Знаете, есть одна фраза, приписываемая Николаю II, от которой меня, как историка, каждый раз передергивает. Когда ему докладывали о растущем напряжении на Дальнем Востоке, о том, что японцы перевооружаются, строят флот и явно готовятся к прыжку, император якобы отмахнулся и назвал их «макаками». Мол, куда им, этим маленьким островным жителям, тягаться с огромной европейской империей. И в этом одном слове — весь диагноз той катастрофы, которая разразилась в 1904 году. Это не просто недооценка противника. Это была слепота, замешанная на имперском высокомерии, за которую Россия заплатила кровью, флотом и престижем.
Мы привыкли думать, что войны начинаются с выстрелов.
Ерунда. Войны начинаются в тихих кабинетах, где над картами склоняются люди, уверенные, что они играют в шахматы, хотя на самом деле они играют в русскую рулетку. И Русско-японская война — это классический пример того, как две империи, одна старая и рыхлая, другая молодая и голодная, столкнулись лбами на узкой дорожке, с которой никто не захотел свернуть.
Давайте честно посмотрим на карту того времени.
Уберите из головы школьные учебники с их сухими датами. Представьте себе огромную, неповоротливую тушу Российской империи, которая веками ползла на Восток. Мы дошли до Тихого океана, но у нас была одна фатальная проблема — лед. Владивосток замерзал. Империи нужны были легкие, которые дышат круглый год. Нам нужны были «теплые порты». Это не каприз, это физиология государства. И взгляд Петербурга упал на Ляодунский полуостров, на Порт-Артур.
А теперь посмотрите на ситуацию глазами японцев. Я часто говорю своим студентам: чтобы понять врага, нужно надеть его сапоги. Япония только что провела невероятную модернизацию. Эпоха Мэйдзи превратила феодальную страну самураев в индустриального хищника. В 1895 году они вдребезги разнесли дряхлый Китай. Они чувствовали силу, они хотели, чтобы их признали равными среди великих держав. И что они получили? Пощечину.
В истории это называется «Тройственная интервенция». Россия, Германия и Франция, ласково улыбаясь и поигрывая мускулами, «посоветовали» Японии отказаться от завоеванного Ляодунского полуострова. Япония скрипнула зубами, но уступила — силы были неравны. И что делает Россия через пару лет? Она сама занимает этот полуостров! Арендует Порт-Артур, начинает тянуть туда ветку КВЖД, превращает Маньчжурию в свой задний двор. Для японского самурайского духа, да и для прагматичной японской элиты, это было не просто оскорбление. Это был сигнал: русских надо бить, иначе они заберут все.
Многие историки до сих пор ломают копья: что же было главной причиной — Корея или Маньчжурия?
Я провел в архивах достаточно времени, чтобы сказать вам — это спор ни о чем. Это все равно что спорить, какая нога важнее для бегуна, левая или правая. Для Японии Корея была «ножом, приставленным к сердцу». Если бы Россия закрепилась в Корее, Япония оказалась бы в стратегической блокаде. Для России же Маньчжурия была тем самым коридором к океану, а Корея — буфером. Интересы переплелись в такой тугой узел, что развязать его дипломатией уже не получалось. Хотя — и это самое обидное — попытки были.
Вот здесь начинается настоящая трагедия упущенных возможностей. Японцы, будучи людьми прагматичными, предлагали сделку. Знаменитый принцип «Маньчжурия в обмен на Корею». Токио говорил: «Ладно, русские, забирайте Маньчжурию, стройте там свои железные дороги, но признайте Корею нашей сферой влияния». Казалось бы, разумный компромисс? Более чем. Но в Петербурге царило то самое шапкозакидательство. «Безобразовская клика», эти авантюристы при дворе, убедили царя, что с «азиатами» договариваться не о чем. Что нам нужна и Маньчжурия, и Корея, и вообще, неплохо бы еще лесные концессии на реке Ялу прибрать к рукам.
Мы смотрели на Японию сверху вниз. Мы видели страну, которая еще вчера ходила в кимоно и с мечами, и не заметили, что сегодня у них современные броненосцы, построенные на британских верфях, и армия, обученная прусскими инструкторами. Это была ошибка не просто военная, это была ошибка цивилизационная. Мы недооценили их решимость. Мы думали, они блефуют. А они готовились умирать за свое место под солнцем.
Когда я читаю дипломатическую переписку того времени, мне хочется кричать.
Российские дипломаты тянули время, отвечали на японские ноты с опозданием, вальяжно, словно делали одолжение. А в Токио тикали часы. Японцы понимали: время работает против них. Транссиб достраивался. С каждым месяцем перебросить русские войска на Дальний Восток становилось бы проще. У Японии было узкое окно возможностей, и они решили в него прыгнуть.
В ночь на 27 января 1904 года японские миноносцы атаковали русскую эскадру в Порт-Артуре. Без объявления войны.
Вероломно? Безусловно. Неожиданно? Только для тех, кто был слеп.
Эта война стала столкновением двух имперских моделей. Старой, европейской, отягощенной бюрократией и внутренними проблемами России, и новой, агрессивной, панисламистской Японии. И, к сожалению, старая модель проиграла.
Последствия этого поражения мы расхлебываем до сих пор, если вдуматься.
Дело даже не в потерянных территориях или затопленных кораблях. Дело в том, что мир впервые увидел: белый человек не неуязвим. Азиатская держава побила европейскую империю. Это был шок для Лондона, Парижа и Берлина. Это дало невероятный толчок национальным движениям по всей Азии. А для России это стало началом конца империи Романовых. Маленькая победоносная война, которой хотели заглушить революционные настроения, превратилась в бензин, которым эти настроения только сильнее разожгли.
Мы потеряли Порт-Артур не потому, что у нас были плохие солдаты — солдаты у нас всегда были героические. Мы проиграли не потому, что у нас были плохие корабли — хотя вопросов к технике хватало. Мы проиграли, потому что у власти не было четкой стратегии и уважения к реальности. Мы хотели всего и сразу, не желая ничем поступаться и ни с кем договариваться. А в геополитике, как и в жизни, за жадность и высокомерие всегда приносят самый высокий счет.
История не терпит сослагательного наклонения, но она жестоко наказывает за невыученные уроки. Трагедия русско-японской войны — это урок о том, что нельзя строить величие на презрении к соседу. О том, что дипломатия — это искусство возможного, а не искусство унижения. И о том, что если вы видите, как кто-то точит меч, не стоит думать, что он собирается резать им колбасу.
Мне интересно, как вы воспринимаете этот эпизод нашей истории? Считаете ли вы, что войны можно было избежать, если бы Петербург принял японское предложение по разделу сфер влияния, или столкновение было неизбежным, как удар двух тектонических плит?
Спасибо, что дочитали до конца. Если вам нравится честный разговор о прошлом без прикрас — поставьте лайк и подпишитесь. Жду ваших мыслей в комментариях.
---