Звон разбитой чашки на кухне заставил меня вздрогнуть. Это была не просто чашка, а часть моего любимого сервиза, который мама подарила мне на новоселье. Я глубоко вздохнула, отложила рабочий ноутбук и, стараясь сохранять спокойствие, пошла на звук.
На кухне царила Тамара Игоревна, моя свекровь. Она стояла над осколками с таким видом, будто это они сами вероломно напали на нее и разбились вдребезги.
— Ну вот, — сказала она вместо извинения, заметив меня в дверях. — Качество сейчас совсем никуда не годится. Фарфор тонкий, хрупкий. В советское время посуда была на века, а это... Китайская дешевка, одно слово. Веником смахни, Лена, а то я наклоняться не могу, спина ноет.
Я молча взяла совок и щетку. Спорить было бесполезно. Тамара Игоревна жила у нас уже третий месяц. Ее "временный визит" по причине ремонта в ее собственной квартире (который, как выяснилось позже, она даже не начинала) затянулся.
— И вообще, — продолжала она, усаживаясь за стол и наблюдая, как я ползаю по полу. — Не жалей. Приданое у тебя все равно, прямо скажем, небогатое. Могла бы и получше посуду в дом мужа принести. А то пришли на все готовое...
Я замерла с совком в руке. Это было ее любимое развлечение — называть меня «бесприданницей».
— Тамара Игоревна, — я выпрямилась. — Этот сервиз стоил пятнадцать тысяч. И он не китайский, а чешский.
— Ой, не смеши меня! — махнула она рукой. — Пятнадцать тысяч! Тебя обманули, деточка. Ты жизни не знаешь. Вот я выходила замуж — у меня три перины было, ковры, хрусталь! А ты? Пришла к моему Сереженьке с одним чемоданом. Бесприданница, как есть бесприданница. Хорошо хоть сын у меня добрый, пригрел, не попрекает.
Я посмотрела на нее с недоумением. Сережа, мой муж, в это время сидел в гостиной и смотрел футбол, стараясь не вмешиваться в "бабские разборки". Его позиция страуса меня раздражала все больше.
— Тамара Игоревна, — сказала я очень тихо. — Вы, наверное, забыли, но мы сейчас находимся в квартире, которую мне подарили мои родители на свадьбу. Сережа пришел сюда с ноутбуком и зубной щеткой.
Свекровь картинно закатила глаза.
— Ну конечно! Началось! Квартирой попрекать будешь? Стены — это просто бетон, милочка. А уют, а атмосфера? Это все женщина создает. А какая из тебя хозяйка, если ты даже чашки бьешь? И вообще, муж в доме — голова. Где муж живет, там и его дом. А ты должна быть благодарна, что он тебя терпит с твоим характером. Другой бы давно нашел себе нормальную, с квартирой побольше и характером помягче.
Логика Тамары Игоревны была непробиваемой, как танковая броня. Она умудрялась игнорировать факты, которые ей не нравились, и выстраивать свою собственную реальность, где ее сын — принц и добытчик, а я — золушка, которую подобрали на помойке из жалости.
Самое интересное, что свою двухкомнатную квартиру она сдавала. Деньги, естественно, забирала себе, откладывая "на старость", а жила и питалась полностью за наш счет. Точнее, за счет общего бюджета, в который я вкладывала не меньше, чем Сергей.
Вечером, когда мы ложились спать, я попыталась поговорить с мужем.
— Сереж, сколько это будет продолжаться? — спросила я шепотом, чтобы не разбудить "маму", которая спала в соседней комнате (моей бывшей детской, между прочим).
— Что именно, Лен? — Сергей зевнул, отворачиваясь к стене.
— Твоя мама. Она сегодня разбила мою любимую чашку и снова назвала меня бесприданницей. В моей собственной квартире.
— Ну, она старый человек, Лен. Что ты к словам цепляешься? У нее понятия другие. Для нее мужчина — главный. Ей так спокойнее думать.
— А мне неспокойно! Она живет здесь, ест наши продукты, не платит ни копейки за коммуналку, получает деньги со сдачи своей квартиры и при этом поливает меня грязью!
— Тише ты, услышит! — шикнул на меня муж. — Потерпи немного. Она говорила, что к лету съедет на дачу.
— До лета еще три месяца, Сережа!
— Ну не выгоню же я родную мать на улицу? Лен, будь мудрее. Ты же умная женщина.
"Будь мудрее" — универсальная фраза мужчин, которые хотят, чтобы их проблемы решали женщины, при этом молча и с улыбкой. Я отвернулась и попыталась уснуть, но обида жгла изнутри.
Ситуация накалилась через неделю. У Тамары Игоревны был юбилей — шестьдесят лет. Она решила праздновать его... у нас.
— А где же еще? — удивилась она, когда я робко спросила про ресторан. — В ресторанах дорого и невкусно. А у вас места много. Я гостей позвала, человек пятнадцать. Тетю Любу, дядю Витю с женой, подруг своих из библиотеки...
— Пятнадцать человек? — у меня округлились глаза. — Тамара Игоревна, я работаю. Кто будет готовить?
— Ну как кто? Ты, конечно. Ты же невестка. Должна уважить мать мужа. Я список продуктов составила, вот, держи. Сережа купит, а ты в пятницу пораньше с работы отпросись и начинай. Холодец надо сварить, оливье, шубу, горячее... Я утку хочу с яблоками.
Я смотрела на список, написанный ее размашистым почерком, и чувствовала, как внутри закипает вулкан. Там были деликатесы, икра, дорогая рыба.
— Тамара Игоревна, это выйдет тысяч на тридцать, не меньше. У нас сейчас нет лишних денег, мы кредит за машину платим.
— Ой, вечно ты прибедняешься! — фыркнула свекровь. — На ерунду у вас деньги есть, а на юбилей матери жалко? Бесприданница, она и есть бесприданница. Копейки считает. Ладно, я со своих добавлю, раз ты такая жадная.
Она не добавила ни копейки. Сережа молча оплатил все покупки со своей кредитки, виновато глядя на меня.
В пятницу я, проклиная все на свете, стояла у плиты. Тамара Игоревна ходила рядом в бигуди и давала ценные указания: "Морковку мельче режь", "Майонеза побольше, сухой салат никто не любит".
В субботу пришли гости. Шумная, бесцеремонная родня мужа, которую я видела второй раз в жизни (первый был на свадьбе). Они расселись за моим столом, на моих стульях, в моей гостиной.
— Ой, Томочка, как ты хорошо устроилась! — восхищалась тетя Люба, накладывая себе холодец. — Квартира просторная, светлая. Ремонт богатый. Сразу видно — сын любит, постарался для матери!
— Да, сынок у меня золото, — сияла Тамара Игоревна, поправляя новую блузку (купленную, кстати, тоже на деньги Сережи). — Все в дом, все в семью. Не то что некоторые, все по салонам красоты бегают, а в доме пыль.
Она выразительно посмотрела в мою сторону. Я в это время бегала с тарелками, меняя блюда.
— А невестка-то твоя... как ее... Лена? Молчаливая какая-то, — заметил дядя Витя, наливая себе водки.
— Да она у нас скромная, — громко, на весь стол, заявила свекровь. — Из простой семьи, знаете ли. Взяли ее, можно сказать, без всего. Ни кола, ни двора. Сережа ее одел, обул, в люди вывел. Вот, живет теперь как королева, благодаря мужу.
В комнате повисла тишина. Гости переглянулись. Сережа покраснел и уткнулся в тарелку.
Я застыла с подносом в руках. Кровь ударила мне в голову. "Без всего". "Ни кола, ни двора". "Сережа вывел в люди".
Это было сказано при всех. При моих гостях, в моем доме, за столом, который я накрыла на свои деньги и своим трудом.
Я медленно поставила поднос на тумбочку. Сняла фартук. Бросила его на спинку стула.
— Тамара Игоревна, — сказала я громко и отчетливо.
Все повернули головы ко мне.
— Что, Леночка? — невинно хлопая глазами, спросила свекровь. — Утку неси, остынет же.
— Утки не будет, — сказала я.
— Как не будет? — удивилась тетя Люба.
— А так. Я хочу внести ясность. Прямо сейчас. Чтобы ни у кого из присутствующих не было иллюзий.
— Лена, не надо, — прошипел Сережа, хватая меня за руку. — Поговорим потом.
— Нет, Сережа. Мы поговорим сейчас. Твоя мама только что публично унизила меня и моих родителей. И я не собираюсь это глотать.
Я подошла к шкафу, где лежали документы. Достала папку.
— Тамара Игоревна, вы назвали меня бесприданницей. Сказали, что я живу здесь из милости вашего сына. Так вот.
Я достала свидетельство о собственности и раскрыла его перед носом у тети Любы, которая сидела ближе всех.
— Читайте, Любовь Петровна. Кто собственник этой квартиры?
Тетя Люба, надев очки, прищурилась.
— Воронова Елена Сергеевна... — прочитала она. — Дата покупки... 2018 год.
— Правильно, — кивнула я. — Это за два года до моей свадьбы с Сергеем. Эту квартиру купили мне мои родители. Сделали здесь ремонт. Купили мебель. Сергей пришел сюда жить, когда мы поженились. У него в собственности — старый "Форд" и половина гаража в области.
В комнате стало так тихо, что было слышно, как жужжит муха.
— Лена, ты что устроила? — зашипела свекровь, покрываясь красными пятнами. — Ты зачем сор из избы выносишь?
— А это не сор, Тамара Игоревна. Это правда. Вы три месяца живете в квартире моих родителей. Вы спите на кровати, которую купил мой отец. Вы едите с посуды, которую подарила моя мать. И при этом вы смеете называть меня нищебродкой? Вы, женщина, которая сдает свою квартиру и живет за счет невестки?
— Я... я за счет сына живу! — взвизгнула она.
— Сын ваш живет здесь на птичьих правах, — жестко сказала я. — И если вы думаете, что его зарплаты хватает на то, чтобы содержать нас всех и ваши капризы, вы ошибаетесь. Я работаю и зарабатываю не меньше.
Я обвела взглядом притихших гостей.
— Извините, что испортила вам аппетит. Но мне надоело слушать ложь в своем доме. Тамара Игоревна, банкет окончен.
— Ты... ты меня выгоняешь? — свекровь схватилась за сердце. — В мой день рождения?! При людях?!
— Вы сами начали этот разговор при людях. Вы хотели показать, кто здесь хозяин? Я показала.
Сергей вскочил со стула.
— Лена, ты перегнула! Мама, успокойся!
— Нет, я не успокоюсь! — заорала Тамара Игоревна, вскакивая и опрокидывая бокал с вином на скатерть. Красное пятно быстро расползалось по белой ткани. — Ноги моей здесь не будет! Собираемся! Сережа, ты идешь со мной! Мы не останемся в этом доме, где оскорбляют мать!
Она посмотрела на сына выжидающе. Это был ее коронный номер — поставить перед выбором. Обычно это работало.
Сергей стоял бледный, растерянный. Он смотрел то на мать, бьющуюся в истерике, то на меня, стоящую с документами в руках.
— Сережа! — топнула ногой свекровь. — Ты слышишь? Или ты с этой... хамкой, или с матерью!
— Мам, — тихо сказал Сергей. — Сядь. Не надо никуда уходить. Лена, ну зачем ты так? Можно же было...
— Нельзя, — отрезала я. — Сережа, если ты сейчас уйдешь с ней — можешь не возвращаться. Я серьезно. Я устала быть "бесприданницей" в своей собственной квартире. Я устала от того, что ты позволяешь ей унижать меня. Выбирай.
Гости начали потихоньку, бочком выбираться из-за стола.
— Мы, пожалуй, пойдем... — пробормотал дядя Витя. — Дело семейное...
Через две минуты в комнате остались только мы трое.
— Ну?! — взревела свекровь. — Ты еще думаешь? Она тебя тряпкой сделала!
Сергей посмотрел на меня. В его глазах была боль и... страх. Страх перед матерью, который жил в нем с детства. Но еще там было понимание, что я не шучу.
— Мам, — сказал он наконец. — Ты неправа. Лена права. Это ее квартира. И она тебя приняла, кормила, ухаживала. А ты... ты правда перегибаешь. Зачем ты врала про то, что я ее "в люди вывел"?
Тамара Игоревна задохнулась.
— Ах, я врала?! Я для тебя старалась! Чтобы ты мужиком выглядел! А ты... предатель! Иуда!
Она схватила свою сумку.
— Я ухожу! Сейчас же! Вызову такси и уеду к себе! В свою, пусть маленькую, но свою квартиру! Где меня никто куском хлеба не попрекнет!
Она вылетела в прихожую. Сергей дернулся было за ней, но остановился.
Мы слышали, как она громко, демонстративно одевается, как хлопает дверцами шкафа (видимо, забирала свои вещи, которые успела разложить).
— Ты счастлив? — спросила она, заглянув в комнату уже в пальто. — Довел мать до инфаркта?
— Мам, перестань, — устало сказал Сергей. — Я вызову тебе такси.
— Не надо мне твоих подачек! Сама доберусь!
Входная дверь хлопнула так, что задрожали стекла.
Мы остались одни. Посреди стола с недоеденными салатами и пятном от вина.
Сергей сел на стул и закрыл лицо руками.
— Господи, какой позор... — прошептал он.
— Позор — это то, что она говорила, — сказала я, убирая документы обратно в папку. — Сережа, я больше не пущу ее сюда жить. В гости — пожалуйста, по праздникам. Но жить — нет.
— Я понимаю, — он поднял на меня глаза. — Прости меня. Я должен был сам это остановить. Но я... я не смог. Я привык, что она всегда права.
— Тебе пора взрослеть, — я подошла и обняла его за плечи. — Мы семья. Мы с тобой. А не ты и твоя мама против меня.
— Я знаю. Я постараюсь.
Мы полночи убирали со стола, мыли посуду. Утку с яблоками мы съели сами, запивая вином. Она получилась вкусная, несмотря ни на что.
Тамара Игоревна не звонила месяц. Обижалась. Рассказывала всем родственникам, какая я мегера, выгнала ее на улицу в мороз (хотя был апрель) и чуть не избила. Родственники, те, что были на юбилее, деликатно молчали, потому что видели все своими глазами.
Потом она начала потихоньку оттаивать. Сначала позвонила Сереже на работу, пожаловалась на давление. Потом попросила привезти лекарства. Я не возражала, чтобы он помогал матери. Но когда она заикнулась о том, чтобы приехать к нам на выходные "помыться, а то воду отключили", Сергей твердо сказал:
— Мам, приезжай, помойся и езжай обратно. С ночевкой — нет. Лена против, и я ее поддерживаю.
Это было маленькой победой.
Сейчас мы общаемся. Холодно, вежливо, на дистанции. Она больше не называет меня бесприданницей. Она вообще старается не касаться темы денег и имущества в моем присутствии. Потому что знает: у меня есть папка с документами, и я не побоюсь открыть ее снова.
А я поняла одну простую вещь: пока ты сама не обозначишь свои границы и не напомнишь, кто в доме хозяйка, никто этого за тебя не сделает. Даже любимый муж. Иногда шоковая терапия — это единственное, что может спасти семью от распада. И я ни о чем не жалею. Даже о разбитой чашке. Она стала той последней каплей, которая помогла мне вернуть себе мой дом.
🔔 Уважаемые читатели, чтобы не пропустить новые рассказы, просто подпишитесь на канал 💖
Читайте также: