Осенний дождь барабанил по подоконнику, создавая в кухне уютную, усыпляющую атмосферу, которая никак не вязалась с тем напряжением, что висело в воздухе уже второй час. На столе, покрытом старой клеенчатой скатертью в мелкий цветочек, стоял остывший чайник и вазочка с сушками, к которым никто так и не притронулся. Полина сидела, сцепив руки в замок так сильно, что костяшки пальцев побелели, и смотрела, как её муж, Андрей, нервно крутит пуговицу на рукаве рубашки. Напротив них, выпрямив спину так, словно проглотила аршин, восседала Нина Петровна.
Свекровь всегда умела держать паузу. Это был её коронный номер, отработанный годами работы в паспортном столе, где один её взгляд заставлял людей чувствовать себя виноватыми уже за то, что они вообще пришли и чего-то просят.
— Значит, дом, — наконец произнесла она, не спрашивая, а утверждая весомо и тяжело. — Двухэтажный. Из газобетона. В поселке «Лесные Дали».
— Да, мама, — Андрей быстро кивнул, словно школьник, отвечающий урок у доски. — Мы же тебе показывали фотографии в прошлые выходные. Там участок десять соток, ровный, сухой. Газ по границе, до города всего пятнадцать минут на машине. И цена... Полина договорилась, хозяева скинули почти триста тысяч, потому что им срочно нужно уезжать в другой регион.
Полина молчала. Ей стоило огромных усилий найти этот вариант. Три года они с Андреем жили в режиме жесткой экономии. Пока подруги летали в Турцию и покупали новые шубы, Полина штопала колготки, перешивала вещи сыну и выискивала акции в супермаркетах. Андрей работал на износ, брал дополнительные смены на заводе, а по выходным таксовал. Это была их общая, выстраданная мечта — вырваться из душной городской «двушки», доставшейся Андрею от отца, где каждый угол был пропитан запахом старой мебели, пыльных ковров и чужих воспоминаний.
— Цена — это хорошо, — Нина Петровна поджала губы, превратив их в тонкую ниточку. — А вот документы — это вопрос серьезный. Вы деньги откуда берете? Я должна понимать всю картину.
— Ну как... — Андрей замялся, бросив быстрый, ищущий поддержки взгляд на жену. — Наши накопления за три года. Плюс Полина на прошлой неделе продала бабушкину квартиру в области, ту, что ей в наследство досталась. Денег хватает, чтобы купить дом сразу, без ипотеки. А кредит небольшой берем потребительский, просто чтобы ремонт начать и мебель купить.
Свекровь медленно перевела взгляд на невестку. В её глазах читался холодный расчет, словно она сканировала не живого человека, а подозрительный документ.
— Бабушкину, значит, — протянула она задумчиво. — Это хорошо, что без банковской кабалы на само жилье. Только вот какое дело, Андрюша. Времена нынче неспокойные. Сегодня любовь-морковь, а завтра — суды да дележка имущества. Ты посмотри на Витьку с третьего подъезда. Женился, прописал эту вертихвостку приезжую, а через год она у него половину квартиры отсудила и укатила с любовником в Сочи. А Витька теперь с матерью в коммуналке ютится.
Полина почувствовала, как внутри начинает закипать глухое раздражение. Она ожидала этого разговора, готовилась к нему, прокручивала в голове аргументы, но слышать это вживую, сидя за одним столом, было куда неприятнее.
— Нина Петровна, мы с Андреем женаты семь лет, — тихо, но твердо сказала Полина, глядя свекрови прямо в глаза. — У нас сын в первый класс идет. О какой дележке вы говорите? Мы строим наш общий дом для нашей семьи.
Свекровь даже не повернула головы в её сторону, продолжая сверлить взглядом сына, будто Полины здесь и не было вовсе.
— Семь лет — не семьдесят. Люди и через двадцать лет разводятся, да так, что пух и перья летят по всему городу. Я вот что подумала, сынок. Рисковать такими деньгами нельзя. Тем более, ты туда вкладываешь всё, что заработал потом и кровью, горбатясь без выходных.
— Мам, ну Полина тоже вкладывает... — неуверенно начал Андрей, теребя скатерть.
— Что она вкладывает? — перебила Нина Петровна, и в голосе её звякнул металл. — Квартирку свою в захолустье, которая копейки стоит? А основная сумма чья? Твоя. И кредит на ремонт кто платить будет? Ты, потому что у тебя зарплата официальная и стаж. А она то в декрете сидела, то на больничных с ребенком бесконечных.
Полина глубоко вдохнула, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце. Это была наглая ложь. Квартира бабушки, хоть и находилась в области, была в хорошем районе, в центре города-спутника, и ушла за очень приличную сумму. Именно эти деньги составляли львиную долю покупки — почти семьдесят процентов от стоимости дома. Зарплата Андрея была выше, да, но и тратили они её на текущие нужды — еду, одежду, бензин, пока зарплата Полины целиком уходила на накопительный счет все эти годы.
— Мама, перестань, это неправда, — Андрей поморщился, ему явно было некомфортно. — Мы решили оформлять в долевую собственность. Пополам. Это честно.
Нина Петровна ударила ладонью по столу. Чашки жалобно звякнули, одна сушка покатилась по клеенке.
— Пополам?! Чтобы потом, не дай бог что, она привела туда нового мужика, и ты жил с ними под одной крышей? Нет уж. Я жизнь прожила, я людей насквозь вижу. Оформлять будем на меня.
В кухне повисла звенящая тишина. Слышно было только, как тикают старые ходики на стене и гудит холодильник, словно готовясь взлететь. Андрей растерянно моргал, переводя взгляд с матери на жену. Полина же почувствовала странное ледяное спокойствие, какое бывает у человека, который вдруг понял, что терять больше нечего, и страх ушел.
— На вас? — переспросила она, даже слегка улыбнувшись уголками губ. — На каком основании?
Нина Петровна, наконец, удостоила её прямым взглядом. В нем не было ненависти, только холодное высокомерие и железобетонная уверенность в своей правоте.
— На основании того, что я берегу имущество своего сына. Я напишу завещание, не волнуйся, уже и к нотариусу ходила узнавать. После моей смерти всё Андрюше достанется. А пока я жива, так надежнее будет. От греха подальше.
— Андрей? — Полина медленно повернулась к мужу. — Ты тоже так считаешь?
Мужчина опустил глаза, разглядывая узор на скатерти, словно видел его впервые. Ему было стыдно, это было видно по красным пятнам, пошедшим по шее и щекам, но перечить матери он боялся с детства. Этот липкий страх, въевшийся в подкорку, был сильнее любви, сильнее логики, сильнее чувства мужского достоинства.
— Поль, ну... Может, мама права? — пробормотал он еле слышно, не поднимая головы. — Чисто формально. Зато она успокоится, давление скакать перестанет, нервы трепать не будет. Какая разница, на ком бумаги, если жить там будем мы? Мы же семья.
— Разница огромная, Андрей, — голос Полины предательски дрогнул, но она тут же взяла себя в руки. — Разница в том, что я продала своё единственное добрачное жилье. Если дом будет записан на твою маму, я остаюсь ни с чем. Вообще ни с чем. Я буду просто гостьей в чужом доме, из которого меня могут попросить в любой момент, как только я не так посмотрю или не то скажу.
— Ой, не драматизируй, актриса, — фыркнула свекровь, поправляя прическу. — Никто тебя выгонять не собирается, если будешь вести себя по-человечески и мужа уважать. Живите, детей растите. Я же для вас стараюсь, дураков, оберегаю от ошибок.
— Для нас? Или для себя, чтобы держать нас на коротком поводке и контролировать каждый шаг?
— Ты как со старшими разговариваешь? — Нина Петровна сузила глаза. — Вот поэтому я и говорю — нельзя на тебя ничего оформлять. Характер у тебя дряной, неблагодарный. Еще дом не купили, а уже права качаешь.
— Андрей, — Полина проигнорировала выпад свекрови, обращаясь только к мужу. — Я задаю вопрос в последний раз. Мы оформляем дом пополам, как договаривались и как вкладываем деньги, или ты согласен на условия матери?
Андрей мучительно вздохнул. Он выглядел как человек, которого заставляют выбирать между двумя жизненно важными органами. Но привычка подчиняться властной матери, которая «всю жизнь положила ради него» и «ночей не спала», перевесила здравый смысл.
— Поль, давай сделаем, как мама говорит, — выдавил он из себя. — Так будет спокойнее всем. Я тебе расписку напишу, если хочешь. Кровью подпишусь, что никогда тебя не обижу.
Полина медленно встала из-за стола. Ей вдруг стало душно в этой кухне, тесно в этом браке, невыносимо рядом с этими людьми. Мир, который она строила по кирпичику семь лет, рухнул за пять минут.
— Расписку... — горько усмехнулась она. — Хорошо.
— Вот и умница, — просияла Нина Петровна, решив, что окончательная победа за ней. — Ты всего лишь жена, а я мать, так что дом будет оформлен на меня, – поставила точку свекровь, поднимаясь со стула и одергивая юбку. — Завтра поедем к нотариусу и на сделку, я уже узнавала, какие документы нужны. Деньги вы, надеюсь, не наличкой в сумке повезете?
— Нет, деньги на счету, — механически ответила Полина.
— Отлично. Андрюша, проводишь меня до остановки? А то темно уже, мало ли что, хулиганов полно.
Когда дверь за ними захлопнулась, Полина не стала плакать. Слез почему-то не было. Была только холодная, кристальная ясность в голове. Она подошла к окну и смотрела, как две фигуры — сутулая мужская и прямая, властная женская — удаляются под дождем. Они шли под одним зонтом, и мать что-то горячо объясняла сыну, активно жестикулируя, а тот лишь покорно кивал.
Вечер прошел как в тумане. Полина механически приготовила ужин сыну, проверила уроки, собрала портфель, уложила его спать. Когда вернулся Андрей, он попытался обнять её, пробормотал что-то про «временные меры» и «мама старенькая, ей нужно уступить, у неё сердце больное», но Полина мягко отстранилась, сославшись на сильную мигрень. Она лежала в темноте с открытыми глазами и слушала мирное сопение мужа. В голове складывался пазл. Картинка выходила уродливая, но честная.
Следующие несколько дней прошли в суете подготовки к сделке. Полина вела себя на удивление спокойно и собранно. Она не устраивала скандалов, не пыталась переубедить мужа, даже с Ниной Петровной общалась вежливо и сухо. Свекровь торжествовала, считая, что сломила строптивую невестку и указала ей на её место. Андрей же, видя спокойствие жены, расслабился, решив, что гроза миновала, женщина «перебесилась» и всё утряслось само собой.
Наступил день сделки. Встреча была назначена в офисе агентства недвижимости, а затем предстояла поездка в МФЦ для подачи документов на регистрацию. Нина Петровна приехала при полном параде: в новой нарядной блузке и с высоким начесом, словно собиралась на вручение государственной награды. Она деловито перебирала бумаги, надев очки на кончик носа, задавала риелтору десятки вопросов и всем своим видом показывала, кто здесь настоящий хозяин положения.
— Так, договор купли-продажи на мое имя, — командовала она громко. — Паспорт мой вот. Андрей, ты готов? Переводим средства продавцу.
— Да, сейчас, — Андрей достал телефон, открывая банковское приложение. Руки у него слегка дрожали. — Там два перевода будет. Один с моего счета — это наши накопления, другой... Полин, давай, переводи свою часть. Продавцы ждут.
Полина сидела в мягком кожаном кресле в углу кабинета, безучастно листая какой-то рекламный буклет с планировками квартир. Услышав своё имя, она медленно подняла голову. Взгляд её был спокоен и немного печален.
— Нет, — сказала она просто и тихо.
В кабинете мгновенно стало тихо. Риелтор перестал печатать на клавиатуре, продавец дома напрягся, Нина Петровна застыла с открытым ртом, а Андрей удивленно уставился на жену.
— Что «нет»? — не понял он, растерянно улыбаясь. — Приложение зависло? Интернета нет?
— Нет, приложение работает отлично. Я не буду переводить деньги.
— Полина, ты чего устроила? Цирк решила показать? — зашипела свекровь, багровея. — Люди ждут! Не позорь нас! Переводи деньги немедленно!
— Я не могу перевести деньги на покупку дома, который мне не принадлежит, — четко, проговаривая каждое слово, чтобы дошло до каждого в этой комнате, произнесла Полина. — Это деньги от продажи квартиры моей бабушки. Это мое личное имущество. Я не собираюсь дарить их тебе, Нина Петровна.
— Да как ты смеешь! — взвизгнула свекровь, вскакивая. — Мы же договорились! Ты слово дала! Андрей, скажи ей! Приструни жену!
Андрей выглядел растерянным и испуганным, как ребенок, которого застали за шалостью.
— Поль, ну мы же обсуждали... Ты же согласилась... Ты же молчала...
— Я не соглашалась, Андрей. Я просто замолчала, потому что поняла: спорить бесполезно. Ты сделал свой выбор. Ты выбрал маму и её спокойствие. Это твое право. Но я выбираю себя и будущее нашего сына.
Она встала, поправила ремешок сумки на плече.
— Покупайте дом. На маму, на папу, на кого угодно. Но только на свои деньги.
— Но у нас не хватит! — воскликнул Андрей, бледнея. — Там же большая часть — твои! Без них нам не хватает почти четыре миллиона! Сделка сорвется!
— Это уже не мои проблемы, — Полина направилась к выходу. — Я подаю на развод, Андрей. Жить с мужчиной, который не может защитить интересы своей семьи и пляшет под дудку матери, я больше не буду. А деньги мне пригодятся. Куплю себе и сыну квартиру. Пусть не дом, зато свою. И никто меня оттуда не выгонит и не попрекнет куском хлеба.
— Ты не посмеешь! — закричала Нина Петровна, хватаясь за сердце. — Вертихвостка! Аферистка! Я так и знала! Сынок, не пускай её! Забери телефон!
Но Андрей сидел, словно пригвожденный к стулу, и смотрел на погасший экран смартфона. До него только сейчас начал доходить весь ужас происходящего. Мечта о загородном доме рушилась прямо на глазах, рассыпалась в пыль, как карточный домик на ветру. И самое страшное — где-то в глубине души он понимал, что виноват в этом не «дряной характер» жены, а его собственная трусость.
Полина вышла из офиса на улицу. Осеннее солнце, проглянувшее сквозь тяжелые тучи, ударило в глаза, заставив зажмуриться. Воздух был холодным и свежим, пахло мокрым асфальтом и опавшей листвой. Она достала телефон, заблокировала номера мужа и свекрови — на время, чтобы спокойно добраться до дома и собрать вещи, пока они там приходят в себя. Внутри было пусто, но это была не пустота потери, а звенящая пустота чистого листа.
Она поймала такси и поехала домой — в ту самую «двушку». Ей нужно было успеть собрать самое необходимое до возвращения мужа, чтобы избежать лишних сцен и уговоров.
Полина быстро перемещалась по квартире, складывая одежду в большие чемоданы. Вещи сына, свои платья, документы, ноутбук. Она работала четко и слаженно, как автомат. Но когда она уже застегивала молнию на последнем чемодане, в замке входной двери повернулся ключ.
Андрей вошел в квартиру тихо, словно призрак. Он прошел в спальню и устало опустился на край разобранной кровати, даже не сняв куртку. Вид у него был побитый, плечи опущены.
— Мы не купили дом, — сказал он глухо, глядя на стоящие у стены чемоданы. — Сделка сорвалась. Залог нам не вернули. Продавцы в бешенстве.
Полина не обернулась. Она взяла с полки фотографию сына в рамке и положила её в сумку.
— Я догадалась.
— Мама... Мама в больнице. Давление скакнуло прямо там, в офисе. Пришлось скорую вызывать, еле откачали. Гипертонический криз.
— Я желаю ей здоровья. Искренне. Надеюсь, врачи ей помогут.
Андрей поднял на неё глаза, полные тоски и детского непонимания.
— Поль, ну куда ты собралась? Ну погорячились все. Давай не будем рубить с плеча. Я сейчас поеду к маме, успокою её, потом поговорим... Может, возьмем квартиру поменьше? Или этот дом, но позже? Я её уговорю, она поймет...
Полина наконец повернулась к мужу. В её взгляде не было злости, только безмерная, вековая усталость.
— Ты так ничего и не понял, Андрей. Дело не в квадратных метрах, не в доме и не в штампах. Дело в том, что сегодня, там, в офисе, ты меня предал. Ты был готов оставить меня и своего сына без гроша, без прав, в птичьем статусе, лишь бы маменька не хмурила брови.
— Но она же пожилой человек! Она мать! — жалко оправдался он.
— А я твоя жена. Но в критический момент ты выбрал быть послушным сыном, а не мужем и отцом. Как я могу жить с тобой дальше? Как я могу тебе верить? А если завтра она скажет, что внук ей мешает? Или что я тебе не пара и меня надо выгнать на мороз? Ты снова промолчишь и кивнешь?
Андрей молчал. Ему нечего было ответить. Он знал, что она права, и от этого знания ему становилось физически больно.
— Я забираю сына и уезжаю к своим родителям. Пока поживем там. С ребенком видеться не запрещаю, но только на нейтральной территории. Ключи оставлю на тумбочке в прихожей.
Она взяла чемодан, перекинула сумку через плечо и вышла в коридор. Андрей так и остался сидеть на кровати в верхней одежде, ссутулившись. Он слышал, как хлопнула входная дверь, и этот звук поставил жирную точку в их семилетней жизни.
Через полтора месяца Полина купила уютную «евродвушку» в новом строящемся доме. Не хоромы, конечно, зато район зеленый, парк через дорогу и школа рядом. Сделку оформили быстро, без лишних нервов и советчиков. Когда она получила ключи и впервые вошла в бетонную коробку, пахнущую пылью и будущим ремонтом, она почувствовала себя дома. В настоящем доме, где хозяйка только она.
А Андрей остался жить в своей старой квартире, хотя теперь все выходные проводил у мамы. Нина Петровна быстро оправилась от криза и теперь с удвоенной энергией опекала сына, рассказывая всем соседкам на лавочке, как коварная невестка разрушила крепкую семью, довела её до больницы и сбежала с деньгами. Андрей слушал, кивал и по вечерам пил пиво перед телевизором, глядя в одну точку. Иногда он доставал телефон, находил в галерее сохраненные фото того самого дома в «Лесных Далях», смотрел на него пару минут и удалял историю просмотра, чтобы мама случайно не увидела и не расстроилась. Жизнь вошла в привычную колею, безопасную и удушливую, как старая перьевая подушка. Каждый получил то, что выбрал.
