— Ты что, издеваешься надо мной? Я серьёзно спрашиваю!
Виктор стоял посреди кухни, упёршись кулаками в столешницу. Лицо красное, жилка на лбу пульсирует — классика жанра. Софья молча доставала из посудомойки тарелки, пытаясь не встречаться с ним взглядом. Вечер понедельника. Обычный, казалось бы.
— Я тебе говорю! — Он повысил голос ещё сильнее. — Совсем отупела что ли? Ухаживать за моей мамой будешь ты, а ни какая-нибудь сиделка!
Софья поставила тарелку на полку так резко, что та звякнула о соседнюю. Обернулась.
— Витя, мы же обсуждали. Я работаю. Полный день, между прочим.
— И что? — Он усмехнулся, но в этой усмешке не было ничего весёлого. — Все работают. Моя мать лежит с переломом, ей нужен уход круглосуточный. Думаешь, я буду платить каким-то чужим людям деньги за то, что должна делать ты?
Софья почувствовала, как внутри что-то туго сжимается. Вот опять. Опять этот разговор, который неизбежно заканчивается скандалом. Она закрыла дверцу посудомойки и повернулась к мужу лицом.
— Витя, послушай. Твоей маме нужен профессиональный уход. Я не умею делать уколы, менять капельницы, я не медсестра!
— Научишься, — отрезал он. — Мать научилась же когда-то. Все женщины это умеют.
— Не все женщины это умеют! — Софья почувствовала, как голос срывается на крик. — И потом, я не могу уйти с работы! У нас кредит за машину, за квартиру ещё платить и платить...
— Вот именно, — Виктор сделал шаг вперёд, нависая над ней. — Поэтому мы не можем позволить себе сиделку. Двадцать тысяч в неделю! Ты понимаешь, сколько это денег?
Софья отступила к мойке. В груди стучало так, что казалось — сердце сейчас выпрыгнет. Она прекрасно понимала, сколько это денег. Но ещё лучше понимала другое: если она уйдёт с работы, то назад уже не вернётся. Её место займёт кто-то другой за два дня. Рынок аналитиков сейчас переполнен.
— Твоя зарплата всё равно копейки, — продолжал Виктор, словно прочитав её мысли. — Тридцать пять тысяч. Хватит ли этого, чтобы компенсировать расходы на сиделку? Нет. Так какой смысл?
— Смысл в том, — Софья старалась говорить спокойно, хотя руки дрожали, — что это моя работа. Мой опыт. Моя карьера.
Виктор рассмеялся. Настоящим, громким смехом, от которого Софья съёжилась.
— Карьера! — Он чуть не задохнулся от смеха. — Ты сидишь в офисе, таскаешь бумажки и называешь это карьерой? Соня, очнись. Ты замужем. У тебя есть обязанности перед семьёй.
— У меня есть обязанности перед собой, — тихо сказала она.
Он замолчал. Посмотрел на неё так, будто она сказала что-то непристойное.
— Повтори?
— Я сказала... — Софья сглотнула. — У меня есть обязанности перед собой. Я не могу просто взять и бросить всё.
— Значит, моя мать для тебя — ничто, — Виктор покачал головой, и в его голосе появились совсем другие нотки. Обиженные. Жалобные. — Я всё понял. Чужая она тебе. Всегда была чужой.
О нет. Только не это. Только не игра в "ты не любишь мою маму". Софья видела эту манипуляцию уже сотню раз. Но каждый раз она срабатывала, потому что где-то глубоко внутри был тот червячок вины, который грыз и грыз...
— Витя, твоя мама мне не чужая, — она попыталась смягчить тон. — Но я не могу пожертвовать своей жизнью. Пойми...
— Пожертвовать жизнью! — Он всплеснул руками. — Ты слышишь себя? Мать сломала шейку бедра, ей шестьдесят восемь лет! Два месяца нужно за ней присмотреть, всего два месяца, а ты говоришь про какие-то жертвы!
Два месяца. Софья усмехнулась про себя. Когда его отец умер пять лет назад, "временно" мама переехала к ним "на пару недель". Эти недели превратились в полгода. Полгода ежедневных замечаний о том, как Софья готовит, убирает, одевается, разговаривает. Полгода, когда Варвара Степановна сидела на их диване, смотрела сериалы и периодически вздыхала: "Эх, был бы у меня настоящий сын, не бросил бы старуху..."
— Мам, я же здесь, — каждый раз говорил Виктор.
— Здесь-то здесь, — отвечала Варвара Степановна, — да только жена у тебя какая попалась...
И вот теперь снова. Снова эта перспектива — два месяца, которые легко превратятся в полгода или в год.
— Давай наймём сиделку, — Софья попробовала ещё раз. — Я возьму подработку, фриланс какой-нибудь. Найду способ заработать эти деньги.
— Нет, — отрезал Виктор. — Я не хочу, чтобы чужие люди лазили по квартире моей матери. Она всю жизнь там прожила, у неё там вещи ценные. А вдруг украдут?
— Мы можем проверить агентство, почитать отзывы...
— Нет! — Виктор ударил кулаком по столу, и Софья вздрогнула. — Я сказал — нет. Ты поедешь к ней завтра же и будешь за ней ухаживать. Точка.
В комнате стало тихо. Где-то за окном сигналила машина, наверху кто-то двигал мебель. Обычные звуки обычного вечера в обычной московской многоэтажке.
— А если я откажусь? — спросила Софья. Голос прозвучал странно — чужим, отстранённым.
Виктор медленно повернулся к ней.
— Что?
— Если я откажусь, — повторила она, уже увереннее. — Что ты сделаешь?
Он смотрел на неё секунд десять молча. Потом усмехнулся.
— Тогда можешь собирать вещи, — сказал он просто. — И возвращаться к своей маме. Посмотрим, как ты запоёшь, когда будешь жить на одну свою зарплату в съёмной однушке на окраине.
Софья почувствовала, как холод разливается по спине. Он серьёзно. Он действительно серьёзно.
— Ты меня выгоняешь?
— Я даю тебе выбор, — Виктор пожал плечами. — Либо ты едешь к маме и делаешь то, что должна делать нормальная жена. Либо мы расходимся. Мне не нужна жена, которая ставит свой офис выше семьи.
Он развернулся и вышел из кухни. Хлопнула дверь в комнату. Щёлкнул замок.
Софья осталась стоять у мойки, глядя в пустоту. Руки по-прежнему дрожали. Во рту пересохло. Она налила себе воды из-под крана, выпила залпом. Холодная вода обожгла горло.
Что же делать?
Телефон завибрировал в кармане халата. Софья достала его — сообщение в рабочем чате. Коллега Нелли написала: "Соня, завтра в девять встреча с клиентом, будешь?"
Софья посмотрела на экран. Её пальцы зависли над клавиатурой. "Буду", — хотела она написать. Но вместо этого медленно опустила телефон.
В голове крутилась одна мысль: как она вообще здесь оказалась? Как дошло до того, что её собственный муж ставит ей ультиматум — либо бросай работу, либо убирайся?
Они познакомились семь лет назад на корпоративе у общих друзей. Виктор тогда показался ей надёжным, спокойным. Он не пил, не курил, работал инженером на заводе. Говорил правильные слова о семье, о детях. "Я хочу построить крепкий дом", — сказал он ей на третьем свидании.
И она поверила. Вышла замуж через год. Родила дочку Аришу ещё через год. Виктор был хорошим отцом — играл с ребёнком, возил на развивайки, помогал с уроками. Но постепенно... постепенно что-то начало меняться. Сначала мелочи. Замечания о том, что она слишком много времени проводит на работе. Недовольные взгляды, когда она задерживалась на совещании. Потом — прямые требования: "Ты мать, твоё место дома".
А когда год назад умерла его тётя и оставила Варваре Степановне свою двухкомнатную квартиру на Юго-Западной, что-то окончательно сломалось. Виктор стал ездить к матери каждые выходные, помогать с ремонтом, с документами. И каждый раз возвращался раздражённым: "Она там одна, ей тяжело, а ты даже не предложишь помочь!"
Софья помогала. Привозила продукты, убиралась, готовила. Но Варвара Степановна всегда находила к чему придраться: "Борщ пересолила", "пыль протёрла кое-как", "ребёнка воспитываешь неправильно".
И вот теперь — перелом. Варвара Степановна поскользнулась на крыльце три дня назад, упала. Операция, больница, выписка на следующей неделе. И требование Виктора — бросай всё, занимайся мамой.
Софья села за стол, уронила голову на руки.
Завтра она должна дать ответ. Завтра решится её судьба.
Утром Виктор ушёл на работу, даже не попрощавшись. Хлопнула входная дверь — и всё. Софья проводила Аришу в школу и вернулась в пустую квартиру. Села на кухне с кофе, который почему-то совсем не хотелось пить.
Телефон зазвонил ровно в девять. Варвара Степановна.
— Алло, Сонечка, — голос свекрови звучал слабо, но Софья уже научилась различать в этой слабости злые нотки. — Витенька сказал, ты приедешь ко мне сегодня. Привези, пожалуйста, молоко, творог и хлеб. Белый, не чёрный. И апельсины, килограмма два.
— Варвара Степановна, я...
— А ещё таблетки мои закончились, рецепт лежит на тумбочке. Съездишь в аптеку, выпишешь. Да, и постельное бельё надо поменять, грязное в стиральную машину закинешь. И пол помыть не забудь, а то пыли там...
— Послушайте, — Софья сжала чашку. — Мы с Виктором ещё не решили окончательно...
— Что решили? — В голосе свекрови появилась резкость. — Сын мне всё рассказал. Ты отказываешься за мной ухаживать. Неужели тебе не стыдно? Я столько для вас делала, столько помогала с Аришкой, когда она маленькая была...
Софья прикусила губу. Помогала. Два раза приезжала посидеть с внучкой, каждый раз причитая, как ей тяжело, как болит спина, как неудобно добираться.
— Я приеду, — сказала Софья устало. — Днём приеду.
— Вот и умница. Жду к обеду. Приготовишь мне куриный супчик, да?
Софья положила трубку и закрыла лицо руками. Господи, как же всё это надоело. Как надоело постоянно оправдываться, доказывать, что ты не плохая, не эгоистка, не бессердечная.
В одиннадцать она приехала в офис, чтобы забрать документы и поговорить с начальником. Павел Сергеевич выслушал её молча, сидя за своим массивным столом и постукивая ручкой по блокноту.
— Значит, вам нужен отпуск за свой счёт на два месяца, — подытожил он.
— Да. Семейные обстоятельства.
Он помолчал, глядя куда-то в окно.
— Софья Андреевна, вы хороший специалист. Но я не могу держать вашу должность открытой два месяца. У нас проект крупный начинается, нужны люди.
— Я понимаю, — она сглотнула. — Просто... у меня нет выбора.
— Выбор всегда есть, — Павел Сергеевич посмотрел на неё внимательно. — Но это ваше решение. Через два месяца можете подать резюме заново, посмотрим, будут ли вакансии.
То есть — увольнение. Софья кивнула, стараясь не показывать, как больно.
Она вышла из офиса и поехала к свекрови. По дороге заехала в магазин, накупила продуктов на три тысячи рублей. Деньги сняла с карты, на которую откладывала на новый ноутбук.
Варвара Степановна встретила её лёжа на диване в халате. Нога в гипсе покоилась на подушках, на журнальном столике громоздилась куча таблеток.
— А, пришла наконец, — свекровь окинула её недовольным взглядом. — Я уже голодная совсем. Давай быстрее готовь.
Софья пошла на кухню. Разобрала пакеты, достала курицу. Начала чистить овощи. За спиной появилась Варвара Степановна — прихрамывая, опираясь на костыль.
— Ты чего лук так режешь? Крупно слишком, — она взяла нож из рук Софьи. — Давай я покажу.
— Варвара Степановна, вам нельзя ходить!
— Ерунда. Мне нужно разрабатывать ногу, врач сказал.
Свекровь нарезала лук мелкими кубиками, всё время комментируя: "Вот так надо", "молодёжь сейчас совсем готовить не умеет", "хорошо хоть Витя при мне не голодал".
Софья молчала, помешивая бульон. В животе крутилось неприятное чувство — смесь злости и бессилия.
Когда суп был готов, Варвара Степановна попробовала, поморщилась.
— Недосолила. И укропа мало.
— Вам нельзя много соли, у вас давление, — напомнила Софья.
— Не указывай мне! Я лучше знаю, что мне можно.
Они поели в молчании. Потом Софья помыла посуду, поменяла бельё, протерла пыль. Варвара Степановна лежала на диване и руководила процессом: "Не там вытираешь", "зачем ты шкаф открыла", "аккуратнее, этот хрусталь дорогой".
В шесть вечера, когда Софья собиралась уходить, свекровь вдруг сказала:
— Знаешь, Сонечка, мне тут Людочка звонила сегодня.
Софья насторожилась. Людочка — это сестра Варвары Степановны, ещё та штучка. Любительница сплетен и интриг.
— И что она сказала?
— Ну, она спрашивала про тебя. Я рассказала, что ты отказываешься за мной ухаживать, хочешь нанять чужих людей, — Варвара Степановна говорила будничным тоном, но глаза её блестели. — Она так удивилась. Говорит, вот молодёжь пошла, о стариках заботиться не хотят. Вспомнила, как её невестка...
— Я не отказывалась, — перебила Софья. — Я просто предложила нанять профессионала.
— Ну да, ну да, — свекровь махнула рукой. — Чужого человека. А сама на работе торчать будешь. Людочка ещё сказала, что видела тебя недавно с каким-то мужчиной в кафе. Кто это был?
Софья застыла, одёргивая куртку.
— Это был мой коллега. Мы обсуждали рабочий проект.
— А-а-а, коллега, — Варвара Степановна протянула значительно. — Понятно. Ну-ну.
— Что "ну-ну"?
— Ничего, Сонечка. Просто я своему сыну всё рассказываю. Мы с Витенькой друг от друга секретов не держим.
Софья почувствовала, как по спине пробежал холодок. Что это было? Угроза? Намёк?
— Варвара Степановна, я не понимаю, что вы хотите сказать.
— Да ничего я не хочу, — свекровь улыбнулась невинно. — Просто говорю. А ты иди уже, иди. Завтра пораньше приедешь, ладно? В восемь утра. Мне нужно в поликлинику съездить, на перевязку.
Софья вышла из квартиры, спустилась по лестнице. На улице было холодно, ветер пронизывал насквозь. Она достала телефон — три пропущенных от Виктора.
Набрала его номер.
— Ты где? — его голос был ледяным. — Мать говорит, ты еле-еле пришла, готовила кое-как, вообще без настроения.
— Витя, я приехала, помогла...
— А мне тут Людмила звонила. Спрашивала, кто этот парень, с которым ты в кафе сидела. Что это за парень, Соня?
Вот оно. Они решили давить на неё с двух сторон. Мать и сын. Варвара Степановна уже успела позвонить Виктору и подлить масла в огонь.
— Это Андрей, мой коллега. Мы обсуждали презентацию для клиента.
— Презентацию, — он усмехнулся. — В кафе. Наедине. Может, ещё и за ручку держались?
— Виктор, прекрати! Это было рабочее общение!
— Знаешь что, Соня? Мне кажется, тебе просто не хочется быть дома. Тебе интереснее с этим Андреем в кафе сидеть, чем о семье заботиться.
— Это бред!
— Мать права. Ты изменилась. Стала какая-то холодная, отстранённая. Может, у тебя и правда кто-то есть?
Софья закрыла глаза. Господи, до чего же они довели её. До обвинений в измене на ровном месте.
— Виктор, я устала. Я весь день убиралась у твоей матери, готовила, мыла, терпела её замечания. И теперь ты звонишь и устраиваешь допрос?
— Допрос? — он засмеялся зло. — Это называется нормальный разговор между супругами. Или ты уже забыла, что мы муж и жена?
— Не забыла, — она сжала телефон. — Но, похоже, ты забыл, что жена — это не прислуга.
Он повесил трубку. Софья осталась стоять на тротуаре, глядя на чёрный экран телефона. Вокруг проходили люди, машины ехали по дороге, где-то играла музыка из открытого окна.
А она чувствовала себя загнанной в угол. Они играли с ней, мать и сын. Играли, как кошка с мышью. И самое страшное — она не знала, как из этого выбраться.
Софья шла по вечерним улицам, не замечая холода. В голове крутились мысли одна другой тяжелее. Она дошла до метро, но вместо того, чтобы спуститься, свернула в сторону небольшого сквера. Села на скамейку, достала телефон.
Нашла в контактах номер. Мама. Нажала вызов.
— Сонечка? — голос матери был встревоженным. — Что-то случилось?
И тут Софью прорвало. Она рассказала всё — про ультиматум Виктора, про увольнение, про интриги Варвары Степановны, про обвинения в измене. Говорила и не могла остановиться, слова лились потоком.
— Доченька, — мама помолчала, потом сказала твёрдо, — собирай вещи и приезжай ко мне. Сейчас же.
— Но...
— Никаких "но". Ты слышишь меня? Забирай Аришу из школы завтра и приезжай. Я уже приготовлю комнату.
Софья приехала домой поздно. Виктор сидел в гостиной, уткнувшись в телефон. Даже не поднял голову.
— Нам нужно поговорить, — сказала Софья.
— Не о чем говорить, — он продолжал смотреть в экран. — Ты завтра к маме едешь? Да или нет?
— Нет, — Софья села напротив. — Я не поеду. И знаешь что? Я приняла решение. Я ухожу.
Виктор оторвался от телефона. Посмотрел на неё так, будто она сошла с ума.
— Что?
— Я ухожу от тебя. Забираю Аришу и уезжаю к маме. Можешь искать себе новую жену, которая будет делать всё, что скажешь ты и твоя мать.
Он вскочил со стула.
— Ты меня бросаешь из-за того, что я попросил помочь больной матери? Совсем совести нет?
— Ты не просил, — Софья встала тоже, — ты требовал. Ты поставил мне ультиматум, ты угрожал выгнать. А твоя мать плела интриги, обвиняла меня в измене. Вы вдвоём решили сломать мне жизнь.
— Никто тебя не ломал! Ты просто эгоистка!
— Возможно, — Софья пожала плечами. — Но я эгоистка, которая больше не будет терпеть манипуляции. Завтра я заберу дочь и уеду.
На следующее утро она собрала вещи — свои и Аришины. Дочка смотрела большими глазами, не понимая, что происходит.
— Мам, а мы вернёмся?
— Не знаю, солнышко, — Софья обняла её. — Пока поживём у бабушки.
Виктор ушёл на работу рано, даже не попрощавшись. Софья вызвала такси, погрузила сумки. Когда машина тронулась, она обернулась — окна их квартиры смотрели пустыми глазами. Семь лет жизни остались там, за этими окнами.
У мамы их встретили с горячим чаем и пирогами. Маленькая двушка на окраине показалась Софье раем после всего, что было.
— Поживёте, пока не разберётесь, — мама гладила Аришу по голове. — Я рада, что ты набралась смелости.
Через два дня позвонил Виктор. Голос был другим — растерянным, потерянным.
— Соня, давай поговорим. Ну что нельзя же так, из-за ерунды разводиться...
— Это не ерунда, — спокойно сказала Софья. — Ты выбрал сторону своей матери, а не жены. Ты обвинил меня в измене на пустом месте. Ты заставлял меня отказаться от работы. Это называется — контроль и манипуляция.
— Я не хотел... я просто переживал за маму...
— А обо мне не переживал? О моих чувствах, моей карьере, моей жизни?
Он молчал.
— Вот именно, — Софья вздохнула. — Может, когда-нибудь ты поймёшь. А пока мне нужно время подумать.
Она нашла новую работу через три недели. Небольшая компания, зарплата чуть меньше, но атмосфера тёплая, человечная. Начальница, узнав про ситуацию, сказала: "Молодец, что ушла. Жизнь слишком коротка, чтобы терпеть неуважение".
Софья начала ходить к психологу. На третьей сессии психолог сказала:
— Вы знаете, что сделали самое важное? Вы установили границу. Вы сказали "нет" тем, кто пытался управлять вашей жизнью.
Варвара Степановна звонила пару раз, голос был ядовитым:
— Бросила мужа, разрушила семью. Аришка без отца останется.
— Аришка будет видеться с отцом, — спокойно ответила Софья. — А семья разрушилась не из-за меня. Из-за того, что вы с Виктором решили, что можете мной распоряжаться.
Свекровь повесила трубку. Больше не звонила.
А Софья впервые за много лет почувствовала облегчение. Она просыпалась утром без тяжести в груди. Шла на работу с лёгким сердцем. Играла с Аришей, смеялась, строила планы.
Она была свободна. И это было лучшее чувство на свете.
Через два месяца был развод. Виктор подписал все бумаги молча. При встрече он выглядел осунувшимся, постаревшим.
— Я понял, что был не прав, — сказал он тихо. — Слишком поздно понял.
Софья кивнула. Ей не было его жалко. Не было и злости. Просто — пустота на месте, где раньше было чувство.
— Береги себя, Витя, — сказала она и ушла.
Справедливость не всегда приходит громко и эффектно. Иногда она приходит тихо — в виде внутренней силы встать и уйти. В виде права сказать "нет". В виде новой жизни, которую ты строишь сам, без манипуляций и давления.
Софья построила такую жизнь. И она была счастлива.