Часть 1. Анатомия распада
Жужжание стоматологической установки всегда действовало на Инессу умиротворяюще. В этом звуке, который многие ненавидели, для неё слышался порядок. Есть кариес — его нужно высверлить, есть полость — её нужно заполнить, есть лишнее — удалить. В мире зубов всё подчинялось строгой логике и протоколам, чего нельзя было сказать о её собственной жизни.
Она стянула латексные перчатки, бросив их в утилизатор. День закончился.
Дома, в новой двухкомнатной квартире, пахло не уютом, а напряжённым ожиданием. Стены, выкрашенные в сложный оливковый оттенок, казались ей единственной твёрдой валютой в этом зыбком мире. Когда они со Степаном переехали сюда, Инесса, наученная горьким опытом, оформила каждый сантиметр жилплощади исключительно на себя. Это была не жадность, а инстинкт самосохранения.
Степан сидел на кухне. Перед ним стоял ноутбук, но экран погас. Мужчина гипнотизировал чашку с остывшим кофе, словно гадал на кофейной гуще о своей судьбе.
— Ты снова это сделал, — не спросила, а утвердила Инесса, проходя мимо него к холодильнику.
Степан дёрнулся. Его лицо, обычно мягкое, с приметами раннего увядания офисного работника, исказила гримаса мученика.
— Ин, это инвестиция. Ты не понимаешь. Машина — это статус. Я не могу приезжать на встречи с заказчиками на автобусе.
— У тебя нет заказчиков, Степан. Ты фрилансер, который полгода не может закрыть один проект, — Инесса говорила ровно, препарируя его оправдания как гнилой нерв. — Я видела уведомление от банка в почтовом ящике. Ты не просто взял кредит. Ты взял его под бешенные проценты за обслуживание.
— Я всё отдам! — воскликнул он, но голос сорвался. — Как только запущу стартап...
— Стартап? — Инесса развернулась, опираясь поясницей о столешницу. — Сначала ты проиграл в банковскую рулетку свою квартиру. Мы два года жили на узлах. Моя мама продала дачу — единственное место, где она отдыхала душой, — чтобы у нас была крыша над головой. А ты, вместо благодарности, покупаешь «статус» на колёсах?
Степан подскочил, задев коленом ножку стола.
— Это и моя квартира тоже! Мы семья! Я вкладываюсь в быт!
— Твой вклад — это долги и пустые обещания. ХВАТИТ.
Инесса знала: взывать к его совести так же бесполезно, как лечить гангрену подорожником. Он был болен инфантилизмом в терминальной стадии. Но самое страшное было не в нём. Самое страшное уже поднималось на лифте, чтобы нажать кнопку звонка.
Звонок раздался резкой трелью. Степан сжался, моментально растеряв весь свой напускной боевой задор.
— Это мама, — прошептал он. — Ин, пожалуйста, не начинай. Она просто хочет помочь советом.
Инесса усмехнулась. Валентина Захаровна никогда не приходила с советами. Она приходила с инструкциями по эксплуатации чужих жизней.
Часть 2. Визит вежливости с ножом за пазухой
Валентина Захаровна заполнила собой прихожую мгновенно. Это была женщина крупная, шумная, носившая яркие шарфы и убеждённость в собственной непогрешимости, как ордена. Она не разулась, пройдя в комнату в уличных ботильонах, оставляя на ламинате едва заметные пыльные следы.
— Степочка, сынок, ты похудел, — начала она с порога, игнорируя невестку. — Опять на сухом пайке?
— Здравствуйте, Валентина Захаровна, — Инесса осталась стоять в дверном проёме кухни, наблюдая за спектаклем. — Чай? Или сразу к делу?
Свекровь окинула её взглядом, каким смотрят на неудачно поставленную пломбу — переделывать лень, но и так оставлять неприятно.
— Дело у нас общее, Инесса. Семейное. Степан сказал, у вас временные финансовые трудности.
— У нас нет трудностей. Трудности у Степана. Он купил машину, которую не может себе позволить.
Валентина Захаровна картинно вздохнула, присаживаясь на краешек дивана.
— Мужчине нужно вдохновение. Крылья! А ты ему эти крылья подрезаешь. Ну взял, ну ошибся с расчётами. Бывает. Банки сейчас звери, проценты накручивают... Но мы же родные люди.
Инесса почувствовала, как внутри начинает вибрировать холодная злость. Она знала, к чему идёт этот разговор.
— И какой выход вы предлагаете? — спросила она, хотя ответ был очевиден.
— Ну, у меня есть небольшие накопления, но их не хватит, — свекровь развела руками, на которых блестели массивные кольца. — Но у вас же есть актив. Квартира большая, район хороший. Можно её заложить... временно. Или переехать в поменьше.
— Нет, — отрезала Инесса.
— Что значит «нет»? — голос свекрови окреп, в нём прорезались командные нотки. — Муж в беде! Его же коллекторы... ну, эти, из службы взыскания замучают! Ему работать надо, творить, а он нервничает!
Степан сидел рядом с матерью, опустив голову, и, казалось, старался слиться с обивкой дивана.
— Степан "творит" новые долги с завидной регулярностью, — Инесса подошла ближе. — Эта квартира куплена на деньги моей матери и мои сбережения. Степан к ней не имеет никакого отношения, кроме того, что спит здесь и ест. Я ни сантиметра не отдам банку.
— Эгоистка! — Валентина Захаровна всплеснула руками. — Ты о себе только думаешь! А семья — это жертвовать!
— Так пожертвуйте, — тихо, но чётко произнесла Инесса. — У вас три комнаты в центре. Продайте, купите однушку. Разницу отдайте сыну.
Свекровь замерла. Её лицо пошло красными пятнами.
— Ты как с матерью разговариваешь? Это мое родовое гнездо! Я там всю жизнь прожила!
— А это моё гнездо. И я его строю сейчас. И не позволю его разорить.
— Мы ещё посмотрим, — прошипела Валентина Захаровна, поднимаясь. — Степа, пошли, провожу тебя до машины, поговорить надо. А ты, Инесса, подумай. Гордыня до добра не доводит.
Когда дверь за ними захлопнулась, Инесса не стала плакать. Она пошла на кухню и начала мыть посуду. Тщательно, до скрипа. Вода лилась, смывая остатки жалости к мужу.
Часть 3. Стратегия выжженной земли
Прошла неделя. Атмосфера в доме напоминала натянутую струну, готовую лопнуть и хлестнуть по лицу. Степан ходил тенью, прятал телефон, когда ему звонили. Инесса знала: он снова занял. Перезанял, чтобы отдать проценты по первому кредиту. Пирамида его лжи росла.
Но удар пришёл не от него.
В четверг вечером позвонила мама Инессы, Вера Павловна. Её голос, обычно спокойный и рассудительный, дрожал.
— Инессочка... Тут ко мне приходила Валентина. С какой-то женщиной, представилась юристом.
У Инессы потемнело в глазах.
— Что они хотели, мам?
— Они... Валентина кричала. Говорила, что ты губишь её сына. Требовала, чтобы я повлияла на тебя. Сказала, что раз дачу продали, то деньги общие, семейные, и Степан имеет право... Что они в суд подадут на раздел имущества, докажут, что он в ремонт вкладывался. Инесса, у меня давление двести... Врачи только уехали.
Мир вокруг Инессы сузился до одной точки. Звуки улицы исчезли. Осталась только пульсация крови в висках.
Её мать. Тихую, интеллигентную женщину, которая отдала всё ради дочери, эти коршуны довели до гипертонического криза.
Степан вышел из ванной, вытирая голову полотенцем.
— Кто звонил?
Инесса посмотрела на него так, словно впервые увидела его истинное лицо — не лицо мужа, а лицо паразита.
— Твоя мать была у моей. Угрожала судом. Моей маме вызывали скорую.
Степан замер.
— Ну... она, наверное, просто хотела поговорить. Она переживает, Ин. Ты же не хочешь помочь, вот она и ищет варианты.
— Варианты? — Инесса положила телефон на стол. Движение было слишком аккуратным, неестественным. — То есть довести пожилого человека до приступа — это вариант поиска средств на твои игрушки?
— Не преувеличивай! Мама просто эмоциональная! И вообще, если бы ты сразу согласилась перекредитоваться под залог квартиры, ничего бы не было! Ты сама всех довела своим упрямством!
В этот момент в Инессе что-то умерло. Та часть, которая искала компромиссы, оправдывала, жалела. На её место пришла холодная, расчётливая ярость. Она вспомнила приближающийся день рождения свекрови. Сбор всей родни. Юбилей.
— Хорошо, — сказала она вдруг очень спокойно.
Степан осторожно выглянул из-под полотенца.
— Что хорошо?
— Я поняла. Нам нужно обсудить это всем вместе. Серьёзно обсудить.
— Вот видишь! — Степан расцвел, чувствуя слабину. — Я знал, что ты поймёшь. В субботу у мамы юбилей, там все будут. Тётя Люба, дядя Паша... Посидим, решим по-семейному.
— Да, — улыбнулась Инесса. Улыбка вышла страшной, но Степан этого не заметил. — Решим. Окончательно.
Часть 4. Праздник лицемерия
Квартира Валентины Захаровны ломилась от хрусталя, ковров и гостей. Стол прогибался под тяжестью майонезных салатов и жирного мяса. Воздух был спёртым, насыщенным запахами духов и перегара.
Инесса надела лучшее платье. Строгое, закрытое, цвета графита. Она выглядела как судья, пришедшая вынести приговор, но родственники восприняли её наряд как знак уважения.
Степан суетился, подливая вино тётушкам, играя роль успешного сына.
— А вот и наша красавица! — пробасил тесть, отец Степана, мужчина, давно потерявший право голоса в этом доме.
Тост следовал за тостом. Хвалили Валентину Захаровну — женщину-героиню, вырастившую такого замечательного сына. Хвалили Степана — надежду и опору. Инесса не пила. Она ждала.
Когда слово взяла сама именинница, в комнате стало тише.
— Я хочу сказать, — начала Валентина Захаровна, промокнув сухой глаз салфеткой, — что главное богатство — это дети. И когда детям трудно, мы, родители, должны снять последнюю рубаху. Вот у Стёпочки сейчас непростой период, бизнес требует вложений. И я надеюсь, что наша семья сплотится...
Взгляды всех присутствующих, словно по команде, сместились на Инессу. Это была заготовленная сцена. Публичная порка и принуждение к миру.
— Да, Инесса, — поддакнула золовка, сестра Степана, неприятная особа с цепким взглядом. — Хватит уже жаться. Квартира-то большая. Не чужие люди.
Инесса встала. Стул скрипнул, прорезав гул одобрения.
— Вы совершенно правы, Валентина Захаровна, — голос Инессы звучал звонко, перекрывая звон вилок. — Семья должна помогать. Особенно мать сыну.
Степан улыбнулся, кивая ей, мол, давай, скажи, что мы продадим квартиру.
— — Ваш сын спустил свою квартиру на кредиты, а теперь вы требуете, чтобы я отписала ему свою недвижимость! — зло, почти выкрикнула Инесса, глядя прямо в глаза свекрови.
Улыбка сползла с лица Степана. Гости застыли с рюмками в руках.
— Что ты несёшь? — прошипела свекровь.
— Я несу правду! — Инесса повысила голос, запуская механизм контролируемой истерики. Это был взрыв, но направленный точечно. — Вы пришли к моей матери! Вы довели её до скорой! Вы требуете, чтобы мы продали квартиру, купленную на деньги моих родителей, чтобы покрыть долги вашего сына!
— Не смей так говорить о Степане! — взвизгнула тетка. — Он работает! У него бизнес!
— У него НЕТ бизнеса! — Инесса ударила ладонью по столу. Салатница подпрыгнула. — У него есть долги за машину, за телефон последней модели и за ваши подарки, Валентина Захаровна! Он банкрот! И вы хотите затянуть в эту яму меня?
— Ты жена! Ты должна делить с ним всё! — крикнула золовка.
Инесса резко повернулась к свекрови.
— Если он такой золотой, если ему так нужна помощь, почему вы не продадите эту квартиру?
Повисла пауза, в которой было слышно, как тикают дешёвые настенные часы. Валентина Захаровна побагровела.
— Это... это другое! Это мой дом!
— А то — мой дом! — рявкнула Инесса. — ПОЧЕМУ моя мать продала дачу, а вы сидите на своих квадратных метрах и указываете, чьё имущество пустить с молотка? Ваш сын — ваша ответственность! Продавайте дачу, гараж, меняйте трёшку на двушку! Спасайте сыночка!
— Хамка! — выдохнул свёкор. — Как ты смеешь в нашем доме! Вон отсюда!
— С радостью! — Инесса схватила сумочку.
В этот момент со своего места поднялся дядя Степана, брат его отца, дядя Миша. Он всё это время молчал, мрачно налегая на водку.
— А ведь девка права, — его бас прозвучал как гром. — Валька, ты чего удумала? Сама парня избаловала, квартиру его просрали, а теперь к сватам в карман лезете? Совести у тебя нет.
— Миша, ты пьян! Замолчи! — закричала Валентина.
— Я-то протрезвею, а вы... — он махнул рукой. — Падальщики. Инесса, уходи отсюда. Сожрут они тебя.
Инесса уже была в дверях. Степан подбежал к ней, пытаясь схватить за руку.
— Ин, подожди! Ты всё не так поняла! Зачем ты устроила скандал? Теперь мама расстроена!
Она вырвала руку. В её глазах он увидел то, чего боялся больше всего — абсолютное, ледяное презрение.
— Домой не приходи. Замки я сменю через час. Вещи выставлю к консьержке.
— Ты не имеешь права! Я там прописан!
— Временная регистрация, Степан. Закончилась вчера. Я проверила.
Часть 5. Холодный расчет судьбы
Вечерний город встретил Инессу прохладой. Её трясло, но это была дрожь освобождения. Адреналин схлынул, оставив после себя кристальную ясность. Она вызвала такси, потом позвонила мастеру по замкам. «Срочный вызов, двойной тариф». Плевать.
Степан приехал к дому через два часа. Он барабанил в дверь, кричал, умолял.
— Ин, открой! Нам надо поговорить! Я изменюсь! Я продам машину!
Инесса стояла по другую сторону двери, прислонившись лбом к холодному металлу. Она не отвечала. Она знала: если откроет сейчас, всё начнётся сначала. Слёзы, обещания, новые кредиты, шантаж свекрови.
— УБИРАЙСЯ! — крикнула она так, что её услышали на первом этаже. — Иди к маме! Пусть она тебя спасает!
Степан пинал дверь ещё минут десять, потом затих.
Развязка наступила неожиданно быстро. Степан, оставшись на улице с двумя чемоданами, которые Инесса всё-таки выставила за порог, поехал к единственному человеку, который, как он верил, всегда его примет. К матери.
Он поднялся на этаж, где ещё недавно гремел юбилей, и позвонил.
Дверь открыла Валентина Захаровна. Она была в халате, с размазанной косметикой.
— Мам, пусти. Инесса с ума сошла, выгнала меня. Я поживу у вас пока.
Свекровь стояла в дверях, перегораживая вход массивным телом. За её спиной маячила золовка.
— Степа... — голос матери был странным, лишённым привычной сладости. — Тут такое дело. Гости ещё не все разошлись, тетя Люба осталась ночевать... Места нет.
— Мам, ты шутишь? Мне спать негде!
— И потом, — Валентина Захаровна поджала губы. — Отец очень зол на твою выходку. Ты зачем позволил жене так нас оскорблять? Мы решили... тебе надо стать самостоятельным. Мужчина ты или нет?
— Мам, у меня долги! Мне коллекторы звонят! Пусти!
— Нет у нас денег, Степа! — вдруг рявкнула она, теряя маску. — И квартиру я продавать не буду! Ты слышал? Это моё! Сам влез — сам и выкручивайся! Иди к друзьям, в хостел иди! Не впутывай нас в свои проблемы!
Дверь захлопнулась перед его носом. Щёлкнул замок. Потом второй.
Степан стоял на лестничной площадке, глядя на оббитую дерматином дверь. В чемодане была только одежда. В кармане — ключи от машины, которую завтра заберёт банк, и телефон, разрывающийся от звонков с незнакомых номеров.
Он медленно сполз по стене на грязный пол подъезда. Осознание пришло не сразу, но оно было сокрушительным. Инесса, в своём гневе, была честна. А та, кого он боготворил и слушался, предала его при первой же реальной угрозе своему комфорту.
Где-то далеко, в своей квартире, Инесса пила горячий чай с мелиссой. Впервые за три года она не слышала храпа из соседней комнаты. Впервые она дышала полной грудью.
Она взяла телефон и набрала сообщение маме: «Всё кончилось. Мы свободны. Спи спокойно».
И выключила свет.
Автор: Елена Стриж ©
Рекомендуем Канал «Семейный омут | Истории, о которых молчат»