За окном моросил мелкий, противный дождь, превращая грунтовую дорогу у новостройки в грязное месиво. Но Андрею эта слякоть настроения испортить не могла. Он сидел на полу в своей — собственной! — кухне, прислонившись спиной к еще не оклеенной обоями бетонной стене, и с наслаждением пил горячий чай из большой кружки.
Пахло сырой штукатуркой, дешевым линолеумом и, почему-то, яблоками, хотя яблок в доме не было. Наверное, так пахла свобода.
Ключи ему вручили три месяца назад. Государственная программа для детей-сирот сработала, хоть и с задержкой в два года. Андрею исполнилось двадцать три, он уже успел окончить колледж, отслужить в армии и устроиться на мебельную фабрику распиловщиком. Все это время он скитался по общежитиям и съемным углам, откладывая каждую копейку. И вот теперь у него были свои тридцать три квадратных метра на окраине города.
Пустые, гулкие метры. Из мебели — надувной матрас, старый кухонный стол, который он сам отреставрировал, да пара табуреток. Но это было неважно. Главное, что никто не мог его отсюда выгнать. Никто не мог указывать, когда выключать свет и чья очередь мыть полы в коридоре.
Идиллию нарушил резкий, требовательный звонок в дверь.
Андрей нахмурился. Гостей он не ждал. Друзья знали, что он работает в две смены, чтобы накопить на ремонт, и без звонка не заходили. Соседи? Вряд ли, дом был заселен едва ли наполовину.
Он поднялся, отряхнул с рабочих брюк строительную пыль и пошел в прихожую. Посмотрел в глазок. На лестничной площадке, переминаясь с ноги на ногу, стояли двое. Мужчина в потертой кожаной куртке и женщина в ярком, не по погоде, плаще.
Родители.
Сердце пропустило удар, а потом забилось гулко и тяжело, отдаваясь в висках. Виктор и Людмила. Биологические, как говорили в опеке. Лишенные родительских прав, когда Андрею было семь лет.
Он помнил тот день урывками: крики, запах перегара, строгую тетю в форме, свои слезы и грязного плюшевого медведя, которого ему не дали забрать с собой в приют. Потом были детдом, интернат. Родители появлялись в его жизни редко, набегами, когда у них просыпалась совесть или, что чаще, заканчивались деньги.
Андрей открыл дверь.
— Ну здравствуй, сынок! — Людмила широко улыбнулась, обнажая неровный ряд зубов. От нее пахло дешевыми духами и застарелым табаком. — А мы вот решили проведать. Новоселье, говорят, справил?
— Привет, — буркнул Андрей, не делая попытки отойти в сторону и впустить их. — Откуда адрес узнали?
— Мир не без добрых людей, — уклончиво ответил отец, Виктор, шмыгая носом. Он выглядел постаревшим и каким-то помятым, глаза бегали. — Ты что, родных отца с матерью на пороге держать будешь? Дождь ведь, промокли все.
Андрей помедлил секунду, борясь с желанием захлопнуть дверь, но воспитание, въевшееся где-то на подкорке, не позволило.
— Проходите. Только разувайтесь, я полы помыл.
Они вошли, с любопытством озираясь по сторонам. Людмила провела пальцем по новой входной двери, одобрительно цокнула языком.
— Хорошая, железная. Дорогая, поди?
— Обычная, — отрезал Андрей. — Чай будете? Больше ничего нет.
На кухне родители уселись на табуретки, чувствуя себя хозяевами. Андрей налил кипятка, бросил пакетики. Разговор не клеился. Людмила расспрашивала про работу, про зарплату, про метраж квартиры. Виктор больше молчал, тяжело вздыхал и барабанил пальцами по столу.
Андрей чувствовал: они пришли не просто так. В их поведении сквозила какая-то нервозность, наигранная веселость, за которой пряталась хищная цель.
— Андрюша, — начала мать, отхлебнув чаю и картинно поморщившись (сахара у сына не оказалось). — Ты ведь знаешь, как нам тяжело сейчас? Отец работу потерял, у меня спина больная, лекарства дорогущие…
— Не знал, — честно ответил Андрей. — Мы три года не виделись.
— Ну, так получилось, — отмахнулась Людмила, словно речь шла о пропущенном телефонном звонке, а не о годах забвения. — Жизнь-то она, знаешь, крутит-вертит. Мы ведь не со зла тогда… Ты же понимаешь, молодые были, глупые. Оступились.
Андрей молчал. «Молодые и глупые» пропили все, что было в доме, и забывали кормить ребенка неделями. Но ворошить прошлое не хотелось.
— Ближе к делу, — жестко сказал он. — Зачем пришли?
Виктор переглянулся с женой. Людмила кивнула ему, мол, давай ты. Отец полез во внутренний карман куртки и вытащил сложенную вчетверо бумагу. Разгладил ее на столе шершавой ладонью.
— Тут такое дело, сын… — голос Виктора дрогнул, стал заискивающим. — Встряли мы. По глупости, конечно. Взяли пару займов, хотели машину подержанную купить, чтоб таксовать. А она сломалась через неделю. Ремонт, то-се… Взяли еще, чтоб первый закрыть. Ну и завертелось. Проценты там — грабительские, звери просто!
— Коллекторы звонят, угрожают, — подхватила мать, и в ее глазах блеснули, казалось, искренние слезы. — Говорят, придут, ноги переломают. А нам платить нечем, Андрюша! Вообще нечем! У нас в коммуналке уже свет за неуплату отключили.
Андрей смотрел на них и чувствовал странную смесь жалости и брезгливости. Он знал эту схему. Многие выпускники детдома попадали в нее, только по своей наивности. А тут — взрослые люди.
— И сколько вы должны? — спросил он.
Виктор назвал сумму. Андрей шумно выдохнул. Для него это было полгода работы без выходных и без еды.
— И что вы от меня хотите? У меня таких денег нет. Я сам ремонт делаю на то, что удается выкроить.
— Деньги есть у банка, — вкрадчиво произнес отец. — Большого, нормального банка. Не эти микрозаймы живодерские. Там процент человеческий, и срок большой. Мы узнавали. Они готовы дать кредит, чтобы перекрыть все те долги и еще останется. Но им нужно обеспечение.
— Залог, — уточнила мать, подаваясь вперед.
Виктор подвинул бумагу ближе к сыну.
— Оформим твою однушку в залог, поможешь родителям, — мягко надавил отец, протягивая сыну договор.
Андрей опешил. Он смотрел на строчки, напечатанные мелким шрифтом, и буквы прыгали перед глазами.
— Вы с ума сошли? — тихо спросил он, поднимая взгляд на родителей. — Это мое единственное жилье. Государство мне его дало, потому что вы меня лишили всего! А теперь вы хотите и это забрать?
— Да почему забрать-то?! — воскликнула Людмила, всплеснув руками. — Ты не так понял! Никто забирать не будет! Мы просто бумажку подпишем, банк деньги даст, мы те долги закроем, а этот кредит будем потихоньку выплачивать. Год, максимум полтора! Мы с отцом на работу устроимся, я уже договорилась, меня уборщицей в школу берут, Витя охранником пойдет…
— А если не устроитесь? — Андрей почувствовал, как внутри поднимается холодная волна гнева. — Если запьете? Если просто платить перестанете? Меня выкинут на улицу! И вообще, это квартира спецнайма, ее нельзя закладывать первые пять лет, она государственная!
— Можно, — быстро вставила Людмила, и по ее тону Андрей понял: они готовились. Они узнавали. — Мы с людьми знающими советовались. Там есть лазейки, если оформить как помощь семье в трудной жизненной ситуации, можно. Есть конторы, которые помогают это обойти. Ты же прописан, ты все можешь.
— Это незаконно, — твердо сказал Андрей. — И я не буду в это ввязываться. Уходите.
— Сынок, ну пожалей! — Людмила вдруг упала на колени, прямо на грязный, еще не застеленный пол. Она хватала его за руки, ее лицо перекосилось. — Убьют ведь нас! Придут и убьют! Тебе квартиру жалко, а мать родную не жалко?
Это была сцена из плохого сериала, но от этого она не становилась менее тошнотворной. Андрей попытался поднять мать, но она вцепилась в его штанину мертвой хваткой.
— Мы все отдадим! Клянусь, все отдадим! — причитала она. — Витенька, скажи ему!
— Сын, ну правда, — отец смотрел исподлобья, давил на жалость. — Мы же семья. Кто, кроме тебя, нам поможет? Мы старые уже, дурные были, да. Но сейчас-то исправились. Дай шанс.
Андрей стоял, глядя на ползающую в ногах мать, и чувствовал, как решимость дает трещину. Не от жалости, а от ужаса. Это были его родители. Да, плохие. Да, чужие. Но живые люди, которые попали в беду. А вдруг и правда убьют? Сможет ли он жить потом в этой квартире, зная, что цена его комфорта — их жизни?
— Встань, — глухо сказал он. — Встань, не позорься.
Людмила поднялась, вытирая глаза рукавом.
— Я подумаю, — соврал Андрей, лишь бы они ушли. — Мне надо все взвесить.
— Что тут думать? — наседал отец. — Времени нет! Проценты каждый день капают! Завтра надо решать, пока предложение в силе.
— Я сказал: я подумаю! — рявкнул Андрей так, что родители притихли. — Уходите сейчас. Я позвоню завтра.
Когда за ними закрылась дверь, Андрей заварил чай, но пить не смог. В квартире, которая еще час назад казалась уютной, теперь было холодно и жутко. Казалось, стены стали тоньше, и сквозь них уже просачивалась чужая беда.
Вечер прошел в тумане. Андрей пытался читать в интернете про залоги, про банкротство физлиц, но информация не усваивалась.
На следующий день начался настоящий ад.
С утра, пока он был на смене, телефон разрывался. Звонила мать, звонил отец. Но самое страшное началось в обед. Позвонила тетка Галина, сестра отца, с которой Андрей общался раз в год по обещанию.
— Андрюша, ты что же творишь? — начала она без приветствия, голос звенел от праведного гнева. — Мать с сердечным приступом лежит, скорую вызывали! Ты смерти их хочешь?
— Тетя Галя, вы не понимаете… — попытался вставить слово Андрей.
— Я все понимаю! Вырастили эгоиста! Квартиру получил на халяву и сидит, как собака на сене! А родителям помочь — так в кусты? Да если бы не они, тебя бы на свете не было!
— Если бы не они, я бы в детдоме не рос! — не выдержал Андрей.
— Неблагодарный! — взвизгнула тетка. — Люди тебе квартиру дали, государство позаботилось, а ты родной крови пожалел? В могилу их сведешь, потом плакать будешь, да поздно будет! Весь род на тебя проклятие пошлет!
Андрей бросил трубку. Руки дрожали так, что он едва не уронил деталь на станок. Мастер цеха, дядя Паша, заметил его состояние.
— Ты чего, Андрюха? С лица сбледнул. Случилось чего?
Андрей молчал минуту, а потом, неожиданно для самого себя, выложил все. И про долги, и про залог, и про звонки. Дядя Паша, мужик суровый, прошедший девяностые, слушал внимательно, вытирая руки ветошью.
— Значит так, парень, — сказал он веско. — Слушай сюда. Квартиру не отдавай. Никогда. Ни под каким предлогом.
— Но они же родители… — слабо возразил Андрей. — Говорят, убьют их.
— Не убьют, — отмахнулся мастер. — Пугают. Сейчас не девяностые. А вот тебя без жилья оставят — это как пить дать. Послушай старого дурака. Я такую историю видел у соседей. Сын тоже пожалел, подписал поручительство под залог. Через год родители запили, платить перестали. Квартиру забрали за долги. Родители к сестре в деревню уехали, а парень этот в петлю полез. Еле вынули. Сейчас вон, бомжует на вокзале, спился. Тебе это надо?
Слова дяди Паши упали тяжелым камнем на душу. Но они же и отрезвили.
Вечером Андрей не поехал домой. Он поехал по адресу, который нашел в старых документах, — в то самое общежитие, где жили родители. Ему нужно было увидеть все своими глазами.
Дверь в комнату была не заперта. Изнутри доносился шум, звон посуды и громкие голоса. Никакого «сердечного приступа» не было и в помине.
Андрей толкнул дверь. В прокуренной комнате за столом, заставленным бутылками и нехитрой закуской, сидели его родители и еще какой-то мужик.
— О! Сынок явился! — Виктор был пьян. Сильно пьян. — Ну что, принес паспорт? Сейчас обмоем сделку!
Людмила, увидев сына, попыталась состроить страдальческое лицо, схватилась за сердце, но вышло неубедительно — в другой руке она держала соленый огурец.
— Андрюшенька, сынок… Ты пришел… Спаситель наш…
Андрей оглядел этот вертеп. Облезлые обои, грязное белье на кровати, гора пустых бутылок в углу. Это была яма. И они хотели затянуть его в эту яму вместе с собой.
— Я был у юриста, — соврал Андрей спокойным, ледяным голосом.
Родители и их собутыльник затихли.
— И что? — насторожился отец. — Что сказал юрист? Можно оформлять?
— Можно, — кивнул Андрей, глядя им прямо в глаза. — Только он посмотрел ваши бумаги. Сказал, что это серая схема, через подставную контору, как вы и хотели. Закон тут не работает, так что риск огромный.
— Ну вот! — обрадовался Виктор, не слушая про риск. — Я же говорил! Давай, подписывай, и дело с концом!
— Юрист сказал еще кое-что, — продолжил Андрей, не повышая голоса. — Он посчитал ваши долги. И сказал, что при вашем образе жизни и отсутствии работы вы эту квартиру потеряете ровно через три месяца. Вы не заплатите ни копейки. Вы эти деньги, которые вам дадут, пропьете за неделю. Или отдадите старые долги и тут же наберете новые.
— Да ты что несешь! — взвился Виктор, опрокидывая стакан. — Ты отца учить вздумал? Сопляк!
— Я не буду ничего подписывать, — твердо сказал Андрей. — Денег я вам не дам. Квартиру в залог не оформлю. Разбирайтесь со своими долгами сами. Устраивайтесь на работу, подавайте на банкротство. Это ваши проблемы.
— Ах ты гаденыш! — Людмила вскочила, ее лицо исказилось злобой, маска любящей матери слетела мгновенно. — Мы тебя родили! Мы тебя кормили!
— Вы меня бросили! — закричал Андрей, перекрывая их пьяный ор. — Вы меня променяли на водку пятнадцать лет назад! Я вам ничего не должен! Ни-че-го!
— Пошел вон! — заорал отец, хватая со стола пустую бутылку. — Вон отсюда! Чтоб ноги твоей тут не было! Прокляну! Всем скажу, какой ты сын!
— Говорите, — Андрей шагнул назад, в коридор. — Мне все равно.
Он захлопнул дверь, отрезая от себя этот шум, этот запах, эту прошлую жизнь.
Пока он спускался по лестнице, его трясло. Но когда он вышел на улицу, под холодный осенний дождь, ему вдруг стало легко. Будто нарыв, который мучил его много лет, наконец-то прорвался.
Телефон в кармане снова зазвонил. Тетя Галя. Андрей достал мобильник, посмотрел на экран и нажал «Заблокировать контакт». Потом нашел номера матери и отца. «Заблокировать».
Он шел к остановке автобуса, и с каждым шагом его походка становилась увереннее.
Прошло полгода.
Андрей закончил ремонт. В кухне теперь стоял нормальный гарнитур, в комнате — удобный диван и большой телевизор. Он познакомился с девушкой, Аней. Она училась на педагога и любила печь пироги.
О родителях он слышал мельком, от общих знакомых. Квартиру у него отобрать они не смогли — закон был на стороне сироты, а ввязываться в откровенный криминал без согласия собственника никто не рискнул. Они действительно подали на банкротство, правда, перед этим потрепали нервы всей родне, обвиняя сына в черствости и предательстве. Родственники сначала осуждали Андрея, шептались за спиной, но когда Виктор занял денег у той самой тети Гали и не отдал, общественное мнение резко переменилось. Теперь тетя Галя всем рассказывала, какой у Витьки вырос умный и серьезный сын, который правильно сделал, что не поддался на уговоры алкашей.
Андрей сидел на своей кухне, смотрел, как за окном падает первый снег, укрывая грязную землю белым одеялом. Рядом Аня что-то напевала, наливая чай.
— О чем думаешь? — спросила она, заметив его задумчивый взгляд.
— Да так, — улыбнулся Андрей. — Думаю, что иногда, чтобы сохранить крышу над головой, нужно уметь закрывать дверь. Даже перед самыми близкими людьми.
Он взял кружку, сделал глоток и почувствовал тепло. Теперь здесь пахло не сырой штукатуркой и не придуманными яблоками, а настоящим домом, который он никому не отдал.
