Мужчин осталось раз-два и обчёлся: старики, дети-подростки, да еще несколько мужиков непризывных. Всё легло на плечи женщин, подростков и детей. Ольга стала звеньевой на прополке свеклы. Работали от зари до зари, под лозунгом "Всё для фронта! Всё для победы!"
Глава 1
Глава 2
Первые извещения пришли не с фронта, а с военных сборов – двое парней из села погибли от налетов на эшелон ещё по дороге. По селу пронёсся первый, леденящий душу, бабий вой.
Ольга, у которой от постоянного напряжения и недосыпа болели глаза, писала письма. Она еще в конце двадцатых научилась писать и читать, когда в их деревне открыли школу.
Писала не от себя, а под диктовку неграмотных соседок их мужьям на фронт.
Когда письма приходили в ответ, а приходили редко, она же их и зачитывала. И когда однажды пришла похоронка на мужа одной из её подруг, именно Ольге пришлось идти в тот дом и говорить, глядя в глаза несчастной женщины:
- Марья… Фёдора твоего нет больше.
После этого она вышла со двора и в голос рыдала, устав нести этот груз.
***
И дома у Арины и Семена поселилась скорбь утраты.
Его пасынок-племянник Петя ушёл на фронт в первые же дни. От него пришло всего лишь одно-единственное письмо, где он писал, что его взяли в танковые войска.
А потом несколько месяцев тишина, ни одной весточки от него. Пока однажды почтальонка не принесла в дом Семена и Арины похоронку. Арина, прочитав, не закричала. Она села на лавку и стала тихо раскачиваться из стороны в сторону, лишь поскуливая и завывая. Семен подошёл, взял её за плечи и прижал к себе.
Слёз у него не было. Был только каменный, беспощадный холод внутри и жгучее чувство вины перед братом: не уберёг его сына.
Он стоял и проклинал себя за то, что остался на всю жизнь хромым. Лучше бы он ушел, лучше бы он погиб под вражеским огнем.
***
Весть о Победе пришла в село солнечным майским днём 1945 года. Её привёз человек из города на взмыленной лошади. Терентий, выйдя на крыльцо сельсовета, сорванным голосом крикнул собравшимся людям, размахивая листком:
- Победа, родненькие! Победа!
Люди плакали, смеялись, обнимали друг друга, незнакомых. Ольга, стоя в толпе, увидела Семена, что по делу приехал в Дымки в тот день. Он стоял у околицы, опираясь на палку, и просто смотрел в небо. Лицо его было мокрым от слёз. Она знала, что на этой войне он потерял своего племянника-пасынка, и скорбь его была велика.
Он тоже её заметил, но не подошли они друг к другу, не было в том нужды.
Радость односельчан вскоре сменилась слезами, когда все сели за общий стол - из села Терентия на фронт ушло семьдесят восемь мужчина, а вернулись тридцать один. И то не все целые.
В Гремячем из пятидесяти двух лишь девятнадцать солдат возвратились в свои дома.
Пустые избы, вдовьи слёзы, сиротство – вот цена этой Великой Победы.
***
В августе семнадцатилетний Иван, сын Терентия и Ольги поступил в ремесленное училище. Там ему выдали место в общежитии и парнишка учился, как велели ему родители - старательно впитывая информацию. Впрочем, он и сам горел желанием получить образование, чтобы отец им гордился и хотел быть достойным его.
Станки, чертежи, учебы – всё давалось ему легко. Он был серьёзен не по годам, немногословен.
Но однажды осенью 1946 года их группу отправили на субботник – разбирать старое здание рядом с техникумом, где готовили бухгалтеров и плановиков. В субботнике участвовали и учащиеся того заведения. Объединив их вместе, распределили по парам.
Ваниной напарницей оказалась хрупкая девушка с двумя светлыми косами, выбивавшимися из-под серого в горошек платочка. Она таскала кирпичи, явно переоценив свои силы.
– Давай я, – просто сказал Иван, взял у неё перегруженный старый ящик. – Сломаешься или ты, или дно у ящика сломается и кирпич на ногу упадет.
– Не сломаюсь, – буркнула она, но отдала ему ящик. – Мы тут не изнеженные все.
Он посмотрел на неё насмешливо и вдруг смутился, глядя в её большие серые глаза.
– А ты откуда? Местная?
- Я из Гремячего, слышал о таком?
– Конечно, слышал! - обрадовался парень, встретив тут землячку. - Я из Дымков. Мой отец председатель колхоза.
- Ах, Терентий Захарович? Говорят, хороший мужик. Как тебя звать, сын председательский?
- Ваня Фомин. А тебя?
- Алена Ершова. Мой папа тоже в колхозе работает, он механик. Мама в поле трудится, в прошлом году её бригадиром на посевной на нашем участке поставили.
Хоть она и улыбалась, а глаза её печальными были. Лишь чуть позже он узнал, что она все еще оплакивала старшего брата, погибшего на фронте в сорок первом году.
С той субботы они стали искать встреч. Встречались в библиотеке, где он помогал ей с математикой, а она проверяла его скудные, корявые сочинения. Гуляли по улицам, разговаривая и понимая друг друга с полуслова. Между молодыми людьми, у которых было много общего, вспыхнуло сильное чувство. Семнадцатилетний сын Ольги влюбился в шестнадцатилетнюю дочь Семена...
Лишь только почти через год летом 1947 года Ваня привёл любимую знакомится с родителями. До этого он молчал о своей девушке, будто бы стесняясь, думая, что отец и мать бранить его будут за то, что он не об учебе думает, а девчат обхаживает.
Но тогда он решился.
– Мама, папа, это Алена, -заведя её во двор, выпалил Иван, глядя на Терентия и Ольгу.
Женщина, вытирая руки об фартук, встала и подошла к сыну. Увидела девушку и что-то ёкнуло у неё в сердце. На лице Алены угадывались знакомые до боли черты лица и глаза. Может, показалось?
– Ольга Борисовна, - представилась она, протянув руку для приветствия.
Алена, слегка смущённая, пожала её.
За столом Терентий расспрашивал Алену о семье.
– Отец-то твой, говоришь, механик? Как звать?
– Семён, – просто ответила Алена, отламывая кусочек хлеба. – Семён Иванович Ершов. Ногу он на стройке в молодости повредил, хромает немного, оттого на войну его не брали. Да вы должны его знать, он же в нашем колхозе трудится с самого его основания!
В избе воцарилась тишина. Ложка, которую несла Ольга ко рту, замерла в воздухе. Терентий медленно поставил свою чашку на стол, но звук был глухим и очень громким в этой возникшей тишине.
– Семён… Ершов? – переспросил Терентий.
– Да, – кивнула Алена, с удивлением глядя на их лица.
Ольга нашла в себе силы опустить ложку. Лицо её было совершенно бесстрастным, только губы чуть побелели.
Терентий тяжело вздохнул и поднялся.
– Иван, выйди-ка. Поговорить надо.
Отец и сын вышли в сени. Ольга и Алена остались одни.
– Давно вы вместе? - спросила Терентий сына на свежем воздухе.
- Да уж больше года. Я не хотел говорить, ведь ты всегда твердил, чтобы я об учебе, а не о девчонках думал. Но что такое? Почему мама так побледнела, а ты нахмурился?
- Ничего, сынок. Показалось тебе, - Терентий через силу улыбнулся. - Просто это мы от неожиданности, еще в себя не пришли с минуты появления твоей невесты на нашем пороге. Ты ведь жениться на ней хочешь, раз привел сюда её с нами знакомить?
- Да, папа. Через год, когда ей восемнадцать будет.
А в доме Алёна, посмотрев на Ольгу, тихо спросила:
- Вы ведь знаете моих родителей.
- Знаю, с самой молодости знала, потом наши пути-дорожки разошлись и пересекаются только в работе.
Алена почувствовала, что за этим стоит какая-то большая, тяжёлая история, в которую лезть не стоит, потому не стала дальше спрашивать.
А когда Алена привела Ваню к родителям, Семён, возившийся во дворе с мотором "полуторки", выпрямился, увидев дочь с высоким, статным парнем.
– Ну, наконец-то зятя показываешь! – попытался пошутить он, вытирая руки об тряпку. – Проходи, парень.
– Папа, это Иван. Я про него тебе говорила. У него отец председатель нашего колхоза.
– Здравствуйте, Семён Иванович, – почтительно поклонился Ваня, пожимая жилистую, в масляных пятнах, руку.
Рука Семена дрожала, когда он понял, что перед ним стоит сын Ольги. Но он выбросил непрошенные мысли и пригласил молодых в дом.
Позже, когда после знакомства Иван отбыл в Дымки, Семен вышел на крыльцо, сел, закурил и стал смотреть на звездное небо. Он вспоминал, как в далекой молодости говорил Ольге, что у них будет общий дом и общие дети. Всё вышло совсем не так, совсем по-другому. И дома у них разные, и дети у них не общие. Общими могут быть только внуки.
Тут он громко рассмеялся, поражаясь причудливости судьбы.
ЭПИЛОГ
Свадьбу играли скромно, в Дымках, в доме Ольги и Терентия, где Алёне предстояло теперь жить.
И Семён с Ариной, и Терентий с Ольгой сидели за одним столом. Первое время было неловко, но потом словно струна какая-то лопнула, освободив их от напряжения.
В разгар застолья Терентий поднялся с тяжёлой, деревянной чаркой.
– Выпьем, – сказал он хрипло. – За молодых. За их будущее. Чтобы оно было светлым, чтобы дети наши больше никогда не знали ни войны, ни голода, ни той тоски, что нам выпала. И чтобы… – он на секунду запнулся, его взгляд скользнул по Семёну и Ольге, – чтобы все старые обиды и раны затянулись, больше не напоминая о себе. За молодых!
Семён поднялся следом.
– Спасибо, Терентий Захарыч. За твои слова. Да и за всё спасибо. За молодых!
Ольга не говорила тостов. Она сидела, выпрямившись, и смотрела на сына и невестку. Потом её взгляд встретился со взглядом Семёна. И в этот миг не было ни любви, ни ненависти. Наоброт, они улыбались, думая каждый о том, как переплелись их жизни.
После свадьбы жизни семей потекли своим чередом. Молодые уехали в город, на завод. Маша, младшая дочь Ольги тоже в город на учебу подалась, а Анна, старшая дочка Арины на врача выучилась.
Терентий и Семён, теперь связанные родством, иногда пересекались на районных совещаниях, встречались за рюмкой-другой.
Так, через обиды и боль, потери и прощение, две семьи переплелись корнями. И новое древо жизни, которое пошло от Вани и Алены, было крепким и стойким.
История основана на реальных событиях. Спасибо за прочтение!