Запах влажной земли и прелой листвы всегда вызывал у меня странное чувство — смесь предвкушения и легкой тревоги. Это был запах весны, запах начала дачного сезона. Для кого-то майские праздники означали шашлыки и отдых на природе, а для меня последние пять лет они знаменовали начало каторги. Но в этом году я смотрела на календарь с совершенно иным чувством.
Все началось с телефонного звонка в конце прошлого апреля. Моя свекровь, Тамара Ивановна, позвонила в субботу утром, когда мы с мужем, Витей, только собирались завтракать.
— Леночка, привет! — голос свекрови был бодрым и требовательным, как пионерский горн. — Вы когда планируете приезжать? Рассада на подоконниках уже перерастает, помидоры в потолок уперлись. Надо бы отвезти, да и теплицу помыть пора.
Я вздохнула, глядя на мужа, который виновато уткнулся в тарелку с яичницей. Витя любил мать и не умел ей отказывать, а я любила Витю и, к сожалению, любила работать на земле. У нас своей дачи не было, копили на расширение квартиры, поэтому участок свекрови стал для меня своего рода отдушиной. По крайней мере, я так думала раньше.
— Тамара Ивановна, мы планировали в следующие выходные, — ответила я. — У меня отчет на работе, да и Витя машину хотел посмотреть.
— Ой, ну какие машины, когда день год кормит! — возмутилась она. — Светочка звонила, сказала, что не сможет приехать, у нее там дела какие-то важные, маникюр, что ли. Так что вся надежда на вас. Урожай-то общий будет, для семьи стараемся.
Света — это золовка, младшая сестра мужа. Ей тридцать два, но для Тамары Ивановны она вечная «маленькая девочка», у которой лапки, дела и сложная личная жизнь. Сколько я себя помню в этой семье, Света на даче появлялась исключительно в шезлонге с книжкой или телефоном.
Мы поехали. Сезон начался как обычно: с генеральной уборки дома, мытья окон, выбивания ковров. Тамара Ивановна ходила следом и руководила процессом, жалуясь на давление и больные суставы.
— Лена, ты там в углу плохо протерла, паутина висит, — комментировала она, сидя в кресле. — И окна надо бы газетой натереть, а то разводы будут.
Я молча терла, мыла, скребла. Потом началась посевная. Я копала грядки, Витя носил навоз, а свекровь стояла над душой и рассказывала, как именно нужно класть семечко в лунку, будто я делала это первый раз в жизни.
— Картошки надо посадить побольше, мешков пять, — рассуждала она за обедом. — Зима долгая будет, цены в магазинах бешеные. Своя картошечка — это спасение.
— Мам, куда нам пять мешков? — пытался возразить Витя. — Мы столько не съедим. Да и копать потом кто будет? Спины же сорвем.
— Как кто? Все вместе и выкопаем! Света приедет, поможет. Главное — посадить. Лена, ты же не боишься работы?
Я не боялась. Мне даже нравилось видеть результат своего труда: ровные строчки моркови, пушистые кусты укропа, крепкие стебли помидоров. Я вкладывала в этот огород не только силы, но и деньги. Покупала дорогие удобрения, средства от вредителей, качественный укрывной материал. Свекровь только охала, узнавая цены, но кошелек не доставала.
Лето выдалось жарким и засушливым. Мы с Витей ездили на дачу каждые выходные, как на работу. В пятницу вечером, уставшие после офиса, мы стояли в пробках, чтобы два дня провести в позе буквы «зю» под палящим солнцем. Поливать нужно было каждый вечер, иначе все сгорит.
В июле, когда жара достигла пика, приехала Света. Она привезла своего нового ухажера и двух шумных детей от первого брака.
— Ой, как у вас тут классно! — щебетала она, выгружаясь из машины. — Зелень, воздух! Мам, мы шашлыки привезли, давай мангал организуем.
Я в это время полола клубнику, обливаясь потом. Света подошла ко мне, красивая, в легком сарафане, с идеальным педикюром.
— Ленчик, привет! Ты прям как рабыня Изаура, — хихикнула она. — Да брось ты эту траву, пойдем коктейль выпьем.
— Если я брошу, ягоды не будет, — буркнула я, вытирая лоб тыльной стороной ладони. — Ты бы помогла, Света. Вон, огурцы собрать надо, перерастают.
— Фу, они колючие, — сморщила нос золовка. — И у меня аллергия на какую-то пыльцу. Мама знает. Я лучше салатик порежу.
Вечером за столом, который накрыла, естественно, я (пока Света «резала салатик» полтора часа), Тамара Ивановна разливалась соловьем.
— Какие вы у меня молодцы, дети! Дружные, работящие. Вот сейчас поели, отдохнули, а завтра надо бы колорадского жука потравить. Витя, ты займись. А мы с Леной смородину оберем, осыпается уже.
— Мам, мы завтра на речку хотели, — заныла Света. — Детям покупаться надо.
— Ну, поезжайте, конечно, — тут же согласилась свекровь. — А Лена останется, ей все равно солнце вредно, она сгорает быстро. Правда, Лена?
Я посмотрела на мужа. Витя отвел глаза. Ему тоже хотелось на речку, но перечить матери и портить отношения с сестрой он не хотел.
— Я соберу смородину, — сказала я тихо. — Только, Тамара Ивановна, давайте договоримся: половина урожая ягод — нам. Я хочу желе на зиму сделать и компоты.
— Конечно, милая, о чем речь! — всплеснула руками свекровь. — Все поровну, все по-честному. Мы же семья.
Август пролетел в борьбе за урожай. Я закатывала банки прямо на дачной кухне, в духоте, пока Тамара Ивановна стерилизовала крышки и давала ценные указания. Огурцы, помидоры, лечо, кабачковая икра — батареи банок множились в погребе. Света приезжала еще пару раз, увозила полные пакеты свежих овощей «деткам витаминчики» и снова исчезала.
Наступил сентябрь. Время копать ту самую картошку. Мы с Витей специально взяли отгулы на пятницу, чтобы управиться за три дня. Приехали рано утром, настроенные на тяжелый труд.
На поле нас ждал сюрприз. Света и ее новый мужчина, Валера, уже грузили мешки в прицеп его внедорожника.
— О, привет! — радостно помахала нам Света. — А мы тут решили помочь! Мама сказала, вы только к вечеру будете, вот мы и начали пораньше.
Я удивилась. Света и лопата — вещи несовместимые. Но, подойдя ближе, я поняла, что копал, видимо, Валера, да и наемных рабочих, судя по следам на меже, привлекали.
Тамара Ивановна суетилась рядом, командуя погрузкой.
— Осторожнее, Валера, не побитый клубень! Это на хранение! — кричала она. — Здравствуй, Леночка, здравствуй, сынок. Видите, как мы оперативно? Почти все выкопали!
Я оглядела поле. Действительно, картошка была выкопана. Ровные ряды мешков стояли вдоль забора.
— Отлично, — выдохнул Витя. — Мам, ну вы герои. Мы тогда сейчас переоденемся и начнем грузить нашу долю.
Повисла странная пауза. Тамара Ивановна выпрямилась, отряхнула руки и посмотрела на нас с каким-то жалостливым, но твердым выражением лица.
— Витенька, Лена... Тут такое дело. Светочке очень нужна картошка. У Вадима... то есть у Валеры, большая семья, родители старенькие в деревне, им помочь надо. Да и у Светы дети растут, едят как не в себя. А у вас зарплаты хорошие, вы себе и купить можете.
Я не поверила своим ушам.
— Тамара Ивановна, вы шутите? — спросила я, чувствуя, как начинает холодеть внутри. — Мы сажали эту картошку. Мы ее окучивали два раза. Мы жуков собирали вручную, потому что вы химию запретили. Это наш труд.
— Я понимаю, Лена, понимаю, — закивала свекровь. — Но вы же для семьи старались! Неужели вам жалко для родной сестры? У Светы сейчас трудный период, кредиты, ипотеку брать хотят. Им каждая копейка на счету. А вы... ну купите вы себе пару мешков на рынке, не обеднеете.
— Мам, это свинство, — тихо сказал Витя.
— Как ты с матерью разговариваешь?! — тут же взвилась Тамара Ивановна, хватаясь за сердце. — Я вас растила, ночей не спала, а вы мне картошкой тычете? Света, грузи все! Им ничего не надо, они богатые!
Света, ничуть не смущаясь, продолжила закидывать мешки в прицеп.
— Лен, ну правда, че вы начинаете? — бросила она через плечо. — Вам что, принципиально эту грязь домой тащить? Валера вон договорился продать часть, нам деньги нужны.
— Продать? — переспросила я. — То есть, мы горбатились все лето, чтобы вы продали наш урожай?
— Это мамин огород! — огрызнулась золовка. — Она хозяйка, она и решает.
Я посмотрела на погреб.
— А банки? — спросила я. — Мои соленья, компоты? Я банки покупала, крышки, специи.
— Ой, банки... — Тамара Ивановна отвела взгляд. — Света уже забрала часть. Ей же детей кормить. Ну, возьмите себе там, что осталось. Пару банок огурцов вроде было.
Я заглянула в погреб. Полки были практически пусты. Стояли только несколько банок с мутным рассолом — видимо, те, что «взорвались» или помутнели, и их отбраковали. Все мои отборные помидорчики, мое лечо, мое малиновое варенье — все исчезло.
Я вышла из погреба, отряхнула колени и посмотрела на свекровь. Она стояла с видом оскорбленной добродетели.
— Знаете что, Тамара Ивановна, — сказала я очень спокойно, хотя внутри меня бушевал ураган. — Вы правы. Это ваш огород. И ваша дочь. И ваш урожай. Кушайте на здоровье.
— Лена, поехали, — Витя взял меня за руку. Его трясло. Я видела, что он готов взорваться, но сдерживается из последних сил.
— Да, поехали. Нам здесь делать нечего.
— И даже чаю не попьете? — крикнула нам вслед свекровь. — Я пирожков напекла!
Мы не обернулись. Сели в машину и уехали. Всю дорогу до города мы молчали. Было не просто обидно. Было ощущение, что нас использовали, выжали как лимон и выбросили за ненадобностью, как только мы выполнили свою функцию бесплатной рабочей силы.
Осень и зима прошли в холодном отчуждении. Тамара Ивановна пару раз звонила Вите, жаловалась на здоровье, намекала, что надо бы приехать, снег почистить или кран починить. Витя сухо отвечал, что занят, и давал номер мастера по вызову. Света не звонила вообще — видимо, картошка и соленья отлично грели ей душу.
Я в это время дала себе слово: больше никогда. Никаких чужих огородов. Никакой «помощи семье», где игра идет в одни ворота. Я начала откладывать деньги. Те самые, которые раньше уходили на рассаду, бензин до дачи, удобрения и бесконечные продукты для «общих» застолий. Оказалось, что сумма набегает приличная.
Наступил март. Снег начал таять, в воздухе снова запахло весной. И, как по расписанию, раздался звонок.
— Леночка, здравствуй! — голос Тамары Ивановны был сладким, как патока. — Как вы там? Совсем забыли мать, не звоните, не приезжаете.
— Добрый день, Тамара Ивановна. Работаем, времени нет.
— Понимаю, понимаю. Труженики вы мои. Слушай, Лена, тут такое дело. Весна ранняя обещает быть. Пора бы уже перцы сеять, да и баклажаны. Ты семена купила? А то я в магазине была, там такие цены, ужас! Я список составила, что нам надо. И пленку на теплицу новую надо бы, старая порвалась зимой.
Я улыбнулась. Я ждала этого звонка. Я прокручивала этот разговор в голове сотни раз.
— Тамара Ивановна, боюсь, я не смогу вам помочь в этом году, — сказала я вежливо.
— Почему это? — в голосе свекрови появились металлические нотки. — Заболела, что ли?
— Нет, слава богу, здорова. Просто у меня другие планы на майские праздники и на лето.
— Какие еще планы? Дача — это святое! Картошка сама себя не посадит! Света вот не может, она работу новую ищет, ей некогда. Вся надежда на вас с Витей.
— А мы не приедем, — сказала я. — Ни сажать, ни полоть, ни поливать.
— Это как это? — опешила она. — Вы что, мать бросите? Без урожая оставите?
— Тамара Ивановна, у вас есть Света. Она прекрасно справилась с урожаем в прошлом году. Уверена, с посадкой она тоже справится. А если нет — у нее есть Валера.
— Да какой Валера! Они разбежались давно! И Света не приспособлена к труду, ты же знаешь! Лена, не будь злопамятной. Ну, погорячились тогда, с кем не бывает. Родня же!
— Родня, Тамара Ивановна, это когда делят и труд, и результат. А когда одни пашут, а другие едят — это называется батрачество. Я из крепостных вышла.
— Ты... ты шантажируешь меня? — закричала она. — Да я Вите позвоню! Он матери не откажет!
— Звоните. Только он вам скажет то же самое. Мы это обсудили.
— Ах вы так! — голос ее сорвался на визг. — Ну и ладно! Ну и не надо! Сама справлюсь! Найму людей! А вы... вы куска хлеба от меня не получите!
— Мы купим, — ответила я и положила трубку.
Вечером я показала Вите билеты.
— Что это? — он удивленно посмотрел на экран планшета.
— Это санаторий. Кисловодск. На две недели в мае. Полный пансион, процедуры, горы, прогулки. Никаких грядок, никаких жуков и никакой картошки.
Витя посмотрел на меня, потом на билеты, и его лицо расплылось в улыбке.
— Ты серьезно?
— Абсолютно. Я посчитала: те деньги, которые мы тратили на обслуживание дачи твоей мамы, плюс мои нервы — это как раз стоимость отличного отдыха. Мы заслужили, Вить.
— А мама? Она же звонила сегодня. Кричала.
— Мама — взрослый человек. У нее есть выбор: или сажать самой, или не сажать вообще. Или привлечь любимую дочь. Это ее зона ответственности.
На майские праздники мы улетели. Я никогда не забуду это чувство: я сидела на балконе номера, пила минеральную воду, смотрела на горы и понимала, что мне не надо никуда бежать. Не надо дергать сорняки, не надо таскать лейки, не надо слушать упреки.
Телефон я отключила. Но потом, когда включила, увидела десятки пропущенных от свекрови и несколько сообщений от Светы: «Вы че, реально кинули мать? Тут пахать надо, а вас нет! Совесть имейте!».
Я удалила сообщения не читая.
Когда мы вернулись загорелые и отдохнувшие, узнали новости. Тамара Ивановна попыталась заставить Свету копать огород. Света устроила скандал, сказала, что она не для того маникюр делала, и уехала. Свекровь наняла какого-то местного алкаша вскопать пару грядок, он взял деньги и ушел в запой, не докопав. В итоге дача в то лето заросла бурьяном.
Осенью Тамара Ивановна позвонила снова. Голос был тихий, жалкий.
— Лена, Витя... Яблок много в этом году. Падают, гниют. Жалко. Приезжайте, заберите. И картошку я не сажала, покупать придется. Может, поможете деньгами? Пенсия маленькая...
Мы переглянулись с мужем.
— Яблоки мы купим на рынке, мам, — сказал Витя. — А деньгами поможем. Немного. Но на дачу мы больше не работники.
Мы перевели ей денег на картошку. Ровно столько, сколько стоит пара мешков.
Сейчас я прохожу мимо полок с семенами в супермаркете и чувствую... ничего. Никакой тяги купить пакетик. Я выращиваю базилик и розмарин на подоконнике. Этого мне вполне достаточно. А дача... Дача должна быть в радость. Если она превращается в кабалу и источник раздора, значит, это не дача, а плантация строгого режима. И я свой срок там уже отбыла.
🔔 Уважаемые читатели, чтобы не пропустить новые рассказы, просто подпишитесь на канал 💖
Читайте также: