Снег за окном падал крупными хлопьями, наискосок, как будто кто-то там наверху торопился закидать город белым одеялом до рассвета. Я стояла на кухне, держала в руках горячую кружку с кофе и смотрела на эту зимнюю круговерть, не особо вслушиваясь в собственные мысли. Просто стояла. Дышала. Существовала в этом утреннем безвременье, когда ещё не нужно никуда бежать, когда можно просто быть.
А потом я услышала его голос.
Сначала не поняла, откуда звук. Дмитрий ушёл в ванную минут десять назад, я думала, он в душе. Но голос доносился приглушённый, какой-то крадущийся, словно он прятался там, за дверью, от всего мира. От меня.
— Слушай, ну сколько можно? — говорил он, и в интонации была какая-то липкая нежность, которую я не слышала, наверное, года три. — Потерпи ещё немного, солнце моё.
Я замерла. Кружка обжигала пальцы, но я не чувствовала боли — только странное онемение, которое начиналось где-то в груди и расползалось по телу, как яд.
— Да не нужна мне эта старая галоша! — его голос стал громче, злее. — Машину купит и пол дома на меня оформит, тогда и кину её! Терпи, говорю. Недолго осталось.
Я поставила кружку на стол. Медленно. Беззвучно. Как будто любое резкое движение могло бы выдать меня, разрушить эту тонкую плёнку реальности, в которой я всё ещё могла притвориться, что ничего не слышала.
Галоша.
Смешное слово, если подумать. Старая галоша. Я вспомнила, как ещё вчера он целовал меня в макушку и говорил, что я его единственная опора. Вспомнила, как он просил купить ему новый костюм на ту самую мою зарплату, которой я одна тянула нашу жизнь последние два года. Вспомнила его дежурные "спасибо" и "ты лучшая", которые звучали всё более автоматически, как запись на автоответчике.
Февраль обещал быть жестоким. Это я поняла ещё тогда, когда увидела прогноз погоды — минус двадцать пять на неделю вперёд. Но то, что самый жестокий холод придёт изнутри собственного дома, изнутри собственной жизни — этого в прогнозах не было.
Я подошла ближе к двери ванной. Шаги мои были бесшумными — спасибо старому ковру в коридоре, который я всё собиралась выбросить, но не выбрасывала. Вот и пригодился.
— Да расслабься ты! — продолжал Дмитрий, и в голосе появилось раздражение. — Квартира почти оформлена, осталось ей подсунуть документы на подпись. Скажу, что это страховка какая-нибудь. Она вообще не вникает, работает как лошадь, приползает домой и вырубается. Идеальный вариант, чё.
Лошадь. Уже лучше, чем галоша, подумала я с какой-то истеричной весёлостью, которая клокотала где-то под рёбрами, но не могла вырваться наружу.
Семь лет. Семь лет я жила с этим человеком. Кормила его, одевала, вытаскивала из долгов, когда он "неудачно вложился" в очередную бизнес-идею своего дружка. Я работала на двух работах, чтобы мы могли поехать в отпуск, который он так хотел. Я брала кредиты, чтобы сделать ремонт в квартире, которая, оказывается, скоро будет уже не моей.
А он звонил своей любовнице из туалета и строил планы.
В горле пересохло. Я прислонилась к стене, закрыла глаза. За окном завывал ветер, где-то внизу сигналили машины, застрявшие в утренней пробке. Обычный зимний день в городе. Обычное серое утро. Только внутри меня что-то переломилось — не громко, не эффектно, а как-то буднично, обыденно.
— Машину она уже присмотрела, — Дмитрий хихикнул. — "Рэндж Ровер" хочет мне подарить на день рождения. Представляешь? Я ей намекнул, типа, мечта всей жизни. Она повелась, как миленькая.
Я открыла глаза. Посмотрела на дверь ванной — белую, обшарпанную, с облупившейся краской внизу. Я всё собиралась её покрасить, но руки не доходили. Работа, усталость, заботы о доме, о нём...
О нём.
Который сейчас планировал, как меня обчистить и выкинуть.
— Окей, солнышко, мне пора, — голос Дмитрия стал вкрадчивым, медовым. — Она на кухне, щас заподозрит что-то. Созвонимся вечером, ладно? Люблю тебя.
Щелчок. Тишина. Шум воды в трубах.
Я развернулась и пошла обратно на кухню. Села за стол. Взяла остывший кофе и сделала глоток. Горько. Противно. Но я пила.
Когда Дмитрий вышел из ванной — свежий, благоухающий моим дорогим гелем для душа, в халате, который я подарила ему на прошлый Новый год, — я сидела всё там же, у окна, и смотрела на снег.
— Доброе утро, Каролина, — сказал он бодро, чмокнул меня в висок. — Кофе есть?
Каролина. Он называл меня Каролиной, хотя я терпеть не могла это имя. Просила называть просто Лина, по-простому. Но он упорствовал — мол, красиво звучит, солидно.
Галоша, значит.
— Есть, — ответила я ровно. — Сам налей.
Он удивлённо вскинул бровь, но промолчал. Взял кружку, налил себе, сел напротив. Достал телефон и уткнулся в экран. Привычная картина. Он в телефоне, я в окне. Семейная идиллия.
— Слушай, — начал он через минуту, не отрывая взгляда от экрана. — Ты же говорила, что хотела оформить на меня пол квартиры? Типа, для подстраховки, если что со здоровьем случится?
Я медленно повернула голову и посмотрела на него. Он всё ещё пялился в телефон, листал что-то, даже не удосужился встретиться со мной взглядом.
— Говорила, — сказала я.
— Ну вот давай оформим, а? — он наконец поднял глаза. Улыбнулся. Та самая улыбка, которая когда-то заставляла моё сердце биться быстрее. — Я тут подумал, действительно, надо делать. Мало ли что. Документы можем в эти выходные подготовить, сходим, оформим. Нормально?
Нормально.
Я смотрела на него и думала: как же я не видела? Все эти месяцы, когда он вдруг стал таким заботливым, таким внимательным. Когда начал говорить о будущем, о планах, о том, как мы будем жить дальше. Я думала, он изменился. Я думала, наконец-то он повзрослел.
А он просто готовил почву.
— Знаешь, — я отпила кофе, поставила кружку. — Давай не сегодня об этом. Устала я что-то. Работы много.
— Да ладно, Каролина, — он нахмурился. — Это важно. Давай хоть обсудим?
— Потом, — отрезала я и встала из-за стола.
Он проводил меня удивлённым взглядом. Я чувствовала его недоумение — такое осязаемое, густое. Обычно я соглашалась на всё. Обычно я была удобной, покладистой, понимающей. Галошей, в конце концов.
Но что-то внутри меня сместилось. Тектонические плиты моей жизни пришли в движение, и я не знала, что будет дальше. Знала только одно — я больше не буду той, кем была вчера.
Снег за окном всё падал. Город утопал в белом. И я вдруг подумала, что зима — это время, когда всё умирает, чтобы потом воскреснуть. Может, и мне пора умереть? Той, прежней. Наивной. Слепой.
Галошей.
Я заперлась в спальне и села на кровать. Руки дрожали — не от страха, а от какого-то странного возбуждения, которое я не могла объяснить. Адреналин. Злость. Что-то ещё, чему я не знала названия.
Достала телефон. Открыла браузер. Погуглила: "Как отменить дарственную на квартиру". Потом: "Как узнать, есть ли у мужа любовница". Потом просто сидела и смотрела в экран, не видя букв.
Семь лет. Неужели всё это время я была настолько слепой?
Вспомнила его вечные задержки на работе. "Проект горит, солнце, не жди меня". А какая, к чёрту, работа? Он три месяца назад уволился, сказал, что хочет найти что-то достойное, не хватать первое попавшееся. Я согласилась. Поддержала. Взяла ещё пару подработок, чтобы компенсировать отсутствие его зарплаты.
Дура. Конченная дура.
Телефон завибрировал. Сообщение от Дмитрия: "Ты чего психуешь? Всё нормально?"
Я посмотрела на экран и усмехнулась. Психую. Надо же, он заметил. За семь лет совместной жизни это, наверное, первый раз, когда он вообще обратил внимание на моё состояние.
Не ответила. Встала, подошла к шкафу. Открыла его сторону — ту, где висели его вещи. Дорогие рубашки, костюмы, куртки. Всё куплено на мои деньги. Каждая вешалка — это мои сверхурочные, мои выходные на работе, мои отказы себе в элементарных радостях.
Провела рукой по ткани. Мягкая, качественная. Он всегда любил хорошие вещи. А я? Я донашивала старые джинсы, перешивала пальто, экономила на косметике. Потому что "нам надо копить, Каролина, у нас же планы".
Планы.
За дверью послышались шаги. Дмитрий остановился у спальни, постучал.
— Лин, открой. Поговорить надо.
Лина. Впервые за месяцы он назвал меня так, как я просила. Видимо, почуял неладное.
Я открыла дверь. Он стоял, опираясь плечом о косяк, всё такой же красивый, холёный. Высокий, спортивный — он регулярно ходил в зал, на который, естественно, тоже я оплачивала абонемент. Надо же ему хорошо выглядеть. Для кого, теперь-то я знала.
— Что случилось? — спросил он, и в голосе была почти искренняя озабоченность.
Актёр. Талантливый актёр.
— Ничего, — ответила я. — Просто устала. Работы много, ты же знаешь.
— Может, возьмёшь выходной? — он шагнул ближе, попытался обнять меня.
Я отстранилась. Увидела, как в его глазах мелькнуло непонимание, потом раздражение.
— Серьёзно, что происходит? — он скрестил руки на груди. — Я что-то не то сказал?
Хотелось рассмеяться. Или заплакать. Или врезать ему по этой наглой, самодовольной р... Но я стояла молча и смотрела на него, как на незнакомца. Потому что он и был незнакомцем. Человек, с которым я делила постель семь лет, оказался кем-то совершенно чужим.
— Ты не то сделал, — выдала я наконец.
— Что? — он нахмурился. — О чём ты?
Пауза. Долгая, тягучая. Между нами пролегла пропасть, и я чувствовала, как она расширяется с каждой секундой.
— Ладно, — он махнул рукой. — Разбирайся со своими тараканами сама. У меня встреча через час, поеду.
— Куда? — спросила я. — На какую встречу?
Он замер. На долю секунды. Потом расплылся в улыбке:
— По работе. Собеседование одно подвернулось. Хорошее место, кстати. Может, наконец-то нормально зарабатывать начну, а?
Ложь. Каждое слово — ложь, обмотанная вокруг меня, как удавка.
— Удачи, — сказала я ровно.
Он кивнул, развернулся и ушёл. Через пятнадцать минут хлопнула входная дверь. Я подошла к окну и увидела, как он вышел из подъезда, закурил, достал телефон. Набрал кого-то. Улыбался. Говорил что-то, размахивая рукой.
Солнце. Он так называл её. Солнце моё.
А я — галоша.
Я взяла свой телефон и позвонила подруге. Леся была единственным человеком, которому я могла доверять. Мы дружили ещё со школы, и она всегда говорила, что Дмитрий — тот ещё фрукт. Я не слушала. Любовь, знаете ли, зла.
— Каролин? — Леся ответила на третьем гудке. — Что стряслось? Ты никогда не звонишь в рабочее время.
— Лесь, — голос мой дрогнул. — Можешь сейчас говорить?
— Погоди секунду.
Шорох, хлопнула дверь, тишина.
— Давай, я слушаю. Что случилось?
И я рассказала. Всё. От начала и до конца. Про телефонный разговор, про машину, про квартиру, про солнце и галошу. Леся молчала, только иногда цокала языком.
— Вот сволочь, — выдала она наконец. — Прости, Лин, но я всегда знала, что он не подарок. Но чтоб настолько...
— Что мне делать? — спросила я, и услышала в собственном голосе такую беспомощность, что стало противно.
— Во-первых, ничего не подписывай. Вообще ничего. Во-вторых, нужен адвокат. У меня есть знакомая, толковая баба, разводами занимается. Скину контакт. И в-третьих...
— Что?
— Собери доказательства. Его переписки, звонки, всё что можешь найти. Пригодится.
Доказательства. Я посмотрела на его телефон, который он забыл на тумбочке. Лежал там, светился экраном.
— Лесь, он телефон дома оставил.
— Ты знаешь пароль?
— Знаю.
— Тогда действуй. Но быстро. Он может вернуться.
Я положила трубку. Взяла его телефон. Пароль — дата нашей свадьбы. Как трогательно.
Телефон разблокировался. Я открыла мессенджер. Нашла переписку с контактом "Солнце".
Первое сообщение, которое я увидела, было от вчерашнего вечера: "Скучаю, зай. Когда освободишься?"
Его ответ: "Часа через два. Галоша спать завалится — и я твой".
Дальше — больше. Фотографии. Её селфи в нижнем белье. Его комплименты. Планы встреч. Обсуждение того, как они вместе поедут на моей машине — той самой, которую я ещё не купила, но уже присмотрела — в Сочи. На две недели. Романтика.
Руки тряслись так, что я едва держала телефон. Но я фотографировала каждое сообщение. Методично. Спокойно. Как на работе — собрать данные, систематизировать, подготовить отчёт.
Только вот отчёт был о крушении моей жизни.
Когда закончила, положила его телефон обратно. Села на кровать. Посмотрела в зеркало напротив.
Кто ты, Каролина?
Тридцать два года. Серые глаза. Светлые волосы, собранные в небрежный пучок. Усталое лицо. Дешёвая домашняя футболка. Работящая лошадь. Старая галоша.
Нет.
Я встала. Подошла к зеркалу ближе. Всмотрелась в своё отражение.
Ты не галоша. Ты человек, который семь лет строил, вкладывался, любил. Ты не виновата, что он предатель.
За окном снег превратился в метель. Ветер выл, швыряя снежные заряды в стекло. Февраль показывал характер.
Что ж. Покажу и я.
Я открыла ноутбук и начала составлять план.
Прошло две недели. Четырнадцать дней, в течение которых я была образцовой женой. Готовила, улыбалась, соглашалась на все его предложения. Дмитрий расслабился окончательно. Даже перестал прятаться с телефоном — настолько был уверен в моей слепоте.
А я собирала. Каждую зацепку, каждое доказательство. Выписки со счетов — все мои переводы ему за последние годы. Скриншоты переписок. Запись его телефонного разговора, которую я сделала на диктофон, когда он снова звонил своему "солнцу" из ванной.
Адвокат Леси, Жанна Павловна, оказалась женщиной лет пятидесяти с железной хваткой и холодным взглядом.
— Материала достаточно, — сказала она, просматривая документы. — Брачного договора у вас нет, квартира оформлена на вас до брака. Он не имеет на неё никаких прав. Более того, с такими доказательствами растраты ваших средств мы можем подать на возмещение ущерба.
— Сколько? — спросила я.
Она назвала сумму. Я присвистнула. Это были все его "инвестиции", абонементы, одежда, поездки — всё, что я оплачивала эти годы.
— Начинаем, — сказала я.
В пятницу вечером Дмитрий пришёл домой в приподнятом настроении. Принёс цветы — дешёвые хризантемы из ближайшего ларька.
— Каролина, давай завтра съездим, документы оформим? — спросил он, целуя меня в щёку. — А вечером в ресторан сходим, отметим?
Отметим. Как он оформит на себя половину моей квартиры.
— Давай, — согласилась я. — Только я хочу сначала к нотариусу своему заехать. Она документы проверит, всё ли правильно составлено.
— Зачем? — он напрягся.
— Ну как зачем? Это же серьёзно. Хочу, чтобы всё юридически грамотно было.
Он поколебался, но кивнул. Выбора у него не было — отказаться значило вызвать подозрения.
Суббота выдалась морозной. Минус двадцать восемь. Дмитрий оделся в новую куртку — ту, что я купила ему на прошлой неделе за пятьдесят тысяч. Последний подарок, как я про себя усмехнулась.
Мы приехали в офис. Жанна Павловна встретила нас с папкой документов. Дмитрий не знал, кто она такая — я представила её как своего знакомого нотариуса.
— Присаживайтесь, — она указала на стулья. — Значит, вы хотите оформить дарственную на половину квартиры?
— Да, — Дмитрий улыбнулся своей фирменной улыбкой.
— Понятно. Но сначала давайте разберёмся с другими документами.
Она выложила на стол стопку бумаг. Дмитрий нахмурился.
— С какими ещё?
— С исковым заявлением о расторжении брака, — спокойно произнесла Жанна Павловна. — И о возмещении материального ущерба в размере двух миллионов трёхсот тысяч рублей.
Тишина. Дмитрий посмотрел на меня, потом на адвоката, потом снова на меня. Лицо из загорелого превратилось в бледное.
— Это что за шутки? — голос его дрогнул.
— Никаких шуток, Дмитрий, — я достала телефон, открыла папку с записями. — Вот твой разговор с любовницей. "Галоша", помнишь? Вот переписки. Вот выписки со счетов, где я перечисляла тебе деньги на твои "проекты", которые почему-то все провалились.
Он вскочил со стула.
— Ты... ты шпионила за мной?!
— Я защищала своё имущество, — поправила я. — От мошенника, который собирался меня обчистить и бросить.
— Каролина, послушай... — он попытался взять меня за руку, но я отдёрнула ладонь. — Это всё не то... Я могу объяснить...
— Объяснишь в суде, — отрезала Жанна Павловна. — У вас есть два варианта. Первый — мы подаём иск, дело становится публичным, ваша любовница тоже будет допрошена. Второй — вы добровольно возмещаете ущерб, подписываете соглашение о разводе без претензий на имущество и исчезаете из жизни Каролины навсегда.
Он смотрел на меня так, будто видел впервые. Растерянно. Испуганно. Жалко.
— У тебя есть сутки на размышление, — добавила я. — Деньги можешь попросить у родителей. Или у своего солнышка. Может, она поможет.
— Откуда у меня два миллиона?! — взвыл он.
— Это твои проблемы. Ты же собирался получить от меня квартиру и машину. Вот и получай по счетам.
Мы вышли из офиса. Дмитрий остался сидеть на стуле, уткнувшись лицом в ладони. Мне было почти... почти его жаль. На секунду. А потом я вспомнила слово "галоша" и жалость испарилась.
Через день он позвонил. Голос был сломленным.
— Каролина... Я достану деньги. Родители помогут. Только... можно нам встретиться? Поговорить?
— Не о чем нам говорить, — ответила я. — Жди курьера с документами.
— Я... я правда любил тебя. Когда-то.
— Знаешь, что самое смешное? — спросила я. — Я бы простила измену. Даже эту всю ситуацию можно было бы как-то решить. Но ты назвал меня галошей. И вот это — непростительно.
Я положила трубку.
Через неделю деньги пришли на счёт. Ещё через две недели развод был оформлен. Дмитрий съехал к родителям — квартиру, которую он снимал для любовницы на мои деньги, пришлось освободить. Его солнышко, как выяснилось, быстро погасло, когда стало ясно, что богатенькой квартиры и машины не будет.
Бумеранг, значит.
Я стояла у окна своей квартиры — теперь полностью, сто процентов моей — и смотрела на город. Март пришёл с первой оттепелью. Снег таял, обнажая чёрный асфальт и прошлогоднюю траву. Некрасиво. Грязно. Но это было начало весны.
Телефон завибрировал. Сообщение от Леси: "Ну что, галоша, как дела?"
Я усмехнулась и ответила: "Отлично. Старые галоши выбросила. Пора покупать новые туфли".
Дорогие. Красивые. Для себя.
На вырученные деньги я записалась на курсы итальянского — всегда мечтала, но откладывала. Купила себе то самое пальто, на которое пять лет копила, но так и не решалась потратиться. Сделала ремонт в спальне — выкинула старую кровать, где мы спали вместе, и купила новую.
Жизнь не стала сразу сказочной. Но она стала моей. Настоящей. Без лжи, без предательства, без необходимости тянуть на себе чужой груз.
А Дмитрий? Слышала, он теперь живёт с родителями, выплачивает им долг и работает на двух работах. Его солнышко нашла себе другого спонсора — побогаче и посговорчивее.
Справедливость? Не знаю. Скорее, закономерность. Когда относишься к людям как к галошам, рано или поздно сам в них и вляпаешься.
А я больше не галоша. Я просто Каролина. Тридцать два года. Свободная. Свою цену знающая.
И это, как оказалось, лучшее чувство на свете.