Мы с Ирмой сидели в обнимку на диване и ревели вдвоем. Даша на нас с удивлением взирала.
— Может, мы сначала позавтракаем, а потом вы продолжите плакать? — робко спросила она.
Её наивный вопрос немного нас отрезвил. Мы с Ирмой разом всхлипнули, посмотрели друг на друга с мокрыми, распухшими лицами — и не выдержали, расхохотались сквозь слёзы.
— Да, генерал, — вытерла лицо рукавом Ирма, её голос всё ещё дрожал. — Приказываю начать операцию «Завтрак». Только… только что мне сейчас можно?
Последние слова она произнесла с такой тревогой, будто от этого зависела судьба вселенной. В её глазах читался немой вопрос: «А вдруг овсянка навредит? А вдруг то, что я вчера съела, уже всё испортило?»
— Всё можно, кроме солёных огурцов с имбирным печеньем, — успокоила я её, вставая и направляясь к плите. — В целом их тоже можно, но по отдельности, а ромашку мы пока отменяем. Будешь пить простую воду и некрепкий чай. А овсянка — она как раз то, что нужно.
Пока я грела уже остывшую кашу, Ирма сидела, закутавшись в плед, и не сводила глаз с четырёх тестов, аккуратно выстроенных в ряд на журнальном столике. Она то трогала их пальцем, то отодвигала, будто боялась сглазить.
— Света, — тихо сказала она. — Я же вчера… я же так объелась этой дряни. И меня рвало. Это же могло…
— Ничего не могло, — твёрдо перебила я. — Малыш крепче, чем кажется. Тем более срок, наверное, ещё совсем крошечный. Организм просто бунтовал против твоих гастрономических экспериментов. Всё будет хорошо. Не переживай.
Ирма глубоко вздохнула и откинулась на спинку дивана, впервые за этот день немного расслабив плечи.
Завтрак прошёл в невероятной, почти священной тишине. Ирма ела овсянку маленькими ложками, тщательно пережёвывая, как будто от этого зависела жизнь. Даша, понимая, что происходит что-то очень важное, вела себя необычайно тихо и только украдкой поглядывала на «тетушку».
После завтрака пошла вторая волна осознания.
— Светка, а что если что-то пойдет не так? — с тревогой в голосе спросила она.
— Встанешь на учёт и тебя будет вести врач, — попыталась я её успокоить.
— А если врач будет плохой или не увидит.
— Найдешь другого.
— Светка, я же старая, а это разные риски.
— Ты не старая, если смогла забеременеть, то значит не старая, — продолжила успокаивать я подругу.
— А если я не доживу до старости и умру, кому останется мой ребёнок? Это же когда ему будет восемнадцать, то мне будет почти шестьдесят один год. И вообще ты сказала, что через десять лет я умру, — она смотрела на меня испуганными глазами.
Я прекрасно понимала, что Ирму сейчас начинает накрывать паника. Встала с дивана и принесла ей из кухни воды.
— На, попей и успокойся. Посмотри на меня и повторяй: «Все будет хорошо!». Что ты так на меня смотришь? Повторяй, кому говорят! — я сдвинула сердито брови.
— Все будет хорошо, — тихо проговорила Ирма.
— Громче, — потребовала я.
— Все будет хорошо! — сказала она чуть громче.
И третий раз мы произнесли с ней хором: «Все будет хорошо!»
— Вот и умница, — проговорила я. — И почаще себе это повторяй. Ты Миколе звонить будешь?
— Зачем? — она посмотрела на меня растерянно.
— Чтобы новость сообщить. Ты же от него забеременела?
— Ну да, — кивнула Ирма. — А надо?
— Ну, как тебе сказать… — я села рядом и взяла её за руку. — Обычно отцы имеют некоторое отношение к таким новостям. Хотя бы для того, чтобы, не знаю, поддержать. Или хотя бы привезти тебе апельсинов в три часа ночи, если захочется.
Ирма задумалась, сжимая кружку с тёплой водой. На её лице боролись противоречивые чувства.
— Мы же недавно… это всё так несерьёзно ещё. Он лесник. У него своя жизнь, свой ритм. А тут я… с таким сюрпризом. Он может и не обрадоваться. Может, сбежит.
— А может, и обрадуется, — мягко сказала я. — Ты же его любишь? И он, кажется, тебя.
— Не знаю я, Света, — она снова поникла. — Люблю ли? Нравится — да. Тянет к нему. Но чтобы семья, ребёнок… Мы об этом даже не говорили. Это как снег на голову.
— Ему — как снег. А тебе — как Новый год, который начался с четырёх полосок, — улыбнулась я. — Звонить или нет — твоё решение. Но скрыть-то ты это долго не сможешь. И, по-моему, лучше сказать сейчас. Пока ты не накрутила себя ещё больше.
— Светка, он решит, что я его последний шанс, фу ты, нет наоборот, мой последний шанс, и я всё это специально спланировала, чтобы его на себе женить.
— А может действительно ты его последний шанс? — рассмеялась я. — Пока не позвонишь и не поговоришь — не узнаешь, что он по этому поводу думает.
— Светка, я старше его, — сказала она упавшим голосом. — Поэтому я его и не помню.
— И намного ты его старше? На десять лет или на двадцать? — со смехом спросила я.
— Ну нет, конечно, не настолько. На три года, — шёпотом произнесла она.
— То есть он тоже уже не персик, — продолжила я хихикать. — Я насколько помню, у него семьи нет, детей нет. Мужик ничем не обременён, может и обрадуется прибавлению, а нет, так нет, справимся и без него.
— Ну да, ты сейчас в свой дом от меня уедешь, и буду я одна куковать с ребёнком, — она опять всхлипнула.
— Хватит тут сырость наводить! — скомандовала я. — Уеду я только в конце года, и то не факт, это во-первых, а во-вторых, я тебя не брошу, буду периодически навещать и давать тебе отсыпаться. Всё, успокоила?
— Угу, — кивнула Ирма. — Я такая глупая.
— Звони своему Миколе, пусть тоже порадуется на Новый год.
Она залпом выпила воды из кружки и взялась за телефон.
— Ты только никуда не уходи, — попросила она. — Мне нужна поддержка.
Ирма набрала знакомый номер. Она включила громкую связь и положила телефон на стол. Раздались долгие гудки. Каждый гудок отдавался напряжённым стуком в висках.
Наконец, на пятом гудке, трубку сняли.
— Ирма? — послышался знакомый, немного хрипловатый от морозного воздуха голос Миколы. — Что-то случилось? Ты в порядке?
В трубке что-то шуршало и щёлкало, а голос казался далёким и еле слышным.
— Нет, ничего особенного. Просто хотела услышать твой голос. Нет, всё же случилось.
— Алло, алло, тебя плохо слышно. Что случилось? — закричал он ещё громче в трубку.
— Я беременна, — прокричала она в ответ.
— Что? Что там у тебя? Я не слышу, — и звонок прервался.
Мы уставились на экран телефона, где высветилось «Вызов завершён». Наступила гробовая тишина.
— Ну вот, — сдавленно выдохнула Ирма. — Связь пропала. Как в плохом анекдоте. Сказала самое главное, а он не расслышал.
По её лицу было видно, что она на грани новой истерики. Сейчас в её голове уже рисовались картины, как Микола перезванивает, переспрашивает «Что? Что ты сказала?», а она, униженная, вынуждена повторять это снова, и всё теряет свой волшебный, пугающий смысл.
— Ирма, успокойся, — строго сказала я. — Это просто связь. В лесу она всегда плохая. Он перезвонит.
Но телефон молчал. Минута, две, пять. Напряжение росло, как снежный ком.
— Он не перезванивает, — прошептала Ирма, сжимая подушку. — Он понял. И ему стало страшно. И он просто отключил телефон.
В этот момент телефон на столе резко и громко завибрировал, заиграла какая-то бодрая народная мелодия. Ирма вздрогнула, как от выстрела, и уставилась на экран. Там горело имя «Микола» и значок видеовызова.
Она сглотнула и, дрожащим пальцем, нажала на зелёную кнопку.
На экране возникло лицо Миколы. Заснеженный лес на заднем плане, его куртка, шапка, покрасневший от мороза нос. Но не это было главным. Главным был его взгляд. Широко раскрытые, почти безумные глаза, полные такого шока и такого невероятного сосредоточения, что казалось, он через экран пытается нас всех рассмотреть под микроскопом.
— Ирма, я залез на сосну, — его голос был хриплым и очень чётким, без намёка на шумы. — Повтори. Что ты сказала? Мне послышалось, или ты сказала, что ты… беременна?
Он выпалил это одним духом, не отрывая от неё взгляда.
Ирма кивнула, не в силах вымолвить слово. Она поднесла телефон к тестам, выстроенным в ряд на столе, провела камерой вдоль них. Он смотрел прямо в камеру, и по его щеке, обветренной и грубоватой, катилась одна-единственная, очень крупная и чистая слеза. Он даже не пытался её смахнуть.
— Господи… — прошептал он. — Ирмочка… родная… Это… это правда?
— Четыре теста, Микола, — тихо, но чётко сказала она. — Все положительные.
Он закрыл глаза, провёл рукой по лицу, смазав ту самую слезу. Потом открыл их снова. И в этих глазах уже не было паники.
— Не двигайся. Сиди. Ложись. Не делай резких движений, — он затараторил, и это было так непохоже на обычно медлительного, вдумчивого лесника. — Я… я сейчас… мне надо подменить кого-то. Или договориться. Я выеду. Как только смогу. Блин, сегодня Новый год, я сейчас никого не найду, чтобы меня подменили, — затараторил он. — Ладно, я побежал искать себе замену, подмену, кого-нибудь. Я буду. Жди меня. И ничего не ешь вчерашнего! И рюмашку не пей, она вредная может быть!
Связь прервалась. Видимо, от волнения он нажал не на ту кнопку. Мы сидели, уставившись на потухший экран телефона.
— Ну вот, а ты боялась! — улыбнулась я.
— Ага, — только и смогла ответить ошарашенная Ирма.
Автор Потапова Евгения