Странный художник 3
Винсент переживал смерть отца мучительно. Они так и не помирились, не нашли общего языка. Теперь было поздно. На похоронах Винсент стоял в стороне - черная овца семьи, которую терпели из жалости.
Мать Анна после смерти мужа стала еще более замкнутой. Дом в Нюэнене решили продать - слишком много воспоминаний. Для Винсента это означало конец относительно стабильного периода.
Но главный удар ждал впереди. В деревне поползли слухи о "неподобающих отношениях" между художником и служанкой Гординой де Грот - той самой женщиной с картины "Едоки картофеля". Сорокалетняя крестьянка с лицом, изрезанным морщинами, - неожиданный объект страсти.
Местный католический священник запретил прихожанам позировать "безбожному художнику". Модели перестали приходить в мастерскую. Винсент остался без заработка и вдохновения.
"Они превратили мою жизнь в ад," - писал он Тео. "Я больше не могу здесь оставаться."
В ноябре 1885 года Винсент покинул Нюэнен навсегда. Увез с собой сотню картин и рисунков - плоды двух лет напряженного труда. Больше никогда не увидит родную деревню, не помирится с матерью, не найдет покоя в отчем доме.
Антверпен
Антверпен встретил Винсента дождем и туманом. Портовый город, космополитичный и жестокий. Здесь можно было затеряться, начать новую жизнь. Но денег катастрофически не хватало - Тео присылал 50 франков в месяц, а это была нищета даже по меркам того времени.
Винсент снял каморку на чердаке в рабочем квартале. Питался хлебом и кофе, иногда позволял себе копченую селедку. Худел на глазах, зубы начали шататься от недоедания. Но продолжал рисовать.
Музей изящных искусств стал его университетом. Впервые увидел подлинники Рубенса - и это потрясло до глубины души. Такое богатство красок, такая жизненная сила! "Рубенс говорит на языке цвета так, как Шекспир словами," - писал он Тео.
Пытался поступить в Королевскую академию художеств. На вступительном экзамене нарисовал античную статую - криво, неуклюже, но с такой экспрессией, что преподаватели растерялись. Приняли в самый низший класс, к студентам-подросткам.
Преподаватели не знали, что делать с этим странным тридцатитрехлетним учеником. Он спорил с ними о композиции, игнорировал академические правила, рисовал живых людей вместо гипсовых слепков.
"Учите нас рисовать мужика за плугом, женщину у прялки," - требовал Винсент на уроках. "Зачем нам эти мертвые греки?" Конфликт был неизбежен. Через три месяца его исключили "за нарушение дисциплины".
Но зима в Антверпене не прошла даром. Винсент открыл для себя японскую гравюру - укиё-э. В лавках китайского квартала продавали дешевые цветные оттиски Хиросигэ, Утамаро, Хокусая. Четкие контуры, плоские цветовые пятна, необычные ракурсы - все это будет потом влиять на его стиль.
"Моя мастерская вся завешана японскими гравюрами," - сообщал он Тео. "Это открывает новые горизонты. Японцы рисуют быстро, как молния, потому что их нервы тоньше, их чувства проще."
Париж - встреча с цветом
Февраль 1886 года. Неожиданная телеграмма Тео: "Приезжай в Париж. Живи со мной." Младший брат работал в галерее Boussod & Valadon (наследнице фирмы Goupil), зарабатывал приличные деньги, мог содержать двоих.
Тео жил в квартире на улице Лаваль в Монмартре - бо
Февраль 1886 года. Неожиданная телеграмма Тео: "Приезжай в Париж. Живи со мной." Младший брат работал в галерее Boussod & Valadon (наследнице фирмы Goupil), зарабатывал приличные деньги, мог содержать двоих.Тео жил в квартире на улице Лаваль в Монмартре - богемном квартале художников и поэтов. Четыре комнаты, высокие окна, вид на крыши Парижа. Для Винсента, привыкшего к чердакам и подвалам, это было роскошью.
Встреча братьев после трех лет разлуки была трогательной. Тео ужаснулся виду Винсента - изможденный, беззубый, в латаной одежде. "Что они с тобой сделали, мой дорогой?" - обнимая брата, шептал младший.
А Винсент молча осматривал квартиру. Стены были увешаны картинами - не только его собственными работами, которые Тео бережно сохранял, но и полотнами малоизвестных пока художников. Сезанн, Писсарро, Гоген, Синьяк - имена, которые скоро станут легендами.
Брат-меценат
Тео был не просто торговцем картин - он обладал удивительным чутьем на талант. В эпоху, когда публика восхищалась салонной живописью, он скупал работы "безумцев", которые ломали академические каноны.
"Искусство должно идти вперед," - объяснял он скептически настроенному начальству галереи. "Эти художники создают искусство будущего." Босс Леон Боссюэ морщился, но прибыль от продажи признанных мастеров позволяла Тео заниматься "экспериментами".
Винсент стал свидетелем этой борьбы. Каждый вечер Тео возвращался домой усталый, но неизменно интересовался работами брата. Разглядывал новые этюды, давал советы, подбадривал. "Ты прогрессируешь, Винсент. Твоя палитра становится смелее."
Деньги в доме считал только Тео. Винсент жил как нахлебник, но без него Тео чувствовал себя одиноким. Холостяк тридцати лет, он всю душевную теплоту отдавал старшему брату и его искусству.
Ателье Кормона
Тео устроил Винсента в ателье Фернана Кормона - одну из самых либеральных художественных мастерских Парижа. Кормон был академическим художником, но терпимо относился к поискам учеников.
Здесь Винсент познакомился с Анри де Тулуз-Лотреком - аристократом-карликом с острым умом и ядовитым языком. Лотрек сразу оценил оригинальность голландца: "Этот рыжий варвар покажет нам, что такое настоящая живопись."
Эмиль Бернар - двадцатилетний юноша с амбициями и теориями. Он проповедовал новое направление - синтетизм, упрощение формы и цвета. Винсент спорил с ним до хрипоты, но многое перенял.
Джон Рассел - австралиец, писавший в импрессионистической манере. Он познакомил Винсента с техникой дивизионизма - письма отдельными цветовыми мазками.
Париж 1880-х был эпицентром художественной революции. Импрессионисты - Моне, Ренуар, Писсарро - уже завоевали признание, но появились новые бунтари. Неоимпрессионисты Сера и Синьяк создавали картины из тысяч цветных точек.
Винсент жадно впитывал новые идеи. Его палитра из коричневой стала синей, желтой, красной. Он экспериментировал с пуантилизмом, писал пейзажи в манере Моне, портреты в духе Ренуара.
"Автопортрет с серой шляпой" - первая парижская работа, где виден новый Ван Гог. Цвета стали чище, мазок увереннее. Но главное - появилась радость. Впервые за годы в глазах автопортрета мелькнула надежда.
Тео с восторгом следил за преображением брата: "Ты наконец нашел свой путь, дорогой Винсент. Теперь ты настоящий художник."
Друзья и враги
Пер Танги - торговец красками с улицы Клозель стал для Винсента больше чем поставщик материалов. Этот добродушный старик верил в таланты нищих художников, продавал краски в долг, выставлял их картины в витрине своей лавки.
У "папаши Танги" собиралась вся художественная богема. Здесь Винсент познакомился с Полем Сезанном - угрюмым мизантропом из Прованса, который учил: "Нужно делать из импрессионизма что-то прочное и долговечное, как искусство музеев."
Камиль Писсарро - патриарх импрессионистов, единственный, кто участвовал во всех восьми выставках группы. Добрый еврей с седой бородой, он стал для Винсента учителем и отцом одновременно. "Рисуйте много, молодой человек. Только постоянная работа дает результат."
Поль Гоген появился в жизни Винсента как комета - ярко и разрушительно. Бывший биржевой маклер, бросивший семью ради искусства. Эгоист и авантюрист, но художник гениальный.
Гоген презирал "северную меланхолию" Винсента: "Что вы все копаетесь в грязи? Искусство должно быть декоративным, как персидские ковры." Но Винсента завораживала его теория "примитивизма" - возвращения к простоте дикарей.
Ночная жизнь Монмартра
Парижские вечера открыли Винсенту новый мир. Кабаре "Мулен де ла Галетт" с его танцующими парами под газовыми фонарями. "Лапен Ажиль" - логово богемы, где Лотрек делал наброски проституток и завсегдатаев.
Винсент рисовал ночную жизнь со страстью социолога. Официантки в кафе, шансонетки варьете, уличные торговцы. Город после заката раскрывался ему своей изнанкой - циничной и прекрасной одновременно.
"Агостина Сегатори" - хозяйка кафе "Тамбурин" на бульваре Клиши. Бывшая натурщица, итальянка с горящими черными глазами и темпераментом вулкана. Кафе было местом встреч художников, стены украшали их работы.
С Агостиной у Винсента завязался роман - страстный, мучительный, обреченный. Она была на десять лет старше, опытнее, циничнее. Для нее голландский художник был очередным любовником, для него - воплощением парижской богемы.
"Женщина в кафе Тамбурин" - портрет Агостины за столиком с кружкой пива. Тяжелые веки, чувственный рот, усталый взгляд. Винсент писал ее как символ парижской ночи - манящей и опустошающей.
Роман длился несколько месяцев. Агостина позировала, они проводили вечера в ее кафе среди художников и поэтов. Но ее прагматизм ранил Винсента. "Искусство должно кормить," - говорила она, разглядывая его этюды. "А твои картины никто не покупает."
Разрыв произошел из-за денег. Винсент задолжал за обеды в кафе, а платить было нечем. Агостина устроила скандал, потребовала расчета. "Я не содержанка нищих художников!" - кричала она. Винсент ушел, хлопнув дверью, и больше никогда не возвращался в "Тамбурин".