— Прекрасно устроилась, ничего не скажешь! Целыми днями по квартире шастаешь, а кто деньги приносит?
Евгения замерла у раковины, не оборачиваясь. Вода лилась на немытую тарелку, образуя мыльные разводы. За окном кружила метель — третий день подряд город заметало так, что маршрутки ходили с перебоями, а люди выкапывали машины до самого вечера.
— Олег, мы же вчера об этом говорили...
— Вчера, позавчера! — Он швырнул на стол ключи от машины, и они со звоном покатились к солонке. — Может, хватит уже дома сидеть и лапки свои греть? Валяй на работу, а то неплохо устроилась, смотрю!
Она выключила воду. Повернулась. Олег стоял в дверном проёме — высокий, широкоплечий, в черной куртке, от которой тянуло морозом и табачным дымом. Щетина на скулах, красные глаза. Опять не спал, наверное. Или пил с кем-то до утра — она уже не разбиралась.
Женя вытерла руки о полотенце, которое давно пора было поменять, но как-то всё руки не доходили. Да и что толку? Всё равно через пару дней опять такое же затёртое будет.
— Я искала вчера. Отправила резюме в семь мест.
— Отправила! — передразнил он, стягивая куртку. — По интернету, значит? С дивана, под пледиком? Ты хоть понимаешь, как это выглядит?
Она понимала. Прекрасно понимала. Три месяца назад её сократили из рекламного агентства — кризис, оптимизация, извините-до-свидания. С тех пор каждое утро начиналось с одного и того же: сайты с вакансиями, рассылка резюме, ответы в духе "спасибо, мы свяжемся", и тишина. Сплошная, глухая, как этот снег за окном.
— Олег, сейчас никто не берёт. Я звонила...
— Звонила! — Он прошёл к холодильнику, достал банку пива. Чикнул язычок крышки. — А Танька из твоего агентства как устроилась? Ну та, рыжая? Через неделю после сокращения уже в новом месте корячилась.
Татьяна. Конечно. У Татьяны был полезный дядя, который владел сетью стоматологий и всегда держал местечко для своих. У Татьяны вообще всегда всё было просто — и работа, и мужики, и эта легкость, с которой она скользила по жизни, не задевая углов.
— У меня нет полезного дядюшки, — тихо сказала Женя.
— Зато есть я, который пашет как лошадь! — Олег сделал глоток пива, вытер рот ладонью. — Знаешь, сколько я вкалывал в декабре? Каждый день по двенадцать часов, выходные — на объектах. А ты что? Квартира толком не убрана, ужин — вермишель с сосиской...
Она бы могла сказать, что вчера готовила курицу с овощами. Что полы мыла позавчера. Что стирка, магазины, этот бесконечный быт, который никто не замечает, потому что он невидим, — это тоже работа. Но какой смысл? Олег смотрел на неё так, будто видел насквозь — и там, внутри, не было ничего ценного.
— Я стараюсь...
— Стараешься! — Он усмехнулся, покачал головой. — Тридцать два года, Евгения. Тридцать два. Моя мать в твоём возрасте троих детей подняла и на двух работах одновременно вкалывала. А ты?
Мать. Конечно, мать. Святая Алевтина Петровна с её железными принципами и вечным недовольством. "Нашему Олежке нужна хозяйка, а не эта вот... как её... креативный менеджер". Женя слышала это на прошлой неделе, когда они заезжали к свекрови за банками с солёными огурцами.
— Твоя мать жила в другое время, — сказала она, и голос прозвучал устало. — Тогда можно было пойти на завод и...
— Отговорки! Всегда у тебя отговорки! — Олег поставил банку на стол, пиво плеснулось, и несколько капель упало на клеёнку. — Знаешь, что мне Димка сказал на днях? Говорит, везёт мне, жена дома сидит, красота. А я что ему ответил? Говорю, да какая красота, паразит на шее!
Паразит.
Слово повисло в воздухе — острое, мерзкое, как эти сосульки за окном, которые могли в любой момент рухнуть кому-нибудь на голову.
Женя почувствовала, как что-то сжимается в груди. Не гнев — гнев был бы проще. Что-то другое: усталость, смешанная с обидой, и странное оцепенение, какое бывает, когда понимаешь, что всё, что ты скажешь, уже не имеет значения.
— Паразит, — повторила она, и это прозвучало как вопрос, на который она не ждала ответа.
Олег махнул рукой.
— Да ладно, не обижайся. Я просто как есть говорю. Надоело мне одному тащить эту лямку. Хочешь, чтобы я уважал? Докажи, что ты не просто обуза. Найди работу. Любую! Хоть в магазине, хоть уборщицей. Деньги приноси, вот и всё.
Он развернулся и пошёл в комнату. Хлопнула дверь. Потом — звук включённого телевизора, какое-то ток-шоу, где люди орали друг на друга, выясняя, кто кому должен и кто кого предал.
Женя стояла на кухне и смотрела в окно. Снег валил плотной стеной, скрывая дворы, машины, детскую площадку с облезлыми качелями. Где-то там, за этой белой пеленой, был город, где люди ходили на работу, зарабатывали деньги, строили карьеры, влюблялись, ссорились, мирились. Жили.
А она?
Она будто застряла между всем этим. Застряла в этой квартире, в этих четырёх стенах, которые медленно, незаметно превращались в клетку.
Телефон завибрировал на столе. Женя взяла его — уведомление с сайта вакансий. "К сожалению, мы выбрали другого кандидата". Очередной отказ. Пятнадцатый? Двадцатый? Она уже сбилась со счёта.
За окном ветер качнул голую ветку дерева, и та стукнула по стеклу — тихо, настойчиво, словно кто-то просил впустить.
Женя закрыла глаза. Сделала глубокий вдох.
"Найди работу. Любую".
Хорошо.
Она найдёт.
Только вот что потом?
Кофейня "Бриошь" пахла корицей и свежей выпечкой. Женя протирала столики уже третий час подряд — движения автоматические, отточенные за две недели работы. Официанткой. В тридцать два года. С дипломом маркетолога и пятью годами опыта в рекламе.
— Евгения, к четвёртому столу капучино и чизкейк, — бросила Ксюша, барменша с розовыми прядями и татуировкой на запястье.
— Несу.
Олег... не то чтобы смягчился после того, как она вышла на работу, но хотя бы стал помалкивать. Зарплата смешная — двадцать восемь тысяч плюс чаевые, но это были её деньги. Она даже купила себе новые сапоги, не спрашивая разрешения.
Вот только пустота внутри никуда не делась.
Каждый вечер — один и тот же сценарий. Олег у телевизора с пивом, она на кухне с остатками дневной усталости. Иногда он тянулся к ней ночью — механически, буднично, как будто выполнял супружеский долг. И всё. Никаких слов, никакой близости. Просто тела, которые когда-то что-то значили друг для друга.
— Задумалась? — голос справа заставил её вздрогнуть.
Руслан. Новый администратор, которого взяли неделю назад. Высокий, худощавый, с тёмными глазами и этой ленивой улыбкой, от которой что-то ёкало в животе.
— Устала просто, — Женя отвела взгляд, поправляя поднос.
— Понимаю. Слушай, не хочешь после смены остаться? Я закрываю сегодня, можем по бокалу вина — у нас осталось отличное красное после корпоратива.
Она должна была сказать "нет". Должна была кивнуть, улыбнуться вежливо и пойти домой — к Олегу, к телевизору, к этой привычной, выжженной до тла жизни.
Но она сказала:
— Давай.
Красное вино оказалось терпким, почти горьким. Они сидели в углу кофейни, свет приглушён, за окном снова мела метель. Январь не собирался сдавать позиции.
— Ты замужем, да? — Руслан кивнул на кольцо на её пальце.
— Угу.
— Счастлива?
Вопрос повис в воздухе. Женя смотрела в свой бокал, на тёмную поверхность вина, где отражались блики ночного города.
— А кто сейчас счастлив?
— Уход от ответа, — он усмехнулся. — Значит, нет.
— Значит, сложно, — она сделала глоток. — У тебя есть кто-то?
— Была. Полгода назад разошлись. Она хотела детей, дом, всю эту стабильность. А я... не знаю. Мне тридцать пять, и я до сих пор не понимаю, чего хочу. Может, я просто инфантильный.
— Или честный, — Женя посмотрела на него. — Не все готовы признаться, что не знают.
Их взгляды встретились. И что-то... щёлкнуло. Как будто невидимая струна натянулась между ними — тонкая, звенящая.
— Ты красивая, — сказал он просто. — Даже в этом дурацком фартуке.
Она засмеялась. Впервые за долгие месяцы — искренне, легко.
— Спасибо. Я в нём себя как пингвин чувствую.
— Красивый пингвин.
Вино закончилось быстро. Потом была вторая бутылка — уже белое, игристое. Женя чувствовала, как алкоголь разливается по венам тёплой волной, смывая напряжение, страхи, эту постоянную готовность защищаться.
Руслан рассказывал про свои путешествия — Грузия, Турция, Питер, где он прожил два года и чуть не остался насовсем. Она слушала, и ей казалось, что он говорит на языке, который она забыла. Язык впечатлений, эмоций, жизни, которая больше, чем четыре стены квартиры.
— Поздно уже, — она посмотрела на телефон. Час ночи. Три пропущенных от Олега.
— Останься ещё, — Руслан коснулся её руки. — Пожалуйста.
И она осталась.
Они целовались у окна, где падал снег и город спал под белым одеялом. Его губы были мягкими, настойчивыми. Руки скользили по её спине, талии, и Женя чувствовала, как внутри что-то оттаивает — медленно, болезненно, как замёрзшие пальцы под горячей водой.
Они занимались любовью прямо там, на диване в подсобке, среди коробок с кофейными зёрнами и салфетками. Неловко, торопливо, но так... живо. Женя не помнила, когда последний раз чувствовала себя желанной. Не объектом, не приложением к быту — а женщиной.
Потом они лежали рядом, и Руслан курил у приоткрытого окна.
— Что теперь? — спросил он.
— Не знаю, — честно ответила она.
Через два дня Олег нагрянул в кофейню без предупреждения.
Женя стояла у барной стойки, разбирала заказ, когда услышала его голос:
— Где она?
Сердце ухнуло вниз. Она обернулась. Олег — красный, взъерошенный, в расстёгнутой куртке — смотрел на неё так, будто видел впервые.
— Олег, ты чего...
— Я чего?! — он шагнул к ней. — Мне Димка звонил. Говорит, видел тебя вчера вечером — ты тут сидела с каким-то типом, обнимались!
Димка. Чёртов Димка, который всегда появлялся не вовремя.
— Мы просто разговаривали...
— Разговаривали! — Олег схватил её за руку. — Ты меня за идиота держишь?!
— Олег, отпусти, — Женя попыталась вырваться, но его пальцы сжались сильнее. — Ты делаешь сцену...
— Какая сцена?! — он развернул её к себе. — Где он? Где этот...
— Есть проблемы? — Руслан вышел из подсобки. Спокойный, собранный.
Олег медленно повернулся к нему. Женя видела, как желваки на его скулах начали ходить ходуном.
— Так это ты, значит... — Олег шагнул вперёд. — Ты был с моей женой?
— Олег! — Женя попыталась встать между ними, но он оттолкнул её.
— Заткнись! Я с ним разговариваю!
Руслан даже не дрогнул.
— Ваша жена взрослая женщина. Она сама решает, с кем ей быть.
— Да я тебе щас морду разобью!
— Попробуй, — Руслан скрестил руки на груди.
Женя видела, как кулак Олега сжимается. Видела лица посетителей, которые замерли с чашками в руках. Видела Ксюшу за стойкой, тянувшуюся к телефону — наверное, полицию вызвать хотела.
— Олег, — она взяла его за руку. — Пойдём. Пойдём отсюда. Поговорим дома.
Он посмотрел на неё. И в его взгляде было столько боли, столько ярости, что Женя на секунду испугалась.
— Дома? — он усмехнулся. — Какой ещё дом? Ты всё прогуляла. Всё.
Он развернулся и вышел, хлопнув дверью так, что звякнул колокольчик над входом.
В кофейне повисла тишина.
Развод оказался на удивление простым — никаких скандалов, дележа имущества, взаимных обвинений. Олег словно выдохнул, когда она собрала вещи и ушла. Может, устал. А может, просто понял, что держать человека, который уже мысленно за порогом, бессмысленно.
— Забирай всё, что хочешь, — сказал он тогда, стоя у окна и глядя во двор. — Мне без разницы.
Женя взяла только самое необходимое. Одежду, косметику, несколько книг. Обручальное кольцо оставила на комоде — маленький золотой круг, который когда-то означал вечность.
Первую неделю она жила у подруги Киры, спала на раскладушке и плакала по ночам. Не по Олегу — по той жизни, которую строила семь лет. По иллюзии стабильности. По себе прежней, которая верила, что терпение и компромиссы — это и есть любовь.
— Ты сделала правильно, — говорила Кира, заваривая ромашковый чай. — Видела бы ты себя раньше. Как будто тебя не было.
И это была правда. Женя и сама чувствовала — будто очнулась после долгого сна.
С Русланом всё складывалось странно. Не как в кино, где после развода героиня бросается в объятия нового мужчины и живёт долго и счастливо. Реальность оказалась сложнее.
Они снимали небольшую однушку на окраине — светлую, с огромным окном в пол и видом на парк. Руслан готовил завтраки, она — ужины. По выходным они гуляли, ходили в кино, занимались любовью — медленно, нежно, без спешки.
Но иногда... иногда Женя ловила себя на мысли, что чего-то не хватает. Не страсти — её было достаточно. Не внимания — Руслан был внимательным. Чего-то другого. Опоры, что ли. Ощущения, что этот человек рядом навсегда.
— Ты о чём думаешь? — спросил он однажды вечером. Они лежали на диване, за окном догорал закат — розовый, почти нереальный.
— Ни о чём, — соврала она.
Руслан помолчал, потом сказал:
— Знаешь, я не Олег. Я не буду требовать от тебя отчётов и ставить условия. Но я и не обещаю вечности. Просто... живём и смотрим, как пойдёт. Договорились?
И Женя поняла: это честно. Может, даже слишком честно. Но разве не этого она хотела? Свободы? Права выбирать? Жизни без клетки?
— Договорились, — кивнула она.
Весна пришла неожиданно — в начале марта город взорвался зеленью, солнцем, этим особым запахом оттаявшей земли. Женя нашла новую работу — менеджером по маркетингу в небольшом стартапе. Зарплата приличная, коллектив молодой, энергичный. Она снова чувствовала себя профессионалом.
Руслан тоже двигался вперёд — открыл свою кофейню, маленькую, на восемь столиков, но уютную. Женя помогала ему с продвижением, придумывала акции, вела соцсети.
Они были командой. Партнёрами. И, наверное, это было даже лучше, чем те обещания вечной любви, которые в итоге превращались в привычку и претензии.
Однажды вечером, когда они сидели на балконе и пили вино (уже красное, уже не из той бутылки, но такое же терпкое), Руслан спросил:
— Ты жалеешь?
— О чём?
— Обо всём. О разводе. О том, что мы... начали.
Женя посмотрела на город. Огни, машины, люди, спешащие куда-то. Жизнь — огромная, непредсказуемая, полная ошибок и шансов.
— Нет, — сказала она. — Не жалею. Я просто... научилась.
— Чему?
— Быть собой. Не ждать, что кто-то сделает меня счастливой. Понимать, что я сама отвечаю за свою жизнь.
Руслан улыбнулся, коснулся её руки.
— Тогда мы на правильном пути.
Может, они не будут вместе всегда. Может, через год, два, пять их дороги разойдутся. Но сейчас, в этот момент, Женя была там, где хотела быть.
И этого было достаточно.
Зима вернётся снова — обязательно вернётся. Метель, сугробы, холод, пробирающий до костей. Но Женя больше не боялась. Она знала теперь: после любой зимы приходит весна. И греть лапки у чужого огня необязательно.
Можно разжечь свой собственный.