Ася приехала в приморский городок на поезде. Окно в вагоне было мутным от старости, а за ним — тянулись сосны, обвисшие от ветра, и редкие дома с облупившейся краской. Город назывался Лужки. Когда-то она слышала, что здесь "воздух с солью, а чай с мятой", но на перроне пахло только сыростью и чуть-чуть — тоской.
Она приехала по делу — временно ухаживать за домом, который ей достался от двоюродной тёти Гали. Та умерла пару лет назад, и только сейчас семья собралась навести порядок. Асе выпал август — "перед осенью хотя бы крыша не протекает", сказал дядя.
Дом стоял на краю города, почти у самого леса, с геранью на подоконнике и хриплым почтовым ящиком у калитки. Его давно никто не трогал — паутина под карнизами, пыль в воздухе, запах чего-то закрытого. Но в этом было и что-то живое, как будто стены вздохнули, когда она вошла.
На второй день, перебирая старые книги в буфете, Ася нащупала щель между досками. За ней оказался пыльный ящик — деревянный, с потёртой ручкой. Она вытащила его на свет, сдула пыль. Внутри — пачка писем. Перевязаны верёвочкой, на уголке каждого — инициалы: А.Л. и дата: 1975, 1976…
Она развернула первое. Бумага пожелтела, чернила выцвели, но строки читались отчётливо:
«13 мая 1975 года
Здравствуй, незнакомка.
Я не знаю, кто ты и где ты, но я решил написать. Просто так. Потому что в нашем городе стало тихо до звона, и мне показалось, что, если я не скажу кому-нибудь хоть одно настоящее слово — я исчезну. Меня зовут Алексей. Мне двадцать два. Я живу здесь, в Лужках, с бабушкой. Пишу тебе, потому что захотелось говорить, а больше — не с кем.
Надеюсь, ты не против»
Ася долго сидела с письмом в руках. Она не знала, почему эти строки её так задели. Возможно, потому, что ей самой было двадцать два. И она тоже жила в доме, где "стало тихо до звона".
На следующее утро, на волне импульса, она нашла чистый лист бумаги, села за кухонный стол и написала:
«Здравствуйте, Алексей.
Письмо ваше нашла случайно. Вы не поверите, но мне захотелось ответить. Хотя я родилась через десять лет после вашей записи. Я не уверена, что письмо куда-то дойдёт. Но всё равно пишу. Потому что вы, кажется, первый человек за долгое время, кто говорил честно.
Если вы ещё где-то есть — напишите снова.
Ася»
Она не знала, что с ним делать. Письмо просто лежало на столе. А потом, вдруг вспомнив о старом почтовом ящике у калитки, она сложила лист и опустила туда. Просто — ради жеста.
На утро следующего дня она проснулась раньше обычного. Было тихо. Дождь не шёл, но капли всё ещё висели на ветках. Она вышла во двор — и машинально подошла к почтовому ящику. Открыла.
Внутри лежал лист бумаги. Ровно такой же, как на старых письмах. И тот же аккуратный почерк.
«14 мая 1975 года
Ты всё же ответила. Не знаю, как — но ответила. Это немного пугает. И немного радует. Я не спрашиваю, кто ты. Наверное, ты просто мой вымышленный собеседник. Так бывает, наверное.
Сегодня я чинил забор. Стукнул молотком по пальцу. Бабушка говорит, это к удаче. Ты веришь в приметы?»
Ася стояла на крыльце, держа письмо в дрожащих пальцах. Сердце било не тревожно — оно било странно ровно. Как будто всё было правильно. Как будто её правда кто-то слышал.
На следующий день она снова ответила. Начала рассказывать о себе. О том, что училась на архитектора, но так и не закончила — уехала. О том, что в детстве боялась дождя, а теперь в нём находит утешение. О том, как странно быть взрослой, когда внутри — ребёнок, который боится спрашивать «а ты меня слышишь?»
И на следующее утро — ещё один лист.
Так началась их переписка. Он писал о прогулках по заливу, о рыжих котах, что бродят у пристани, о своём увлечении — резьбе по дереву. Она — о кофе из автомата, книгах, что не дочитала, и том, как впервые почувствовала себя живой.
Иногда письма лежали утром, иногда — днём. Они появлялись в ящике, как будто их приносил ветер. Ася не пыталась объяснить. Просто писала дальше.
Однажды, он написал:
«Ты знаешь, я, кажется, влюбился в голос, которого не слышал. В человека, которого никогда не встречу. И это странное чувство — спокойное. Как будто я всегда тебя знал»
Она прочитала это письмо у окна. И заплакала. Потому что ей тоже казалось — она знает его. Его ладони, его утро, его мысли. И самое главное — в его письмах не было одиночества. А значит, и её одиночество отступало.
Кто ты, Алексей?
На пятой неделе Ася перестала сомневаться, что письма — не выдумка. Или, по крайней мере, что они нужны. Ей. И ему. Даже если всё это — странная шутка, совпадение или проделки собственной фантазии.
Однажды она спросила в письме:
«Если ты действительно существуешь — оставь что-нибудь. Что-то, что я смогу найти. Пусть будет вещь. Место. Записка. Что угодно. Только чтобы я знала: ты был»
Ответ пришёл на следующий день:
«На чердаке, в коробке из-под обуви. Там, где раньше стояли банки с компотом. Ты найдёшь вырезанного мною соловья. Он старый, неровный. Но настоящий.
Я вырезал его в мае. В тот день, когда впервые подумал, что в мире есть кто-то, кому не всё равно»
Ася поднялась на чердак вечером. В доме уже пахло осенью — чуть сыростью, чуть яблоками. С фонариком в руке, она перебирала коробки, пока не нашла старую с надписью "Ком. 74". Внутри — книги, старые платки… и в самом низу — небольшой кусочек дерева, в виде птицы.
Соловей. Шероховатый, местами потемневший. Но клюв, крыло и даже тонкие лапки — всё было. И дата выцарапана на крылышке: 15.05.75
Ася села прямо на пол чердака и долго держала птицу в ладонях, будто боясь распустить это чувство. А потом вдруг поняла: она не одна в этом доме. Кто-то внизу захлопнул калитку.
Она вышла на крыльцо. Возле ограды стоял молодой человек. Высокий, в джинсовке, с книгой под мышкой. Увидев её, он застенчиво махнул рукой:
— Извините… вы Анастасия?
— Ага. А вы?..
— Я Кирилл. Я волонтёр в местной библиотеке. Племянник… ну, скажем так, дальний. Алексея Лукина. Я слышал, вы живёте теперь в этом доме. Хотел узнать… у вас, случайно, не сохранилось что-то от него?
Ася застыла. Сердце стучало, как барабан. Она спустилась по ступенькам, не сводя с него глаз.
— Алексей Лукин. 1953 года рождения?
— Да. Он жил тут с бабушкой. Потом уехал учиться, но часто возвращался. Умер в 2012-м. Но у него были дневники, письма. И я сейчас собираю их. У него… была необычная переписка, как он говорил. С «призраком августа», — Кирилл улыбнулся, как будто сам себе не верит. — Прости, глупо звучит.
Ася почувствовала, как у неё замирает дыхание. "Призрак августа". Она знала, что это — про неё. Или про ту, кем она стала в этих письмах.
— Он рассказывал о девушке из будущего? — прошептала она.
— Иногда. Очень туманно. Только бабушка шутила, что это он себе невесту выдумал. Но он хранил письма. Даже сделал копии. Я их читал. Там было ваше имя, Ася.
Она пошатнулась. Кирилл успел подхватить её за локоть.
— Извините… я вас напугал?
Она покачала головой.
— Нет. Просто… я тоже писала. Ему. И он — мне. Только — через ящик.
Они долго стояли молча.
Вечером они сидели в кухне. Кирилл пил чай, Ася — просто держала чашку. На столе лежали письма. И деревянный соловей.
— Значит, всё это правда, — сказал он, глядя на фигурку. — Он вырезал таких часто. Но этот... особенный.
— Я думала, сошла с ума, — призналась Ася. — Первое письмо… я нашла случайно. А потом — они начали приходить. Всё совпадало. И я не могла остановиться.
— Он писал о вас. Не часто. Но с уважением. Теплом. Говорил, что ваши ответы держали его на плаву. Что письма — это как дыхание, когда всё остальное тонет.
— Но как такое возможно? — Ася впервые задала этот вопрос вслух. — Это ведь… нереально.
Кирилл пожал плечами:
— Знаешь, бабушка всегда говорила: «Если ты кому-то по-настоящему нужен, даже время не помеха». Может, так и вышло.
Через неделю Кирилл снова пришёл. С небольшой коробкой. Внутри — стопка писем. Все — с её именем. Написаны за несколько лет. Бережно переписанные рукой Алексея.
На одном — надпись:
«Если Ася когда-нибудь вернётся — отдай ей. Она настоящая.»
***
Если вам понравилась история, рекомендую почитать книгу, написанную в похожем стиле и жанре:
«Навсегда с тобой», Адалин Черно
