Я услышал этот смех раньше, чем открыл дверь квартиры. Её смех — тот самый, который когда-то казался мне музыкой. Только сейчас в нём звучало что-то другое, чужое. Что-то, чего я никогда не слышал за семь лет брака.
Ключи выпали из рук — грохнулись на паркет. Сумку я бросил прямо у порога. В коридоре валялись две пары обуви: её бежевые сапоги и мужские кроссовки Nike. Я знал эти кроссовки. Видел их тысячу раз. Руслан купил их месяц назад и хвастался, мол, последняя модель, эксклюзив.
Сердце стучало где-то в горле. Я прошёл через гостиную — на журнальном столике стояли две недопитые чашки кофе, рядом валялся женский свитер. Её свитер, который я подарил на прошлый Новый год. Из ванной доносился шум воды и... голоса. Два голоса, сливающихся в один.
— Анжела! — рявкнул я, распахивая дверь в ванную комнату.
То, что я увидел за матовым стеклом душевой кабины, превратило меня в чужого самому себе человека. Они даже не сразу заметили, что я стою здесь. Руслан — мой лучший друг, с которым мы прошли школу, универ, первые работы и разочарования — держал мою жену за талию. А она запрокинула голову и смеялась так, будто весь мир принадлежал только им двоим.
Время остановилось. Или, наоборот, понеслось с бешеной скоростью — не разобрать. Я сорвал с петель дверцу душевой кабины. Да, просто схватил её и дёрнул на себя изо всех сил. Раздался треск, звон, хруст — закалённое стекло разлетелось на тысячи осколков. Брызги воды, крики, её вопль:
— Кирилл, ты что творишь?!
— Что я творю?! — Голос сорвался на крик, хотя я не хотел кричать. Не хотел становиться этим обезумевшим идиотом, но уже стал. — Что я творю, спрашивает она! А сама что творишь?! С ним?! С ним, понимаешь?!
Руслан выскочил из душа, хватая полотенце. На его лице был написан такой испуг, что мне захотелось врезать ему. И я врезал — кулаком в челюсть. Он отлетел к стене, съехал вниз, оставляя мокрый след на кафеле.
— Кирилл, стой! — Анжела кинулась между нами, завернувшись в какую-то простыню. — Дай объяснить!
— Объяснить?! — Я схватил с полки баночку с её кремами и швырнул в зеркало. Зеркало треснуло — паутинка разошлась по всей поверхности, исказив наши отражения. — Что тут объяснять? Я всё прекрасно вижу!
Из коридора донёсся стук в дверь — настойчивый, тревожный.
— Кирилл! Кирилл, там что, всё нормально?! — голос соседки Зины. — Я полицию вызову сейчас!
— Зина, не надо! — заорала Анжела. — Всё в порядке!
— Какой порядок?! — Я метался по ванной, как загнанный зверь. Осколки хрустели под ногами. — Ты вообще в своём уме?!
Руслан поднялся, держась за щеку. Губа у него была разбита, из угла рта сочилась кровь.
— Слушай, брат... ты чё так грубо…
— Не смей! — рыкнул я. — Не смей называть меня братом! Ты для меня теперь никто! Ты понял?! Никто!
Анжела заплакала — тихо, жалко, будто это она сейчас жертва. Она всегда умела плакать красиво. Всегда умела вызывать жалость. Но сейчас эти слёзы вызывали только тошноту.
— Кирилл, я... мы не хотели... так получилось...
— Так получилось? — Я засмеялся — истерично, зло. — Это как так получается? Случайно в душ вместе зашли? Случайно одежду сняли?
Зина всё ещё стучала в дверь. Кто-то ещё подошёл — слышались голоса, шёпот. Весь подъезд, наверное, уже в курсе. Завтра пойдут сплетни — "у Широковых скандал", "жена изменила", "прямо в душе застукал". Меня это бесило больше всего. Не то что она изменила — это ранило, как нож в спину. А то, что теперь все будут знать. Все будут смотреть с жалостью или злорадством.
— Уходите, — выдавил я сквозь зубы. — Уходите оба. Сейчас же.
— Кирилл, это моя квартира тоже... — начала Анжела.
— Мне плевать! — заорал я так, что она вздрогнула. — Мне плевать на всё! Собирай вещи и проваливай! К нему, к подругам, к чёрту на рога — мне всё равно!
Руслан молча натянул штаны, футболку — руки дрожали, пальцы не слушались. Анжела стояла, обняв себя за плечи, и смотрела на меня так, будто я монстр. Будто это я виноват во всём происходящем.
— Ну как, хорошо тебе было с моим другом? — спросил я тихо, почти шёпотом. И этот шёпот прозвучал страшнее любого крика. — Наглая и ненасытная, лучше проваливай из моего дома, пока не двинул!
Она всхлипнула и выбежала в спальню. Я слышал, как она торопливо одевается, как хлопают дверцы шкафа. Руслан прошмыгнул мимо меня в коридор, не поднимая глаз. Я пошёл следом.
В прихожей Анжела натягивала куртку. Лицо опухшее от слёз, тушь размазана — жалкое зрелище. Она схватила сумку, сунула ноги в сапоги.
— Я завтра приду за вещами, — пробормотала она.
— Приходи хоть послезавтра, — бросил я. — Только не одна. Я не хочу тебя видеть.
Дверь захлопнулась. Я остался один в этой квартире, где пахло её духами и предательством. В коридоре всё ещё стояла Зина — через глазок был виден её тревожный силуэт.
Я открыл дверь. Зина вжалась в стену, глаза широко распахнуты.
— Кирилл, что случилось? Такой грохот... я думала...
— Всё нормально, Зинаида Петровна, — соврал я. — Просто... стекло разбилось. Извините за шум.
Она кивнула, но было видно, что не верит. Конечно, не верит. Всё было слышно.
Я закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Ноги подкашивались. Руки тряслись — адреналин постепенно отпускал, а на смену приходила пустота. Такая тяжёлая, вязкая пустота, что хотелось просто лечь прямо здесь, на холодном полу, и не вставать.
Семь лет. Семь лет я строил эту жизнь. Работал на двух работах, чтобы купить эту квартиру. Отказывал себе во всём, лишь бы ей было хорошо. Дарил цветы каждую неделю, возил на море каждое лето, слушал её бесконечные рассказы о коллегах и подругах. Я был хорошим мужем. Думал, что был.
А Руслан... Руслан был рядом всегда. На нашей свадьбе он был свидетелем. Он помогал делать ремонт в этой самой ванной, где я только что застал его с моей женой. Он приходил на дни рождения, мы смотрели футбол, выпивали пиво, строили планы на будущее.
Когда это началось? Месяц назад? Полгода? Год?
Я вошёл в ванную. Вода всё ещё капала из разбитого душа. Осколки стекла блестели на полу, на стенах — повсюду. Моё искажённое отражение в треснувшем зеркале смотрело на меня с укором.
"Что дальше?" — спросил я у этого отражения.
Но ответа не было.
Телефон разрывался всю ночь. Сначала звонила она — раз десять подряд. Потом он. Потом снова она. Я не брал трубку. Просто смотрел, как экран загорается и гаснет, загорается и гаснет. Как мигает её имя на дисплее — "Анжела". Это сердечко теперь казалось издевкой.
Под утро пришло сообщение от Руслана: "Прости, брат. Я не знаю, как это объяснить. Давай встретимся, поговорим нормально".
Нормально. Он хочет поговорить нормально. Как будто можно нормально обсудить то, что он спал с моей женой. Как будто есть какие-то слова, которые всё исправят.
Я удалил сообщение. Потом удалил его номер. Потом все наши общие фотографии — с рыбалок, с футбольных матчей, с той поездки в Сочи три года назад. Удалял методично, без эмоций. Щёлк — и нет человека. Семнадцать лет дружбы стёрты за двадцать минут.
К восьми утра я всё ещё сидел на кухне. Перед собой видел чашку — пустую, давно остывшую. Я даже не помнил, пил ли из неё что-то. В окно светило зимнее солнце, какое-то равнодушное, холодное. Во дворе женщина выгуливала собаку, школьники тащились с рюкзаками. Обычное утро понедельника. У всех жизнь идёт своим чередом, а у меня...
На работу я не пошёл. Позвонил начальнику, соврал про температуру и грипп. Тот что-то буркнул про дедлайны и отчёты, но отпустил.
В девять постучала Зина. Я открыл — она стояла с контейнером в руках.
— Кирилл, я тут котлеток сделала... Подумала, вдруг проголодался. Ты вчера ужинал хоть?
Я посмотрел на неё — на это морщинистое доброе лицо, на эти озабоченные глаза — и вдруг понял, что сейчас расплачусь. Взрослый мужик, тридцать два года, а готов разреветься из-за соседкиных котлет.
— Спасибо, Зинаида Петровна, — прохрипел я. — Спасибо вам.
Она кивнула, протянула контейнер и вдруг сказала:
— Ты знаешь... у меня муж тоже изменял. Давно это было, в молодости. Я тогда думала — всё, конец света. А сейчас вспоминаю и понимаю: это был не конец, а начало. Начало новой жизни.
Я хотел ответить что-то, но она уже ушла. Я остался стоять в дверях с тёплым контейнером в руках.
Днём приехала её мать. Даже не позвонила — просто ворвалась в квартиру со своим ключом, который я когда-то дал на всякий случай. Светлана Викторовна всегда меня недолюбливала. Считала, что её дочь достойна большего, чем менеджер среднего звена в строительной компании.
— Где Анжела? — требовательно спросила она с порога.
— У вас, наверное, — ответил я. — Или у своего любовника.
Она побледнела. Видимо, дочка ещё не успела рассказать полную версию событий.
— Что ты сказал?
— То, что вы услышали. Ваша дочь изменяла мне. С моим другом. Я застал их вместе вчера. Так что если пришли читать мне нотации про то, какой я плохой муж — можете развернуться и уйти.
Светлана Викторовна опустилась на диван. Впервые за все годы знакомства я увидел её растерянной.
— Анжела говорила... она сказала, что вы поссорились... что ты набросился на неё...
— Набросился? — Я рассмеялся. — Да, набросился. На дверцу душевой кабины. Когда увидел, как ваша идеальная дочка развлекается с Русланом.
Она молчала. Потом достала телефон, набрала номер.
— Анжела? Это правда? — пауза. — Не ври мне! Это правда?!
Я вышел на балкон. Закурил — первый раз за три года. Бросал когда-то, потому что Анжела терпеть не могла запах табака. Теперь можно курить сколько угодно.
Когда я вернулся, Светлана Викторовна сидела с красными глазами.
— Я не знала, — тихо сказала она. — Кирилл, прости... я не знала.
— Теперь знаете.
Она встала, направилась к выходу, но у порога обернулась:
— Она дура. Полная дура. Ты был хорошим мужем.
После её ухода я разбирал шкаф. Складывал Анжелины вещи в коробки — платья, туфли, косметику, книжки. Находил что-то — и всплывала память. Вот это платье было на ней в день нашей помолвки. Эти серёжки я подарил на годовщину. Эта книжка — мы читали её вместе вслух, лёжа в постели.
Каждая вещь резала, как тот осколок стекла из разбитой душевой кабины.
К вечеру коробки стояли у двери. Я написал ей: "Забери свои вещи завтра до обеда. Я буду на работе".
Ответ пришёл мгновенно: "Кирилл, давай поговорим. Пожалуйста".
"Не о чем говорить", — отправил я и заблокировал номер.
Всё. Семь лет закончились одним касанием экрана.
Прошло три недели
Я переставил мебель в квартире. Выбросил постельное бельё, на котором мы спали вместе. Купил новый диван — синий, хотя она всегда настаивала на бежевом. Записался в спортзал, начал ходить на бокс. Каждый удар по груше — это удар по прошлому, по боли, по предательству.
Коллеги на работе смотрели с сочувствием. Сплетни разлетелись быстро — у Светланы Викторовны подруга работает в нашем офисе. Но никто не лез с расспросами. Только Виталий из соседнего отдела как-то зашёл после обеда:
— Слушай, если что — пивка можем как-нибудь. Поговорим.
— Спасибо, — ответил я. — Как-нибудь обязательно.
Мы так и не сходили. Но сам факт того, что предложили — грел.
Анжела забрала вещи, пока меня не было. Оставила ключи на комоде, больше ничего. Даже записку не написала. Я стоял посреди пустой квартиры и чувствовал... облегчение. Да, именно облегчение. Как будто сняли тяжеленный рюкзак с плеч.
О Руслане я ничего не слышал. Удалил из всех соцсетей, общих друзей попросил не рассказывать про него. Для меня этот человек просто перестал существовать.
А потом, в субботу вечером, позвонила Зина.
— Кирилл, ты... ты дома? — голос встревоженный.
— Да, а что?
— Анжела у меня. Сидит на лестнице, плачет. Говорит, что домой идти некуда.
Я молчал несколько секунд.
— Зинаида Петровна, это не моя проблема.
— Я понимаю, но... она в таком состоянии. Может, хоть воды дашь попить?
Я вышел на лестничную площадку. Она сидела на ступеньках — скукоженная, с распухшим заплаканным лицом, в той самой куртке, в которой убегала тогда. Увидев меня, вздрогнула.
— Кирилл... прости... я не знала, куда идти...
— Иди к Руслану, — сказал я холодно. — Это же твой выбор был.
Она всхлипнула.
— Он... он ушёл. К другой. Оказывается, у него была ещё одна. Всё это время. И я, и она... и, наверное, ещё кто-то.
Я посмотрел на неё. Месяц назад мне было бы жаль. Месяц назад я бы обнял, утешил, забрал домой. Но это был другой Кирилл. Тот, который не знал правды.
— И что ты хочешь услышать от меня? — спросил я. — Что мне тебя жаль? Что я прощаю?
— Я хочу... я ошиблась, Кирилл. Это была ужасная ошибка. Я думала... я думала, что с ним будет по-другому. Что он меня понимает, что мы...
— Что вы настоящие? — перебил я. — Что он видит тебя? Что ты с ним чувствуешь себя живой?
Она кивнула, уткнувшись лицом в колени.
— Знаешь, Анжела, — я присел рядом, но не близко. — Это называется бумеранг. Ты предала меня, он предал тебя. Вот так работает справедливость.
— Я поняла... — прошептала она. — Поняла, что потеряла. Ты был хорошим. Лучшим. А я... я всё испортила.
— Да, испортила.
Зина стояла в стороне, наблюдала за нами. На её лице читалось одновременно и сочувствие, и что-то ещё — понимание, что некоторые вещи не склеить.
— Можно я вернусь? — Анжела подняла на меня глаза — красные, опухшие. — Мы можем попробовать ещё раз? Я буду другой, клянусь...
Я встал. Отряхнул джинсы.
— Нет, Анжела. Не можем. То, что было между нами — умерло в тот момент, когда ты зашла с ним в душ. Люди не возвращаются из мёртвых.
— Но я люблю тебя! — выкрикнула она.
— Ты любишь стабильность. Квартиру. Мужа, который не уйдёт к другой. Но меня — нет. Меня ты не любила. Иначе не изменяла бы.
Она заплакала громче. Зина подошла, положила руку ей на плечо.
— Анжела, пойдём. Переночуешь у меня, а завтра разберёмся.
Они ушли. Я вернулся в квартиру — в свою квартиру, где пахло свежей краской и новой жизнью. Где на стене висела не та картина, которую она выбирала. Где в холодильнике лежала еда, которую я готовил сам. Где было пусто, но честно.
Я налил себе виски — купил бутылку на днях, хорошую, дорогую. Анжела терпеть не могла крепкий алкоголь. Теперь можно.
Сел на новый синий диван. Включил телевизор — шёл какой-то боевик. Взял телефон, пролистал ленту. Виталий с работы выложил фото с какого-то мероприятия. Незнакомые лица, улыбки, жизнь.
Я написал ему: "Как насчёт того пива? Завтра свободен".
Ответ пришёл мгновенно: "Давай. В семь у «Пинты»?"
"Договорились".
Я откинулся на спинку дивана. За окном горели фонари, падал снег — первый в этом сезоне. Красиво. Тихо. Спокойно.
Где-то там, этажом ниже, Анжела плакала о том, что потеряла. Где-то там Руслан строил новую жизнь с новой любовью. А я просто сидел в своей квартире и понимал: я свободен.
Больно? Да. Обидно? Безусловно. Но это была моя боль, моя обида. И только я решал, что с ними делать. Я больше не тащил на себе чужую ложь.
Телефон завибрировал. Сообщение от неизвестного номера: "Кирилл, это Руслан. Мне нужно с тобой поговорить. Я многое объясню".
Я посмотрел на экран. Потом нажал "Удалить" и заблокировал номер.
Некоторые двери закрываются навсегда. И это нормально.
Это правильно.