Вы знаете этот звук? Не просто звонок телефона, а именно этот звонок. Настойчивый, требовательный, сверлящий мозг, как бормашина стоматолога. У меня на Витю стоит отдельная мелодия — «Полёт шмеля». Когда-то это казалось смешным: мол, вечно он суетится, жужжит. Сейчас от первых нот у меня начинает дёргаться левый глаз.
В тот вечер я просто хотела тишины. Всего полчаса тишины. На работе — квартальный отчёт, налоговая прислала очередное требование, девочки в отделе накосячили с накладными... Я приползла домой, скинула туфли, от которых гудели ноги, и просто села в кресло, не включая свет. Манжета тонометра на руке надувалась с медленным, ритмичным шипением, отсчитывая удары моего уставшего сердца.
Сто шестьдесят на сто. «Многовато», — подумала я, потянувшись за таблетницей. И тут зажужжал «Шмель».
Я знала, что там будет. «Марин, привет, слушай, тут такое дело...». Денег занять? Найти телефон сантехника? Поручиться за кредит? Узнать, как мариновать опята? Ему сорок восемь лет, а я всё ещё проверяю, надел ли он шапку.
Экран светился в темноте комнаты, как прожектор. «Братик».
Я нажала «принять» не сразу. Палец завис над зелёной кнопкой. Внутри что-то натянулось — тонкая, звенящая струна, на которой я балансировала последние двадцать лет.
— Марин! — голос Вити был бодрым, даже слишком. Ни «здравствуй», ни «как ты». — Слушай, ты не помнишь, где документы на дачу? Я тут хотел страховку глянуть, а найти не могу. Ты ж их брала в прошлом году, когда крышу чинили...
У меня потемнело в глазах. Документы. Он звонит мне в десять вечера, когда у меня раскалывается голова, чтобы спросить про бумажку, которая лежит у него в нижнем ящике комода, где я сама лично видела её месяц назад.
— Витя... — начала я, чувствуя, как пульс бьёт прямо в виски.
— Ну глянь, а? Мне срочно. Там акция заканчивается завтра.
Струна лопнула. Звук был почти физический, оглушающий.
— Хватит звонить мне по пустякам! — закричала я, и собственный голос показался мне чужим, визгливым. — Я не твоя личная скорая помощь, Виктор! Мне пятьдесят шесть лет, у меня давление, и я хочу просто посидеть в тишине! Разберись хоть раз в жизни сам!
Я нажала «отбой». Потом, подумав секунду, выключила телефон совсем. В квартире наступила мёртвая тишина. Но сердце колотилось так, что, казалось, его слышат соседи.
ЧАСТЬ 1: Наследство гиперопеки
Первые пять минут я сидела в оцепенении, уставившись на чёрный экран смартфона. Адреналин бурлил в крови, смешиваясь со стыдом и злым торжеством. Я сделала это. Я впервые за тридцать лет послала его.
Мы остались одни рано. Мама сгорела за полгода, отец ушёл следом через год — сердце не выдержало. Мне было двадцать пять, Вите — семнадцать. Он тогда только поступал в институт, был растерянным, лохматым подростком с глазами испуганного щенка. Кто, если не я?
Я стала ему матерью, отцом, банкоматом и жилеткой. Я отложила свою жизнь на потом. Мой жених, Андрей, ушёл через два года такой жизни: «Марин, я хочу жену, а не усыновителя твоего брата». Я тогда поплакала и решила: ну и ладно. Зато Витя закончил вуз. Зато Витя устроился на работу. Зато Витя не спился.
Я выстроила его жизнь по кирпичику, цементируя всё своим терпением и деньгами. И что получила? Великовозрастного инфантила, который искренне уверен, что мир вертится вокруг него, а Марина — это такая функция. Приложение к смартфону. Кнопка «Решить проблему».
Я встала, прошла на кухню и налила воды. Руки дрожали.
— Ничего, — сказала я громко пустой кухне. — Переживёт. Он взрослый мужик. Документы он не может найти... В нижнем ящике они!
Но внутри, где-то под диафрагмой, уже зашевелился холодный червячок вины. А вдруг у него не просто страховка? Голос был бодрый, но мало ли... Может, он скрывал панику? Нет, Марина, стоп. Хватит. Ты имеешь право на отдых.
Я выпила капотен, легла в кровать и укрылась с головой. Но сон не шёл. В голове крутилась фраза: «Я не твоя личная скорая помощь». Жестоко? Возможно. Справедливо? Абсолютно.
ЧАСТЬ 2: Звенящая тишина
Утро началось странно. Обычно, пока я варю кофе и крашу ресницы, телефон дзынькает пару раз. Витя шлёт дурацкие открытки в Ватсапе — «С добрым утром!» или смешных котов. Это бесило, но это был ритуал. Знак того, что всё в порядке.
Сегодня телефон молчал.
Я включила его ещё ночью, проснувшись от кошмара, но сообщений не было.
«Обиделся», — констатировала я, накладывая патчи под глаза. Синяки были знатные.
— Ну и пусть дуется, — сказала я своему отражению. — Полезно для профилактики.
День на работе прошёл в тумане. Я механически подписывала акты, разносила платежи, отчитывала кладовщика. Каждые полчаса рука сама тянулась к телефону. Пусто. В сети был вчера в 22:05. Сразу после моего звонка.
К вечеру третьего дня молчание стало давить на уши. Я поймала себя на том, что придумываю поводы позвонить сама. «Может, спросить, нашёл ли он полис?». Нет. Нельзя. Если я сейчас позвоню первая, всё вернётся на круги своя. Он поймёт, что мой бунт был просто бабской истерикой, и снова сядет на шею, свесив ножки.
Я держалась. Но воображение рисовало страшные картины. Вот он полез искать документы на антресоль, упал, сломал ногу и лежит там третий день без воды. Вот у него замкнуло проводку...
«Марина, ты параноик, — одёргивала я себя. — Ему 48 лет. Если бы он сломал ногу, он бы позвонил в настоящую скорую. Или соседям».
А позвонил бы? Или он ждёт, пока я прибегу спасать?
ЧАСТЬ 3: Чужие новости
На четвёртый день я встретила Люду, бывшую коллегу, которая жила в одном доме с Витей. Мы столкнулись в супермаркете у полки с молочкой.
— О, Мариш, привет! — Люда, как всегда, была шумной. — Слушай, а твой-то как? Оклемался?
Сердце пропустило удар.
— В смысле? — я постаралась, чтобы голос звучал ровно. — А что с ним?
— Так затопили их! — всплеснула руками Люда. — В понедельник ночью, как раз. Сверху алкаши кран сорвали. У Вити там потоп был, по щиколотку воды! Весь стояк перекрывали, шум, гам... Я думала, ты там была, помогала.
В понедельник ночью. Через час после того, как я наорала на него и выключила телефон.
Я стояла с пакетом кефира в руках и чувствовала, как пол уходит из-под ног.
У него был потоп. Реальная беда. А он не позвонил. Не прорвался через моё «не звони». Или пытался, а я была «абонент не доступен»?
— Нет, Люда, — медленно сказала я. — Я не знала.
— Да ты что? — удивилась она. — Ну он молодец, кстати. Сам аварийку вызвал, потом акт составлял, с соседями ругался... Я видела, как он мокрые ковры таскал на балкон. Злой был, как чёрт, но деловой.
Люда ещё что-то болтала, но я уже не слушала.
Он справился. Сам.
Это должно было меня обрадовать. Ведь именно этого я и хотела! Но вместо радости меня накрыла волна жгучей, иррациональной обиды. Я оказалась не нужна. Мир не рухнул без моего участия.
ЧАСТЬ 4: Бумеранг
Вернувшись домой, я села на кухне и расплакалась. Не от жалости к нему, а от жалости к себе. Оказывается, быть «спасателем» — это тоже наркотик. Когда ты нужна, ты чувствуешь свою значимость. А когда у тебя забирают роль «старшей сестры», кто ты? Одинокая тётка с гипертонией и квартальным отчётом?
Я взяла телефон. Надо позвонить. Извиниться. Сказать: «Вить, ну что ж ты не сказал про потоп?».
И не смогла. Гордость? Нет, страх. Страх услышать в его голосе холод. Страх, что он скажет: «Ты же просила не беспокоить по пустякам. Потоп — это пустяк по сравнению с твоим покоем».
Прошла неделя. Мы играли в молчанку. Я знала через Люду, что он судится с соседями, что он жив-здоров. Он наверняка знал через кого-то, что я хожу на работу.
Это была холодная война самых близких людей.
Стресс копился, как накипь в чайнике. Я плохо спала, ела всякую дрянь на бегу, задерживалась на работе допоздна, чтобы не идти в пустую квартиру.
Организм, лишённый привычной подпитки в виде заботы о ком-то, начал пожирать сам себя.
В пятницу вечером я почувствовала странное жжение в затылке. Воздух в офисе стал густым и липким.
— Марина Сергеевна, вам плохо? — спросила новенькая секретарша Леночка.
— Нет, просто душно, — отмахнулась я. — Иди домой, Лена. Я закрою.
Я осталась одна. Встала, чтобы надеть пальто, и мир качнулся. Резко, страшно, вправо. Пол ударил по ногам. Я попыталась ухватиться за край стола, но рука соскользнула, сбив стопку папок.
Я осела на ковролин. В голове звенело, перед глазами плыли чёрные мушки. Сердце колотилось где-то в горле, сбиваясь с ритма.
«Инсульт», — мелькнула паническая мысль.
Я попыталась встать, но тело было ватным, чужим. Кое-как, цепляясь за ножку стула, я дотянулась до сумки. Телефон.
Пальцы не слушались. Экран расплывался.
Кому звонить? В скорую? Я попыталась набрать «103», но цифры прыгали.
И тут палец сам нажал на «Братик». Единственный контакт на быстром наборе.
ЧАСТЬ 5: Скорая помощь
Гудки шли целую вечность.
— Да? — голос Вити был сухим, настороженным.
— Витя... — прохрипела я. Язык ворочался с трудом. — Витя, мне... плохо. Офис...
— Марин? — тон мгновенно изменился. — Марин, что с тобой? Ты где?
— На работе... Упала... Не могу...
— Я сейчас! Не отключайся! Слышишь? Я рядом, я в центре был! Пять минут! Дверь открыта?
— Не знаю...
— Лежи! Не вставай!
Следующие минуты выпали из памяти. Я помню только вкус пыли на губах от ковролина и дикий страх. Не умереть страх, нет. Страх остаться беспомощной овощем.
Грохот в коридоре. Топот ног.
— Марина!
Виктор ворвался в кабинет, не снимая куртки. Он показался мне огромным. Лицо бледное, глаза шалые. Он упал на колени рядом со мной.
— Так, тихо, тихо. Я здесь. Что болит? Голова? Руку подними. Улыбнись.
Он командовал. Мой младший брат, который не мог найти документы в ящике, сейчас чётко проверял симптомы инсульта.
— Вроде не перекосило... — выдохнул он. — Сейчас, скорую я уже вызвал. Воды хочешь?
Он поднял меня, усадил в кресло, подложив под спину свою куртку. Нашёл в моей сумке тонометр (я таскала его с собой).
— Ого... Двести. Мариш, ну ты даёшь...
Его руки тряслись, когда он надевал манжету, но действовал он быстро. Нашёл аптечку в офисном шкафу, сунул мне под язык капотен.
— Дыши, Марин. Вдох-выдох. Я с тобой. Никуда не ухожу.
Я смотрела на него и не узнавала. Где тот мальчик? Передо мной был мужчина. Испуганный, но собранный.
— Витя, — прошептала я. — Прости меня. За телефон.
— Заткнись, а? — он криво усмехнулся и сжал мою ледяную ладонь. — Потом поговорим. Сейчас врачи приедут.
ЧАСТЬ 6: Смена караула
Врачи скорой сказали — гипертонический криз. Предынсультное состояние. Госпитализация.
Виктор поехал со мной. Он нёс мою сумку, держал меня за руку в трясущейся машине, отвечал на вопросы фельдшера про аллергии и хронические болячки. Я с удивлением поняла: он всё знает. Он помнит, на что у меня аллергия, какие таблетки я пью. Он всё это время знал, просто я никогда не давала ему возможности это показать.
В палате, когда капельница уже мерно капала, вливая в вены спасительную магнезию, он сидел рядом на стуле.
— Я позвонил Ленке, сказал, что ты на больничном, — отчитался он. — Ключи от офиса охраннику отдал. Твоим домой не звонил пока, чтоб не пугать, завтра сам скажу.
— Вить... А как же твой потоп?
Он махнул рукой.
— Да хрен с ним. Паркет вздулся, высохнет. Суд выиграю. Я там адвоката нашёл нормального, сам. Не переживай.
Я смотрела на него снизу вверх.
— Ты сам нашёл адвоката?
— Ну да. Пришлось. Ты же меня... послала, — он усмехнулся, но в глазах не было злости, только грусть. — Знаешь, Марин, я сначала так обиделся. Думал: вот стерва. А потом, когда вода с потолка хлестала, я стою с тазом и думаю: «Ну звони, Витя. Кому? Господу Богу?». И такая злость меня взяла! На себя, на этих алкашей, на тебя... И я как-то... собрался. Оказывается, я умею орать на начальника ЖЭКа громче тебя.
Я слабо улыбнулась.
— Прости меня. Я не должна была так грубо.
— Должна, — серьёзно сказал он. — Давно должна была. Я ж привык. Удобно, когда есть большая сестра-танк. А тут оказалось, что танк тоже ломается.
Он поправил мне одеяло. Жест был неуклюжий, но такой заботливый, что у меня защипало в глазах.
— Спи давай. Я завтра бульон привезу. Куриный. Я рецепт в интернете нашёл.
ЧАСТЬ 7: Выздоровление
Я провела в больнице десять дней. И это были самые удивительные десять дней в моей жизни.
Виктор приезжал каждый день. Он привозил бульон (вполне съедобный, хоть и несолёный), котлеты, чистые вещи. Он не жаловался. Он не просил денег. Он рассказывал новости:
— Я на дачу съездил, документы нашёл. Ты их переложила в папку с квитанциями, кстати.
— Да? — удивилась я.
— Да. Страховку оформил. Крышу подлатал, там лист железа отошёл. Сам залез, прибил.
Я слушала и понимала: катастрофы не случилось. Без моего тотального контроля мир не рухнул. Более того, мой брат наконец-то расправил плечи.
Оказывается, моя гиперопека давила на него не меньше, чем его инфантильность — на меня. Я делала его слабым, чтобы чувствовать себя сильной.
В день выписки он встретил меня на такси. Дома было убрано. Не идеально, конечно — пыль на шкафах осталась, — но в холодильнике была еда, а в вазе стояли хризантемы.
— Это тебе, — буркнул он. — С возвращением.
Мы сели пить чай. Я смотрела на его руки — обветренные, с ссадиной на костяшке (видимо, ремонт дачи), — и чувствовала невероятное облегчение.
— Знаешь, Вить, — сказала я, откусывая печенье. — А «личная скорая помощь» у нас всё-таки есть. Только она теперь работает в обе стороны.
Он поднял глаза, улыбнулся — той самой, знакомой с детства мальчишеской улыбкой, но взгляд был уже взрослым.
— Договорились. Но давай пока без вызовов. Я хочу, чтобы ты просто была сестрой. А не МЧС.
ФИНАЛ: Свет в окне
Прошло три месяца.
Я всё так же работаю главбухом, но теперь ровно в 18:00 выключаю компьютер.
Виктор выиграл суд с соседями. Деньги пошли на ремонт квартиры. Он нашёл новую работу — прорабом на стройке, говорит, ему нравится командовать процессом.
Вчера он позвонил вечером. Заиграл «Полёт шмеля», но я не вздрогнула.
— Мариш, привет! Слушай, я тут путёвку тебе присмотрел. В санаторий, в Кисловодск. На две недели. Я оплатил с той компенсации за потоп. Возражения не принимаются. Поедешь, попьёшь водички, сердце подлечишь.
— Витя, это же дорого...
— Цыц! Я старший... то есть, я мужчина в семье или кто? Собирай чемодан.
Я положила трубку и посмотрела в окно. На улице шёл первый снег, укрывая грязный асфальт чистым белым полотном. В душе было так же тихо и светло.
Я поняла главное: иногда, чтобы спасти близкого, нужно просто отойти в сторону. И позволить ему спасти тебя.
Я достала чемодан. Кисловодск так Кисловодск. Я это заслужила. Мы оба это заслужили.