— Слушай, хватит уже! Сколько можно этот цирк терпеть? — Виктор швырнул телефон на диван так, что тот отскочил и чуть не упал на пол. — Каждый день одно и то же: то лекарства не те, то врача вызывай, то еще какая-то ерунда!
Его сестра Светлана сидела на кухне, листая какой-то глянцевый журнал о недвижимости. Даже не подняла головы.
— Вить, ну успокойся. Мы же договорились все спокойно обсудить.
— Обсудить?! — Он влетел на кухню, едва не задев плечом дверной косяк. — Света, нам уже по тридцать с лишним! У меня кредит за машину, у тебя — за эту твою студию красоты. Понимаешь, о чем я?
Светлана наконец оторвалась от журнала. Посмотрела на брата усталым взглядом человека, который уже все решил, но еще делает вид, что колеблется.
— Я понимаю. Только не ори так, дед в комнате.
— А пусть слышит! — Виктор все-таки сбавил тон, но в голосе застряла злость, как заноза. — Мы что, всю жизнь должны вокруг него танцевать? Ему восемьдесят три, Света. Восемьдесят три! Сколько он еще протянет?
Она поморщилась. Не от слов брата — от того, как легко эти слова вылетели. Как будто речь шла о старом холодильнике, который пора на свалку.
— Вот и порешаем, — Светлана закрыла журнал и положила его на стол рекламной стороной вверх. Там красовалась фотография элитных апартаментов с панорамными окнами. — Сдадим деда в дом престарелых, а квартиру продадим. Хоть подзаработаем немного.
Виктор кивнул, облегченно выдохнул. Вот оно — согласие. Наконец-то. Он присел на край стула, потер лицо ладонями.
— Ты посмотри, сколько стоят двушки в этом районе, — продолжила Светлана, разворачивая журнал. — Минимум двенадцать миллионов. Делим пополам — и у каждого по шесть. Я смогу расширить салон, ты закроешь кредит и еще останется.
— А дом престарелых? Сколько там в месяц?
— Тысяч шестьдесят. Может, семьдесят. Но там все включено: уход, питание, медсестры круглосуточно.
Виктор хмыкнул.
— Ну, за такие деньги пусть хоть на руках носят.
Они помолчали. За окном гудел город — машины, стройка неподалеку, чьи-то голоса во дворе. В квартире пахло чем-то затхлым и старым. Дедовские ботинки стояли у порога, стертые, с треснувшей кожей. На вешалке висела его куртка — та самая, синяя, в которой он ходил последние лет пять.
— А он... в курсе? — спросил Виктор.
— Нет еще. Думаю, завтра скажем. Или послезавтра.
— Лучше завтра. Чем быстрее, тем лучше.
Светлана кивнула, но в глазах мелькнуло что-то неуловимое. Не то чтобы сомнение — скорее досада. От того, что так вышло. От того, что надо делать выбор между дедом и собственной жизнью.
— Слушай, а может... — начала она.
— Нет, Света. Никаких "может". Мы уже все решили.
Она вздохнула и снова уставилась в журнал.
Дед Семен сидел в своей комнате на продавленном диване и смотрел в окно. Он слышал каждое слово. Стены в этой квартире всегда были тонкими — еще когда строили дом в семидесятых, экономили на всем. Он помнил, как въезжали сюда молодыми, с женой, как клеили обои, как ругались из-за мелочей, как смеялись.
Теперь жены нет. Уже четыре года.
Семен провел рукой по столешнице старого письменного стола. На нем лежала небольшая коробка, обитая потертым бархатом. Внутри — документы. Те самые, о которых внуки не знали. О которых не должны были узнать.
По крайней мере, пока.
Он открыл коробку. Достал пожелтевший лист бумаги, сложенный вчетверо. Свидетельство о собственности. Только не на эту квартиру.
На дачу.
Шестьдесят соток в Подмосковье, в двадцати километрах от МКАД. Участок, который он купил еще в девяностых, когда все рушилось и можно было хапнуть за копейки то, что потом выстрелит. Он тогда работал прорабом на стройке, связи имел, знал, где что. Прикупил землю тихо, никому не говорил. Жена знала, конечно. Но жена ушла, унеся с собой все секреты.
Дети — сын и невестка, родители Виктора и Светланы — погибли в той аварии десять лет назад. Они тоже не знали про дачу. Семен хотел сделать сюрприз, хотел построить там дом, чтобы все вместе собираться. Но не успел.
А сейчас... Сейчас эта земля стоила не меньше пятнадцати миллионов. Может, и больше. Рядом начали строить коттеджный поселок, провели коммуникации. Риелторы названивали каждую неделю, предлагали купить. Семен каждый раз вежливо отказывал.
Он сложил бумагу обратно, закрыл коробку.
— Вот и порешаем, — тихо повторил он слова внучки.
Только решать будет он.
Утром Виктор проснулся от запаха кофе. Непривычно. Обычно дед вставал поздно, плелся на кухню к обеду. А тут — семь утра, и на столе уже стоят чашки, тосты, даже масло достал из холодильника.
— Деда? Ты чего так рано?
Семен повернулся. На лице у него было что-то новое. Какая-то собранность. Он выглядел моложе, что ли.
— Садись, Витя. Поговорить надо.
— О чем?
— О том, что вы вчера на кухне обсуждали.
Виктор замер. Кофе в чашке вдруг показался горьким. Он поставил ее обратно на стол.
— Дед, слушай...
— Не надо. Я все слышал. И, знаешь, я не сержусь.
— Не сердишься?
— Нет. Вы правы. Я старый, болею, мешаю вам жить. Квартира нужна — продавайте. В дом престарелых меня определите — не против.
Виктор молчал. Это было... слишком легко. Слишком быстро. Дед вел себя не так, как он ожидал. Никаких слез, обид, скандалов.
— Но, — продолжил Семен, наливая себе кофе, — есть одно условие.
— Какое?
— Сначала решим вопрос с землей.
— С какой землей?
Семен улыбнулся. Хитро так, по-стариковски.
— С моей. У меня есть участок в Подмосковье. Шестьдесят соток. Вы о нем не знали, потому что я не говорил. Но вот сейчас — говорю.
Виктор почувствовал, как что-то внутри переворачивается. Земля? Участок? О чем он вообще?
— Дед, ты того... голова не болит?
— Башка у меня светлая. Документы есть, все чисто. Вот только вопрос: кому я его оставлю.
— Ну... нам, наверное?
— Может, и вам. А может, и нет. — Семен прихлебнул кофе. — Посмотрим, как поведете себя дальше.
Виктор сглотнул. Участок. Земля. Деньги. Настоящие деньги.
— Дед, подожди. Давай обсудим...
— Обсудим, Витя. Обязательно обсудим. Только теперь уже на моих условиях.
Семен встал из-за стола и пошел к себе в комнату. Виктор сидел на кухне, уставившись в пустую чашку.
Все только начиналось.
К вечеру Светлана примчалась домой, едва Виктор успел ей позвонить. Она влетела в квартиру, даже куртку не сняла, сразу к брату.
— Это правда? Участок?
— Говорит, что да. Документы показывал.
— И сколько он стоит?
— Пятнадцать миллионов минимум. Может, больше. Там коттеджный поселок рядом строится.
Светлана присела на диван, выдохнула. Глаза заблестели — не от слез, от азарта.
— Значит, если продать и квартиру, и участок...
— Двадцать семь миллионов, — закончил Виктор. — По тринадцать с половиной на каждого.
Они переглянулись. В этом взгляде было все: жадность, надежда, облегчение. И ни капли стыда.
— Надо с ним поговорить, — сказала Светлана. — Нормально поговорить. Выяснить, что он хочет.
Дед Семен сидел в своей комнате и перебирал старые фотографии. Вот он с женой на море, семидесятые годы. Вот сын маленький, на трехколесном велосипеде. Вот внуки — Виктор и Светлана — школьниками, оба в форме, с букетами. Он тогда их в первый класс провожал, родители на работе были.
Он помнил, как Витька плакал, потому что боялся учительницу. Семен тогда сказал: "Не бойся, я за тебя заступлюсь". И заступился — пришел в школу, поговорил с этой строгой теткой. После того случая Витька всегда к нему прибегал, когда страшно было.
А Светка... Светка всегда была хитрее. Умела выкручиваться, умела добиваться своего. В пятнадцать лет уже красилась, парней крутила. Но когда родители погибли — она тогда ревела у него на плече три дня подряд. Не выходила из комнаты.
Он их вырастил. После той аварии именно он стал им опорой. Он их кормил, одевал, на учебу отправил. Продал машину свою, чтобы Виктору на универ хватило. Занял денег у соседей, чтобы Светлане курсы косметологии оплатить.
А теперь?
Теперь они хотят его сдать.
В дверь постучали.
— Дедушка, можно? — голос Светланы, медовый такой, ласковый.
— Заходите.
Они вошли вдвоем. Сели на край дивана, как провинившиеся школьники перед директором.
— Дед, мы хотели поговорить, — начал Виктор.
— Говорите.
— Ну... насчет участка. Может, расскажешь подробнее?
Семен отложил фотографии.
— А что рассказывать? Земля есть, документы есть. Вопрос только — кому достанется.
— Нам же, — сказала Светлана. — Мы же твои внуки.
— Внуки, — кивнул Семен. — Те самые, которые вчера решили меня спихнуть в дом престарелых.
Повисла пауза. Тяжелая, неловкая.
— Дедушка, мы просто... мы думали, что тебе там будет лучше, — попыталась оправдаться Светлана. — Уход профессиональный, врачи...
— Не ври, — спокойно сказал Семен. — Вы думали о деньгах. О своих кредитах, салонах, машинах. Я же слышал каждое слово.
Виктор сжал кулаки, но промолчал. Что тут скажешь?
— Знаете, что я решил? — продолжил дед. — Я действительно съезжу. Но не в дом престарелых.
— Куда? — удивилась Светлана.
— На участок. Там вагончик строительный стоит, я его еще в девяностых поставил. Электричество провел, воду из скважины. Проживу там остаток своих дней. А участок... — он помолчал, — участок завещаю приюту для бездомных животных.
— Что?! — взорвался Виктор.
— Вы не ослышались. Я уже связался с одной организацией. Они согласны. Построят там приют, будут собак и кошек спасать. Дело хорошее.
Светлана побледнела.
— Дедушка, ты не можешь так...
— Могу. Это моя земля. Я на нее заработал, когда вас еще на свете не было. И распоряжусь ею, как считаю нужным.
— Но мы же семья! — крикнула Светлана.
— Семья? — Семен усмехнулся. — Семья не обсуждает за спиной, куда деда сплавить. Семья не считает, сколько старик еще протянет. Вы знаете, что я чувствовал, когда слышал ваш разговор?
Молчание.
— Я чувствовал, что для вас я уже мертв. Просто еще дышу. И мешаю этим.
— Дед, прости... — начал было Виктор, но старик поднял руку.
— Поздно. Я принял решение. Через неделю съезжаю. Квартиру дарю вам — делите, как хотите. А участок — приюту. Документы уже подписал у нотариуса. Сегодня утром ездил.
Он встал, прошел к двери.
— Свободны. Можете праздновать — квартира ваша.
Семен вышел, оставив их сидеть в оглушительной тишине.
Прошла неделя
Дед собрал вещи — два чемодана, не больше. Виктор и Светлана не помогали. Они вообще почти не разговаривали с ним. Обида душила их обоих — не за то, что дед их разоблачил, а за то, что лишил денег.
В день отъезда Семен вызвал такси. Спустился с чемоданами сам, никого не попросил. Водитель помог загрузить багаж.
— Дед! — окликнула его Светлана, выскочив на лестничную площадку. — Подожди!
Он обернулся.
— Ну... может, передумаешь еще? Насчет участка?
Семен посмотрел на нее долгим взглядом. В этом взгляде было столько грусти, что Светлана вдруг почувствовала — что-то сломалось между ними навсегда.
— Нет, внучка. Не передумаю. Живите с тем, что выбрали.
Он сел в машину. Такси уехало.
Светлана стояла у подъезда, провожая взглядом красные огни. Виктор подошел сзади.
— Ну и ладно, — буркнул он. — Квартира все равно наша. Двенадцать миллионов — тоже деньги.
Но Светлана молчала. Почему-то ей вдруг стало холодно — хотя на улице было совсем не морозно. И почему-то захотелось плакать.
Только слезы не шли.
Дед Семен приехал на участок к вечеру. Вагончик встретил его скрипучей дверью и запахом сырости. Он зажег свет, поставил чайник на газовую плитку.
Сел у окна, смотрел в темноту.
Да, он их проучил. Показал, что старик — не тряпка, которую можно выбросить, когда надоест. Он поступил справедливо.
Но почему же так больно?
Семен достал из кармана фотографию — ту самую, где Витька и Светка маленькие, с букетами. Провел пальцем по выцветшим лицам.
— Вырастил я вас... — прошептал он. — А для чего?
За окном выла осенняя ночь, и старик сидел один в холодном вагончике, держа в руках прошлое.
Прошло два месяца
Виктор закрыл кредит за машину и даже купил новый телевизор — огромный, с изогнутым экраном. Светлана расширила салон, наняла еще двух мастеров. Квартиру продали быстро, деньги разделили ровно пополам. Все получилось, как планировали.
Только спалось им обоим хуже, чем раньше.
Виктор просыпался по ночам и почему-то вспоминал, как дед учил его кататься на велосипеде. Как держал за седло и бежал рядом, задыхаясь, но не отпускал. Как потом, когда Витька все-таки упал и разбил коленку, отвел домой, обработал йодом и сказал: "Ничего, чемпион. Все через это проходят".
Светлана стояла у окна своего нового салона и смотрела на улицу. Клиентов было много, деньги капали. Но внутри царила какая-то пустота, которую не заполнить никакими доходами.
Однажды вечером она набрала номер деда. Долго слушала гудки. Он не брал трубку.
На пятый раз все-таки ответил.
— Алло.
— Дедушка... это я.
Молчание.
— Как ты там?
— Живу, — коротко ответил Семен.
— Холодно небось?
— Печку поставил. Нормально.
Снова пауза. Светлана не знала, что сказать. Извиниться? Поздно. Объяснить? Бесполезно.
— Дед, может, приедешь? Ну... в гости. Чай попьем.
— Зачем?
— Ну... мы же... — она запнулась. — Мы же семья все-таки.
Семен усмехнулся в трубку. Грустно так, без злости.
— Света, семью не выбирают, это правда. Но уважение — выбирают. А вы его не выбрали.
— Дедушка, прости...
— Прощать нечего. Вы сделали выбор, я — свой. Так честнее.
Он положил трубку.
Светлана стояла с телефоном в руке и вдруг поняла — дед их простил давно. Еще тогда, в тот самый день, когда подслушал разговор. Он простил, но не забыл. И не вернется.
Потому что прощение — это не возвращение в прошлое. Это принятие того, что произошло, и движение дальше. Только каждый движется своей дорогой.
Весной на участке Семена действительно начали строить приют. Приехали строители, завезли материалы. Дед наблюдал за процессом из своего вагончика, пил чай и разговаривал с прорабом.
— Хорошее дело делаете, Семен Петрович, — говорил тот. — Животным помощь нужна.
— Знаю, — кивал старик. — Животные хоть благодарность помнят.
Первую собаку — рыжую дворняжку с умными глазами — волонтеры привезли в апреле. Она сразу подошла к Семену, положила морду на колени. Он погладил ее, почесал за ухом.
— Ну что, рыжая, — прошептал он. — Будем вместе доживать?
Собака вильнула хвостом.
И впервые за долгое время Семен почувствовал — он нужен. Не как кошелек, не как владелец квартиры. А просто как человек, который может погладить, накормить, согреть.
Виктор и Светлана так и не приехали на участок. Они жили дальше — работали, копили, строили планы. Иногда вспоминали деда, но быстро гнали мысли прочь. Незачем ворошить то, что уже не исправить.
А Семен доживал свои дни в окружении спасенных животных, под лай и мурлыканье, в тепле маленького домика, который построили волонтеры рядом с приютом.
Он больше не был одинок.
Но внуки — были.
Только они этого пока не понимали.
Деньги, которые они так хотели получить, лежали на счетах, исправно работали, приносили доход. Но счастья не прибавилось. Потому что счастье не в цифрах на экране банковского приложения.
А в том, чтобы вечером кто-то спросил: "Как дела?" — и действительно захотел услышать ответ.
Семен это понял давно.
Внуки — может быть, поймут когда-нибудь.
Или нет.
Это уже их выбор.