Вся панелька уже спала, когда во двор стали заезжать «девятки», «бэхи», Линкольны, «Шестисотые». Они вставали на детскую площадку, на газоны, у "ракушек", прижимались к подъездам, засовывали свои носы между чахлых яблонек и обдерганных сиреней. В каждой машине глухо хрипела музыка, входя в унисон и настойчиво толкаясь в темные окна домов.
Девочка поднялась с кровати и медленно подошла к окну. Снаружи за стеклом было целое море машин. Из них выходили пацаны в синих адидасах, красных мокасинах, лаковых штиблетах. Яркими полосками в желтом свете фар вспыхивали белоснежные лампасы, пылали алые пиджаки, сияли золотые цепи и фиксы. Флора подняла глаза и увидела, что на месте привычного фонаря около арки, висит Цветомузыка. Все ярче мигая синим и красным цветом она быстро приблизилась, превращаясь в ментовский «бобик» с люстрой. Собравшиеся пацаны, как стайка рыбок, прыснули в стороны. Стремительно разогнавшись бобик врезался в стену дома. От удара, стекло в раме треснуло и высыпалось на пол множество мелких осколков. Девочка вскрикнула и отскочила от окна: в комнату, поскрипывая портупеей влезла большой синий пёс в форме участкового.
Флора очнулась. Перед ее раскладушкой нетвердо стояла мать, держась за голову.
- Машка, твою мать, чё ты орешь? З***ала со своими снами. Нужно меньше на ночь читать всякую х***ю.
Она пнула ногой томик Хэмингуэя.
- Пойдем, заплету твои лохмы.
"Она читала мир как роман, а он оказался повестью, Соседи по подъезду, Парни с прыщавою совестью" - поскуливал дешманский мафон на крохотной кухне.
Пока мать заплетала жесткие Машкины волосы, шепча под нос маты, Флора поглядывала на нее, отражающуюся в коридорном зеркале. Когда им позвонили из ментовки и сообщили, что отец не вернулся с выезда, тело его не найдено и он признан пропавшим без вести, женщина не выказывала признаков горя. Она также сидела на кассе в ТЮЗе, мыла полы в местном ДК по выходным, пила пиво из полторашек и храпела по ночам на скрипучем продавленном диване. Только ей стало все окончательно и беспросветно похуй.
"А дома совсем другое кино - она смотрит в его глаза. И фантазии входят в лоно её сильней, чем все те, кто узнают её".
- Мам, а что такое лоно?
- П***а. Вали в школу, и раньше восьми не появляйся - ко мне Вахтанг придёт, - сказала женщина и захлопнула дверь.
На улице никого не было. Все жители собрались в конце улицы у помойки рядом с "ракушками" и издали напоминали стаю крыс. Подойдя ближе, Флора увидела, что вся площадка у помойки усыпана обломками. Возбужденно переговариваясь, мужчины рылись в сломанных битах, осколках тонированных стекол, велосипедных цепях, кастетах, расколотых "трубках" и гильзах, стараясь не задевать подозрительные большие темные кляксы на асфальте. Из их разговоров стало понятно, что ночью произошла разборка двух ОПС за контроль над гаражным комплексом. Меньше чем за час гастролёры перемололи в фарш местных "Рыбинских", а затем направились сюда, "смыв" по пути рыгаловку "Парус" и распугав ночных бабочек из сауны "Русалочка".
С интересом рассматривая обломки, мужики пытались определить, от какой машины вырванная с корнем дверь, и в какой машине такие круглые фары. Одни говорили от «Нивы», другие - от Бумера.
- Это от Паджеро. От Митсубиси Паджеро.
Флора достала любимый вкладыш от Турбо и мечтательно посмотрела на пухлый внедорожник с кенгурятником. Но мужикам на слова соплюхи было глубоко насрать, и она пошла н***й отсюда, как ей и порекомендовали старшие.
Спустя полчаса Флора прошла через ржавый турникет в проходной, выложенной белой кафельной плиткой и оказалась во внутреннем дворе недостроенного НИИ "Тяжмажхимстрой". Стены комнат были черны как уголь от костров бомжей. За пять лет, пока недострой стоял брошенным, эта копоть так въелась в известку, что ее не могли смыть даже кислотные дожди. С большим успехом, они стирали нарисованные на копоти звёздочки. Их были сотни... Большие, в пол стены, средние, с ладонь и совсем крохотные, размером чуть крупнее воробьев, чирикающих тут и там в пустых бетонных коридорах.
Флоре нравилось приходить сюда. А иногда просто садится в старое кресло, притащенное сюда с помойки, и смотреть на бесконечную вереницу звездочек. Все они выглядели копией той, которая была на погонах ее отца. Прошло три года, как он не вернулся с пустыря, где только начинали строить гаражный комплекс. Кто-то позвонил и сказал, что там стреляют. А он, будучи дежурным, вызывался проверить, хотя мог и не проверять. Каждый раз уезжая на такой "внеплановый" вызов, отец говорил, что именно сегодня тот день, когда он поймает самого главного бандита. Такого "крупного", что его хватит, чтобы дать ему сразу майора и перевести в убойный, а премию ему дадут такую огромную, что ее хватит чтобы купить чешский хрустальный сервиз. Возвращаясь поздно вечером с початой чекушкой в авоське, он виновато разводил руками и говорил, что завтра. Флора весело смеялась, когда он, пьяно шатаясь и матерясь, пытался развязать шнурки. Она ему помогала, а он целовал ее мятыми губами в голову.
Но в тот день, он не вернулся.
***
***
Мать молча достала из шкафа бутылку жидкой валюты на черный день и употребила ее в одно лицо, заснув за столом до утра. Затем разбудила Флору и потащила в Отделение. Там они просидели весь день, обзванивая морги, пока их не выгнала вечерняя смена. Ещё год они ходили на опознания найденных мужских трупов взявшись за руки. С надеждой вглядывались в полуразложившиеся мужские лица, пытаясь отыскать знакомые черты отца. Возвращаясь домой, мать сильно напивалась, а потом плакала рядом с накрытым заплесневелым куском черного хлеба полным стаканом. Утром, по пути на работу, мать останавливалась и долго лакала ледяную воду из колонки, а Флора наблюдала, как вытекающий прозрачный ручей бежит к заборам частного сектора. Это продолжалось, пока маму с работы не начал подвозить дядя Вахтанг, торгующий на рынке фруктами. И теперь по утрам в маленькой квартирке пахло терпким мужским потом, куревом и апельсиновыми корками, разложенными на газовой плите для просушки.
Флора не заметила, как спустились сумерки. Душные, с запахом ржавчины, застарелой мочи и дыма от костра бомжа, который этажом ниже жарил насаженных на кусок проволоки голубей. Девочка посмотрела на стену - нарисованная ею псина в милицейской форме получилась точь-в-точь такой же как во сне. А еще она была похожа на собаку из мультика про Бременских музыкантов. Она подняла камушек, дорисовала собаке гитару и выцарапала рядом "Цой жив". Потом дописала ниже «и Папа».
«Не остаться в этой траве, не остаться в этой траве, пожелай мне удачи...» - шептала себе под нос Флора, пробираясь через густые заросли конопли. Плантация, символически огороженная старыми панцирными кроватями и кусками шифера, простиралась на все десять соток. Кусты вяло шевелили острыми листочками, тянулись к ее нежным рукам, источая густой тяжелый, но теплый запах полыни и свежевспаханной земли. Порывы ветра доносили издалека свежий едва уловимый свежий травяной запах с грядок, засеянных крупными маками, осуждающе покачивающими головками вслед девочке. Девочке нравилось помогать местным торчкам на этой делянке. Свою долю она продавала в школе. Этот маленький бизнес дал ей не только финансовую независимость, но и погремуху, которой она гордилась.
Иногда, вместо коньяка, дядя Вахтанг скручивал косяк из соломы, выпрошенной мамой у дочки. Потом методично его распыхивал. Спустя некоторое время маслянистое благоухание яда разлеталось по всей квартире, предметы теряли очертания, ускользали. Мать выталкивала девочку на лестничную площадку и запирала дверь изнутри. Но даже через дверь было слышно, как они страшно, неестественно смеются. Когда все стихало, Флора возвращалась в дом. Стоя в дверях и пытаясь не дышать, чтобы не вдохнуть тошнотворный запах смерти, она наблюдала как мать вытрясает полную пепельницу в распахнутое окно, тщательно моет закопченную ложку, и пошатываясь от слабости и почесываясь, бредёт спать на диван.
Флора поморщилась, будто почувствовав этот запах вновь. Дождь усиливался, барабаня по крышам машин и козырьку над подъездом панельки. В лицо ударил затхлый запах лестничной клетки. Она поднялась на свой этаж. Дверь была распахнута. Под потолком квартиры клубился сигаретный дым. Женщина спала голой, раскинувшись на диване со скомканными простынями. Рядом, посасывая «Три топора» прямо из горлышка, в семейных трусах сидел дядя Вахтанг. Вальяжно вытянув ноги, он рассматривал обои свои волосатые ноги в разношенных носках.
Заметив девочку, он внимательно осмотрел ее с ног до головы, порылся в кармане брюк, валяющихся рядом, достал рубль и бросил его на пол. Звякнув об пол, монета подкатилась и остановилась у ног Флоры.
- Падными, - ласково прогудел он, рассматривая ее хрупкую фигурку, облепленную мокрым платьем, задерживая взгляд на остро торчащих от холода сосках на не оформившейся груди.
- Падными! - грубо повторил он, видя, что та не двигается с место.
Девочка наклонилась, чтобы взять монету, но застыла, увидев перед собой ноги дяди Вахтанга и его трусы с желтыми пятнами. Вблизи носки с трусами воняли просто ужасно, а свешивающееся волосатое яйцо и торчащий через дыру в носке палец с желтым выщербленным загнутым ногтем вызывал омерзение. Флора быстро подняла рубль и протянула мужчине. Не взяв монету, он подошел ближе. наклонился и своим большим носом с торчащими из него седыми волосками понюхал ее волосы.
- Ты вкусно пахнэш, - и дотронулся до ее шеи, - ткбили гого.
Подняв глаза, Флора увидела, что мать уже не спит.
- Вахтанг, свали.
Женщина тяжело поднялась, поскребя в паху, подошла к дочери и со злостью вырвала из рук рубль.
***
Сегодня движуха началась раньше. К тому времени, как Флора ощутила запах выхлопа десятка машин, они успели заехать в комнату. Прямо по их крышам неспешно нарезал круги фургон Бременских музыкантов с синей полоской на борту, чайкой в круге на решетке и включенной люстрой. В него был впряжен толстый взмыленный ослик в когда-то белой майке, семейных трусах и одном носке. Правил фургоном голубой пес в ментовской фуражке и портупее с расстегнутой кобурой, используя вместо кнута авоську с куском хозяйственного мыла. Девочка протянула руку, чтобы дотронуться до казавшейся кобальтовой рукоятки пистолета, но не успела. Пес покачал головой, и фургон резко газанул, заволакивая все белесым густым вонючим дымом. Очертания комнаты расплылись... Все вокруг заполнилось красно-голубым сиянием, в котором яркими золотыми столбами прорезался свет десятков фар. Дышать стало нечем и Флора побежала прочь из комнаты на улицу, где безмятежно по детской площадке наматывал круги голубой пес.
Заметив девочку, он развернул фургон и хлестнул ослика по голове авоськой, заставляя череп того оглушительно хрустнуть. Дым вокруг замер. Красно-голубое сияние пропало. В наступившей тишине стали слышны хлесткие пульсирующие удары мыла о голову ослика, по которой вскоре побежали трещины. С каждым ударом трещин становилось все больше, они становились все толще, пока наконец черепушка не лопнула, разлетевшись мелкими кусочками. Из треснувшей головы сначала слабо, потом все сильнее стал валить дым с терпким запахом ношеных носков и травы. Воздух в груди почти закончился. Дым щипал глаза. Но Флора упрямо всмотрелась в марево. В помутневших глазах мелькнул силуэт голубого пса. Он все еще сжимал в лапах авоську. Протянув руку, Флора ухватилась за нее и почувствовала, как ее потянуло вперед.
Судорожно закашлявшись, она очнулась. Ноющая саднящая боль пронзала руку, на которую была намотана неизвестно откуда взявшаяся старая растянутая авоська. Девочка спрятала ее под подушку, оделась и вышла из комнаты. Мать еще спала. В узких щелях между плотно стоящими панельками, за дымом из труб завода были едва видны проблески зари. Флора бесшумно открыла ящик старой тумбочки и достала оттуда тридцать копеек - ровно столько стоил брусок хозяйственного мыла.
***
Еще несколько дней назад Вахтанг был уверен, что не умрет. Умирала братва на разборках, пешеходы под колесами машин, пролетарии от употребления стеклоочистителя и барбитурата, бомжи в пастях бродячих стай, пациенты в больницах и старики. Но теперь, он стоял на карачках посреди своего дома, заставленного ящиками с фруктами, а его уверенность в собственном бессмертии бесследно таяла вместе с ускользающим сознанием под оглушающие аккорды Лебединого озера из телевизора и очередным ударом по голове, которые методично и бесстрастно наносила детская рука с зажатой в ней авоськой с кусом мыла. Быть может это кошмар? И страшная боль в голове, накатывающая слабость, безразличие и стекающие на лоб и глаза соленые липкие струйки? Дурной сон, который исчезнет вместе с душным противным запахом дурмана, насквозь пропитавшим его майку, трусы и кожу? Тело Вахтанга в последний раз дернулось. В отчаянном рывке он попытался ухватить ногу в сандалике, издал громкий хрип и рухнул на пол, расплескивая содержимое пробитого черепа на ковер.
***
Звуки сирен пожарных, съехавшихся на тушение пылающего дома Вахтанга, с трудом долетали до почерневших стен заброшенного НИИ. Флора стояла у открытого спуска в затопленную канализацию и рассматривала кусок хозяйственного мыла на дне. За несколько часов в воде от бруска почти ничего не осталось, а выброшенную окровавленную авоську с кусочками мозга, азартно пища, растаскивала целая стая крыс. Морщась от брезгливости, Флора задвинула на место канализационный люк и пошла в сторону плантации, откуда веял легкий прохладный ветерок.
Автор: JackMcGee
Источник: https://litclubbs.ru/articles/68987-panelka-na-ulice-serova.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Оформите Премиум-подписку и помогите развитию Бумажного Слона.
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: