самым убедительным, было заставить поверить остальных, что я выбрал ее в качестве своей игрушки. Все эти стоны, разбросанное нижнее белье, пролитое вино и прочие свидетельства, как я надеюсь, стали достаточным подтверждением моей легенды. Впрочем, я не думаю, что кто-то усомнится в ее правдивости. В конце концов, зачем регенту сектора лгать о чем-то подобном? Главное - дать слухам плодотворную почву, это все, что требуется.
Особое внимание, осмотры только у моих врачей, присылаемые продукты и одежда, мои периодические визиты - все это сможет укрепить их веру, что это было ни на один раз, что я заинтересован в ней. Солдаты редко отличаются умом, но даже они не столь глупы, чтобы вторгаться на мою территорию, когда есть множество других вариантов. В отличие от солдат, не покидающих базу, они имеют гораздо больше возможностей и свобод, а эта девочка, очевидно, представляет собой гораздо меньшую ценность, чем Джульетта. Мне остается надеяться, что этого будет достаточно, чтобы защитить ее, хотя бы на какое-то время.
Моя грубость по отношению к ней тоже имела свой смысл. Дело не в правде, которая потенциально могла бы всплыть. Чтобы она ни сказала, ей бы все равно не поверили. Никого бы не удивило, если бы эта девочка начала пытаться доказать, что между нами ничего не было, чтобы избежать возможного осуждения. И все же я старался ее напугать. Она должна меня бояться, видеть во мне извращенца, а не своего спасителя, иначе все это закончится тем, что она, со своей романтичной натурой, верящей в сказки, просто влюбится в меня. Это последнее, что мне нужно. Пусть лучше видит во мне монстра, преследующего какие-то свои цели, чем благородного рыцаря.
Единственное, чего я опасаюсь, что я мог сделать все лишь хуже. Что своими действиями я нарисовал мишень у нее на спине… Там, где есть привилегированность, есть и зависть. Ненависть. Я могу найти ей другое место службы, я не смогу забрать ее из ее жилища или предоставить ей лучшие условия жизни. Я не могу приставить к ней охрану и круглосуточно защищать ее. Ей придется делать это самой.
Что касается Глории, хотя она и похожа на Джульетту, этого все равно недостаточно. Ей нужно изучить оригинал, иначе уложить волосы, выбирать одежду, которую предпочитает Джульетта. Качество картинки должно быть гораздо хуже, чем сейчас. Но это легко объяснить заменой камеры на менее заметную. Камера по-прежнему будет располагаться сверху, и я надеюсь, что этот ракурс не позволит детально рассмотреть человека, особенно, если он стремится укрыться от посторонних глаз. Если не всматриваться, не ставить перед собой цель распознать подмену, это не должно бросаться в глаза.
Естественно, никакой прямой трансляции не будет. Невозможно будет контролировать одежду Глории, ее прическу, состояние, в случае непредвиденных ситуаций, и прочее в короткие сроки. Даже если трансляции будет идти с задержкой, все равно нереально отслеживать все, чтобы убедиться, что прическа Джульетты на видео вдруг не изменится, когда она выйдет из комнаты, или что шарфик, который она накинула на плечи, не окажется расположен неправильно. Это слишком рискованно. Я дам ему обещание, что предоставлю ему записи, если они ему понадобятся, поэтому у меня должно будет быть что-то, что я смогу ему показать.
Конечно, у отца по-прежнему будет возможность подключаться во время тестирований, если он того пожелает. Нет никакого резона исключать его из этого процесса. Чаще всего мы, вероятнее всего, итак будем не одни. Мое стремление ограничить для него трансляцию может вызвать ненужные подозрения, он может решить, что я пытаюсь что-то утаить от него. Мне нужно показать, что я прилагаю усилия, чтобы он оставался в курсе событий, что я заинтересован в том, чтобы он видел, как продвигается работа. Но трансляции лично для него из пары-тройки кабинетов, длящиеся несколько часов и постоянное вещание из комнаты, в которой практически ничего не происходит – несравнимые вещи. И мне нужно будет подчеркнуть, что я забочусь о том, чтобы ему не приходилось тратить свое время впустую.
Так как одежда Джульетты была подобрана специально для нее, мне придется улучить момент, и оставить в ее гардеробе только те наряды, копии которых я смогу положить и в шкаф Глории. Это не решает целый ряд проблем. Например, мне придется решить вопрос с прислугой. Никто не должен знать о существовании Глории, а значит никто не должен убирать в ее комнате или приносить ей еду или одежду. И я не могу заставить Делалье заниматься этим, не только потому, что у него нет на это времени, но и потому, что это удивит отца. Заставлять своего лейтенанта пылесосить или чистить ванну? Глории придется заниматься этим самой. Остается надеяться, что приобщение лже-Джульетты к физическому труду не покажется моему отцу странным. Комнатой Джульетты же будет заниматься та же горничная, что и сейчас. Я помог ей когда-то, и с тех пор она остается мне верной. Хотя этого недостаточно, чтобы позволить ей узнать о существовании копии комнаты Джульетты. Я никому настолько не доверяю, кроме Делалье. Но я почти уверен, что она не станет болтать о том, что убирает у Джульетты.
Безусловно, мне очень помогает то обстоятельство, что все это здание невероятно однообразно, это упрощает задачу. Почти все комнаты однотипны, интерьеры базовые. Не переживаю я и по поводу того, что Глорию кто-то случайно обнаружит. Восстановление пришло к власти лишь три года назад, и штаб по-прежнему не полностью оборудован. Несколько верхних этажей остались нетронутыми. Они зарезервированы для тех видов деятельности, которые в данный момент не является первостепенными, говоря проще, на которые у нас в настоящее время нет ни времени, ни финансов. Я никогда не думал, что когда-то буду использовать один из этих этажей для маскировки, но я, определенно, рад, что это обстоятельство оставляет мне возможность для подобных маневров. Этажи закрыты, их не посещают и не осматривают. Доступ к ним есть только у высшего руководства – то есть у меня.
И все же, несмотря на все предосторожности, я не настолько наивен, чтобы думать, будто мой отец полный идиот, который купится на мою ложь. Мне остается лишь надеяться, что он сделает вид, что верит мне. Что он решит посмотреть, что из этого получится, куда эта игра нас приведет, вместо того, чтобы прибыть сюда и остановить меня. И я знаю, что именно так все и будет. Приехать, вмешаться, раскрыть себя… Это не в его стиле. Ему будет интересно понаблюдать за этим, как за спектаклем.
Он знает, что поводья все еще в его руках, что мои действия не смогут привести к катастрофе, которую бы он не смог остановить, просто применив немного силы. Ему бы это даже понравилось, ему бы, возможно, этого даже хотелось. Просто найти повод быть жестоким. И мы будем лгать друг другу в лицо, зная о лжи, делая вид, что верим в нее, просто ради его развлечения. Он будет надеяться на мой провал, это лишь порадует его, он никогда не откажется от удовольствия ткнуть меня лицом в мои ошибки. И я готов предоставить ему эту возможность, готов позволить ему насладиться своим триумфом, готов выслушивать все его гневные заявления и слова о моем идиотизме, если только это даст ей хотя бы немного времени побыть свободной. Даст немного свободы нам обоим.
Весь этот план слишком сложный, непредсказуемый, и сопряжен со слишком большим количеством рисков. Реакции отца - не единственная переменная в этом уравнении. Мне нужно просчитать как можно больше возможных сценариев, хотя времени на это не так уж много.
Я не уверен, когда именно отец потребует от меня отчет. Вероятнее всего, завтра утром. Но даже без этого у меня еще куча дел и мой день еще очень далек от завершения. И я думаю, мне стоит посетить симуляционную камеру, чтобы лучше подготовиться к утреннему разговору с отцом.
Единственное, на что мне остается надеяться, что, по крайней мере, ночь девушки, ради которой совершаются все эти безумства, проходит намного лучше, чем моя.
1 глава | предыдущая глава | следующая глава
Первая книга "Разрушь меня снова"
Заметки к главе для тех, кто знаком с оригинальной серией книг (могут содержать спойлеры)
Если вы прочитаете главы из обеих книг Разрушь меня снова и Уничтожь меня снова, то заметите, что в следующей главе Джульетта не смогла найти платье, которое выбрал для нее Адам, то самое, которое она постоянно носила. Ей казалось, что Уорнер сделал это ей назло, чтобы она не носила одно и то же все время. Читатель мог подумать, что Уорнер приревновал ее к Адаму, и поэтому избавился от платья, ведь Уорнер мог слышать, что Адам предложил ей это платье и сделать выводы о связи между этим событием и ее желанием постоянно носить его. Кто-то более практичный мог бы подумать, что платье просто забрали горничные, чтобы Джульетта носила чистую одежду. Но здесь мы узнаем правду об одежде Джульетты. Так я попыталась объяснить, в чем же была причина исчезновения платья.
И я действительно не верю, что Андерсон позволил бы отключить камеры. Я не была уверена в этой идеи, вся эта тема кажется действительно зыбкой, но я думаю, это лучшее объяснение, чем просто факт, что отец Уорнера позволил девушке, за которой они следят, делать все, что ей заблагорассудится.