Часть 1. Бухгалтерия ушедшей эпохи
Старая квартира на пятом этаже панельного дома встретила Елизавету запахом валерианы и пылью. Здесь время остановилось еще в девяностых, запутавшись в бахроме выцветшего абажура. Неделю назад не стало бабушки Надежды Андреевны, и теперь Елизавете, администратору груминг-салона «Хвост и Стиль», предстояло разобрать этот музей одиночества.
Она не испытывала острой скорби, скорее — глухую тоску. Бабушка последние годы жила в тумане деменции, узнавая внучку через раз. Елизавета старалась навещать её, привозила продукты, лекарства, но каждый визит превращался в испытание на прочность. Мать, Елена Павловна, взяла на себя основной уход, постоянно жалуясь на тяжелую долю и нехватку средств.
— Денег нет, Лиза, совсем нет, — причитала мать по телефону, требуя очередного перевода на карту. — У бабушки пенсия копеечная, а лекарства нынче стоят как крыло самолета.
Елизавета верила. Сергей, её муж, молча оплачивал счета, выстраивая семейный бюджет с дотошностью логиста. Он управлял цепочками поставок негабаритных грузов по всей стране, и дома у него тоже всё должно было сходиться дебет с кредитом.
Книги автора на ЛитРес
Елизавета выдвинула ящик старого трельяжа. Среди клубочков ниток и пустых флаконов из-под «Корвалола» лежал пакет, перевязанный бечевкой. Внутри оказалась не макулатура, а аккуратная стопка сберегательных книжек и квитанций.
Любопытство, профессиональная черта администратора, заставило её открыть верхнюю книжку. Цифры. Даты. Елизавета нахмурилась. Она достала телефон, открыла калькулятор. Пенсия приходила исправно, и сумма была далеко не «копеечной». У бабушки были льготы, надбавки за возраст, о которых мать никогда не упоминала.
Но самым страшным было другое. В пакете лежал еще и тетрадный лист, исписанный дрожащим бабушкиным почерком. Это были не бредни больного человека, а вполне ясные записи трехлетней давности, до того как туман в голове сгустился окончательно.
«Лена карточку забрала. Сказала, будет копить мне на санаторий. А сама вчера пальто новое купила, говорит — премия. А я слышала, как она по телефону хвасталась, что с моей пенсии кредит за машину закрывает. Кушать хочется сладкого, а Лена говорит — денег нет, диабет будет. А у меня сахара в норме…»
Елизавета села на скрипучий стул. Воздух в комнате показался липким. Мать годами присваивала деньги собственной матери, отказывая той в лишней конфете, и при этом тянула деньги еще и с дочери с зятем. Дело было не в сумме. Сумма, если честно, была смехотворной для их семьи. Дело было в цинизме. В том, как мать смотрела в глаза и лгала, изображая жертвенность.
— Ну что, нашла сокровища? — раздался голос от входной двери.
Елизавета вздрогнула. В проеме стояла Елена Павловна. Она пришла проверить, как идет уборка, одетая в то самое пальто, о котором писала бабушка.
Часть 2. Оранжерея лжи
Локация сменилась. Теперь они стояли на даче Елены Павловны, куда Елизавета приехала на следующий день, не в силах держать открытие в себе. Вокруг царила истерическая красота: ровные грядки, выстриженный газон, огромная стеклянная теплица, где мать выращивала элитные сорта роз.
— Ты с ума сошла? — Елена Павловна обрезала сухие листья с куста, даже не повернувшись к дочери. Ножницы в её руках щелкали хищно и ритмично. — Копалась в вещах? Кто тебе дал право?
— Я разбирала квартиру, мама. Это ты мне поручила, — Елизавета говорила тихо, стараясь унять дрожь в голосе. — Ты воровала у неё. У своей матери. И врала нам.
Мать наконец повернулась. В её взгляде не было раскаяния, только раздражение, будто её отвлекли от важного дела ради пустяка.
— Воровала? Какое громкое слово. Я компенсировала свои затраты! Кто за ней горшки выносил? Ты? Или твой Сережа? Я тратила на неё свою жизнь, свои нервы!
— Ты покупала шмотки. И закрывала кредиты. А мы с Сергеем оплачивали лекарства, которые ты, оказывается, могла купить сама.
Елена Павловна отшвырнула секатор на садовый стол. Звук удара металла о дерево вспугнул птиц.
— Значит так, — процедила она. — Ты сейчас закроешь свой рот и забудешь об этих бумажках. Бабке уже всё равно, ей деньги на том свете не нужны. А если ты решишь опозорить меня перед родственниками, если хот одна живая душа узнает об этом…
— То что? — Елизавета выпрямилась.
— То бабушкину квартиру ты не получишь. Я перепишу всё на Оксану.
Оксана была племянницей Елены Павловны, дочерью её покойного брата. Девушка вздорная, ленивая, но умеющая льстить.
— Ты шантажируешь меня наследством? Из-за правды?
— Из-за твоего неуважения! — визгливо крикнула мать. Лицо её пошло красными пятнами. — Я мать! Я тебя вырастила! А ты смеешь меня в корысти упрекать? Да, я брала эти деньги! Я заслужила! И если ты только пикнешь, клянусь, ты останешься ни с чем.
Часть 3. Поминальный водевиль
Ритуальный зал был отделан дешевым пластиком под мрамор. Людей пришло немного: несколько соседок, дальние родственники и семья Оксаны. Сергей стоял рядом с женой, поддерживая её под локоть. Он знал всё. Елизавета рассказала ему сразу, показала записи. Он предлагал просто порвать отношения, забыть про квартиру — они не нуждались. Но Елизавету грызло чувство несправедливости.
Елена Павловна была в ударе. В черном креповом платье, с идеально скорбным лицом, она принимала соболезнования.
— Мама так мучилась, так страдала, — вещала она соседке, промокая сухие глаза платком. — Всё лучшее ей отдавали, сами не доедали…
Елизавета стояла чуть в стороне. Ей было физически дурно от этого спектакля.
— Лиза, подойди, — позвала мать.
Елизавета подошла. Елена Павловна, наклонившись к самому уху дочери, прошипела:
— У тебя лицо, как будто ты лимон съела. Улыбнись людям. Изобрази скорбь, а не презрение.
— Я не могу лицемерить, как ты, — ответила Елизавета.
Эти слова стали спусковым крючком. Мать отшатнулась, её глаза сузились. Момент был выбран идеально — все смотрели на них.
— Дорогие гости! — голос Елены Павловны внезапно окреп и зазвенел. — Я хочу сделать заявление. Пока память о маме жива.
Сергей напрягся, сжал плечо жены.
— Моя дочь, — мать указала на Елизавету театральным жестом, — последние годы даже не интересовалась бабушкой. Приезжала для галочки. А вот Оксаночка… Оксаночка была рядом. Поэтому я приняла решение. Квартира Надежды Андреевны переходит к моей племяннице Оксане. Это будет справедливо.
В зале повисло тягостное недоумение. Оксана, стоявшая у стола с кутьей, поперхнулась от радости и удивления.
— Пойдем отсюда, — громко сказал Сергей. Его голос разрезал тишину. — Здесь воняет гнилью. И это не от цветов.
Он повлек оцепеневшую Елизавету к выходу. В спину им летело возмущенное шипение тетушек и торжествующий взгляд матери. Она выполнила угрозу. Она наказала дочь за правду.
Часть 4. Логистика предательства
Прошло полгода. Жизнь пошла своим чередом, если не считать огромной дыры на месте, где раньше была семья. Елизавета погрузилась в работу. В салоне «Хвост и Стиль» царил вечный хаос: лай собак, жужжание фенов, капризные владельцы йорков. Это отвлекало.
Сергей заехал за ней вечером. Он выглядел уставшим — на терминале, где он работал, застряла фура с оборудованием. Они сидели в машине, но домой не ехали.
— Звонила твоя мать, — сказал Сергей, глядя на приборную панель.
— Что ей нужно? — Елизавета почувствовала, как внутри сжалась пружина.
— Помощь. Оксана выставила её с дачи.
— С дачи? Но это же мамина дача.
— Была мамина. Оказывается, Елена Павловна в порыве щедрости и чтобы досадить тебе окончательно, оформила дарственную не только на квартиру бабушки, но и переписала дачу на Оксану. Думала, что покупает себе верную сиделку на старость. А Оксана квартиру продала неделю назад, деньги куда-то вложила, а дачу выставила на торги. Твою мать она просто попросила освободить помещение.
Елизавета закрыла лицо руками. Это было настолько глупо и предсказуемо, что хотелось смеяться. Отрицательный герой сам вырыл себе яму, но теперь стоял на краю этой ямы и звал на помощь тех, кого туда толкал.
— И что она хочет? — спросила Елизавета.
— Жить. Ей некуда идти. Своя квартира у неё в залоге у банка, она же брала кредиты на «красивую жизнь», помнишь? Пенсии не хватает гасить проценты и снимать жилье.
— Она хочет к нам?
— Она уже едет. С вещами.
— Сергей, я не могу. Я не пущу её.
— Тебе и не придется, — Сергей посмотрел на жену. В его глазах не было привычного спокойствия. Там горел холодный огонь. — Сегодня я буду плохим полицейским. Вернее, просто плохим человеком. Тебе нужно только не мешать.
Часть 5. Холодный расчет
Звонок в дверь прозвучал требовательно. Елена Павловна стояла на пороге с двумя чемоданами и видом оскорбленной королевы в изгнании. Она постарела, косметика лежала неровно, но гонор никуда не делся.
— Ну, встречайте, — заявила она, вкатывая чемодан в прихожую. — Надеюсь, комнату приготовили? Оксанка — тварь неблагодарная, я на неё в суд подам, но пока поживу у вас. Мы же родня, в конце концов. Кровь — не водица.
Елизавета стояла в проеме гостиной. Она молчала. Вперед вышел Сергей.
— Обувь не снимайте, Елена Павловна, — сказал он тихо.
— Чё? — мать удивленно подняла брови. — Сережа, не начинай. Я устала, у меня давление. Лиза, скажи ему! Я твоя мать! Я ошиблась с Оксаной, признаю. Но я всё делала ради семьи!
И тут Сергея прорвало. Но это был не обычный скандал. Он начал кричать. Громко, страшно, на грани истерии, чего от всегда спокойного логиста никто не ожидал.
— Ради семьи?! — заорал он так, что тёща вжалась в вешалку. — Ты называешь это семьей? Ты, паразитка, которая сожрала собственную мать, обокрала дочь и теперь приползла сюда, потому что новый хозяин тебя пнул? Ты не мать! Ты — убыточный актив! Ты — балласт!
— Как ты смеешь... — пролепетала она, бледнея.
— Смею! — Сергей схватил её чемодан и с силой вытолкнул его на лестничную площадку. — Я годами смотрел на это! Я терпел твои капризы! Но теперь всё! Лимит исчерпан! Ты хотела капитализм? Ты его получила! Ты инвестировала в Оксану — получи дивиденды!
Он вел себя как безумный. Он размахивал руками, его лицо перекосило от злости. Елена Павловна видела перед собой не интеллигентного зятя, а разъяренного зверя. Она испугалась. Настоящего животного страха она не испытывала давно.
— Лиза! — пролепетала она. — Он сумасшедший! Убери его!
Елизавета молчала. Она смотрела на мужа и видела, что за этой внешней истерикой, за красным лицом и криком, стоит абсолютно ледяной расчет. Он специально пугал мать, чтобы выбить из неё саму мысль о возможности остаться. Он использовал гнев как инструмент, как лом, чтобы вскрыть её защиту.
— Вон! — рявкнул Сергей, хватая второй чемодан. — Чтобы духу твоего здесь не было! Иди к Оксане, иди в приют, иди под мост! Мне плевать!
Он выставил второй чемодан, схватил тещу за рукав её дорогого пальто и буквально выволок на площадку.
— Сереженька, я не могу на улицу... — заныла она, мгновенно сменив тон на жалобный. Стратегия поменялась, но было поздно.
Сергей резко замолчал. Истерика выключилась, как по щелчку тумблера. Он поправил воротник рубашки и посмотрел на неё сверху вниз абсолютно трезвым, уничтожающим взглядом.
— У вас есть деньги от продажи бабушкиного золота, которые вы утаили. Я знаю. Хватит на билет и месяц хостела. А дальше — сами. Вы же у нас предприимчивая.
— Ты... ты чудовище, — прошептала она.
— Нет, Елена Павловна. Я просто провел аудит. Вы — банкрот.
Он захлопнул дверь. Щелкнул замок. Потом второй.
В квартире наступила тишина. Сергей выдохнул, прошел на кухню и налил себе стакан воды. Руки у него не дрожали. Елизавета подошла сзади и уткнулась лбом ему в спину. Она не плакала. Ей было легко.
— Спасибо, — тихо сказала она.
— Моя мама звонила вчера, — вдруг сказал Сергей, глядя в окно. — Спрашивала, не нужна ли нам помощь с адвокатами, чтобы вернуть квартиру. Она всё знала. Но сказала: «Не лезь, пока они сами не решат».
— Твоя мама мудрая женщина.
— Да. И она сказала, что если Елена Павловна появится у нас, то она лично приедет и спустит её с лестницы. Но похоже я справился сам.
Елизавета улыбнулась. Отрицательный герой был наказан не тюрьмой и не судом. Он был наказан равнодушием и зеркальным отражением собственных поступков. Мать осталась одна в холодном подъезде, с чемоданами, набитыми ненужными тряпками, и полным отсутствием людей, которым она была бы нужна. Это был тупик, который она строила кирпичик за кирпичиком всю свою жизнь.
Автор: Вика Трель © Самые читаемые рассказы на КАНАЛЕ