Часть 1. Актив и пассив
Лариса не просто любила цифры — она дышала ими. Для финансового директора крупного холдинга жизнь представлялась бесконечной таблицей Excel, где каждому событию присваивался свой коэффициент полезного действия. Эмоции она воспринимала как неизбежные погрешности в отчетах, которые, впрочем, легко нивелировались грамотным планированием.
Эдуард, муж Ларисы, существовал в иной системе координат. Его мир состоял из фискальных накопителей, термоленты и капризной электроники кассовых аппаратов. Он был виртуозом своего дела: мог заставить работать терминал, который другие мастера советовали сдать в утиль. Пять лет их брака напоминали хорошо отлаженный механизм, где шестеренки вращались без скрипа, смазанные взаимным уважением и приличным доходом.
— Твой брат снова звонил? — спросила Лариса, не отрываясь от монитора ноутбука. Она проверяла поступления от аренды.
— Да, у Игоря опять сложности с поставщиками. Ты же знаешь, бизнес — это риск, — Эдуард старался говорить небрежно, но в его голосе скользила едва уловимая нота раздражения.
Лариса знала: «бизнес» Игоря заключался в перепродаже китайских автозапчастей сомнительного качества, а «риском» он называл собственную лень и неумение договариваться.
Материальная база их семьи была прочной, но архитектура этой прочности имела перекос. Квартира, в которой они жили последние три года — просторная двушка с видом на парк — была куплена Ларисой. Деньги достались ей от тетки, старой девы с суровым нравом и солидным счетом в банке. Тетка Тамара при жизни никого не любила, но наследство распределила педантично. Ларисе хватило на расширение жилплощади, а свою прежнюю однокомнатную квартиру она оставила как источник пассивного дохода.
Еще был старый дом в деревне, где обитал племянник Ларисы, Павел, со своей женой Мариной. Эти двое жили тихо, выращивали мяту, чабрец и душицу, сушили их и продавали через интернет как «эко-сборы». Денег там водилось немного, зато царил покой, пахло сушеной травой и свежим хлебом.
Эдуард же пришел к Ларисе с одним чемоданом инструментов и амбициями. Поначалу его это не тяготило. Он зарабатывал достойно, на равных вкладывался в быт и отпуск. Но появление у жены «лишней» недвижимости, свалившейся, как ему казалось, с неба, запустило в его душе сложный химический процесс. Это была не просто зависть, а едкое ощущение собственной вторичности. Он чувствовал себя наемным сотрудником в корпорации под названием «Семья», где контрольный пакет акций принадлежал не ему.
Его брат Игорь, человек желчный и вечно обиженный на судьбу, мастерски подогревал это чувство.
— Ты пойми, Эд, — бубнил он при встречах, — это противоестественно. Баба, жена твоя, сидит на мешках с деньгами, а ты пашешь сутками, настраиваешь эти свои железки. Несправедливо это. Семья должна быть общей, а у нее — всё свое. Это не жена, это акционерное общество, где тебя кинули на дивиденды.
Эдуард слушал. И с каждым словом брата его уязвленное эго раздувалось, как просроченная консерва.
Часть 2. Коррозия металла
Перемены происходили медленно, словно ржавчина, разъедающая контакты на материнской плате. Эдуард перестал советоваться по мелочам. В его лексиконе появились колючие фразы.
— Конечно, нам же не нужно копить, у нас есть «подушка» от твоей квартирки, — бросал он, когда Лариса предлагала обновить мебель.
Лариса молча фиксировала изменения. Она видела, как муж становится чужим, как в его взгляде поселилась расчетливая холодность.
Настоящий нарыв вскрылся, когда Игорь в очередной раз прогорел. Ему требовалась крупная сумма, чтобы перекрыть долги перед поставщиками.
— Лара, нам нужно поговорить, — начал Эдуард однажды вечером. Он стоял посреди гостиной, нервно теребя в руках пульт от телевизора. — Игорю нужна помощь. Серьезная.
— Я могу посмотреть его бизнес-план, если он есть, — спокойно ответила Лариса.
— Да причем тут план! — Эдуард повысил голос, чего раньше себе не позволял. — Ему нужны деньги. Прямо сейчас. У тебя же лежат на счету те, что с аренды капают. Давай продадим однушку. Вложим в дело Игоря, он раскрутится и все вернет с процентами. Или хотя бы просто дадим ему эту сумму.
Лариса медленно сняла очки. Ее лицо стало непроницаемым.
— НЕТ.
Это слово упало в пространство комнаты, как гильотина.
— Что значит «нет»? — Эдуард опешил. — У тебя там актив простаивает, по сути. Копейки приносит. А брату реально помощь нужна. Мы же семья!
— Именно потому, что мы семья, я не позволю спустить наши активы в унитаз, — четко проговорила Лариса. — Игорь не умеет вести дела. Продать квартиру, чтобы закрыть его дыры? Это не инвестиция, это благотворительность в пользу черной дыры.
Эдуард побледнел. Его губы сжались в тонкую линию.
— Значит, твоя недвижимость тебе дороже родственных связей? Дороже меня?
— Не подменяй понятия, Эдуард. Моя недвижимость — это моя страховка. И твоя, кстати, тоже. А жадность твоего брата — это его проблема.
В тот вечер они больше не разговаривали. Эдуард ушел спать на диван, демонстративно громко хлопнув дверью. Он чувствовал себя униженным. Его просьбу отвергли, его авторитет растоптали. Слова Игоря о том, что он «никто» в собственном доме, звенели в ушах набатом.
Часть 3. Юбилей в багровых тонах
Шестидесятилетие Зинаиды Петровны, матери Эдуарда и Игоря, решили отмечать с размахом — дома. Стол ломился от салатов, жир стекал с запеченной утки, а воздух был спертым от запахов еды и дешёвых духов именинницы.
Собралась вся родня. Игорь пришел с женой Галиной — тихой, забитой женщиной, которая работала медсестрой и тянула на себе быт, пока ее муж «строил империю». Галина выглядела уставшей, под глазами залегли тени, но она старалась улыбаться и помогать свекрови.
Лариса чувствовала себя неуютно. Взгляды родственников кололи ее, словно невидимые иглы. Игорь уже успел опрокинуть пару рюмок и теперь сидел, вальяжно развалившись на стуле, и буравил взглядом Ларису.
— А вот и наша королева капитала! — громко провозгласил он, когда Лариса потянулась за графином с морсом. — Богатая невестка — горе в семье, так ведь, мама?
Зинаида Петровна захихикала, прикрыв рот ладонью:
— Ну что ты, Игорек, зачем ты так... Хотя, конечно, родне помогать надо бы.
Эдуард, сидевший рядом с Ларисой, вдруг выпрямился. Алкоголь развязал ему язык и выпустил наружу темную, липкую обиду, копившуюся месяцами.
— А ей плевать на родню, — громко сказал Эдуард. — Она же у нас финансовый директор. У нее вместо сердца калькулятор. Муж просит помочь брату — а в ответ тишина. Сдает свою халупу, деньги в кубышку складывает, а мы тут перебиваемся.
За столом воцарилась нездоровая пауза. Галина, сидевшая напротив, вдруг подняла голову.
— Эдик, ты не прав, — тихо, но твердо сказала она. — Игорь сам виноват в своих долгах. При чем тут Лариса? Она своим умом заработала, а Игорь только прожектирует.
Игорь побагровел. Его лицо перекосило от ярости.
— Ты рот закрой, курица! — заорал он на жену. — Кто тебе слово давал? Защитница нашлась!
Он резко развернулся и с силой отшвырнул Галину. Та не удержалась на стуле и покачнулась, ударившись плечом о косяк двери.
Гости замерли. Никто не двинулся с места — ни Зинаида Петровна, ни Эдуард. Все смотрели в тарелки, словно ожидали следующего блюда. Только Лариса отреагировала мгновенно. В ней не было страха, только холодная, звенящая решимость.
Она встала, обошла стол и, подойдя к Игорю, с силой толкнула его в грудь обеими руками. Толчок был настолько неожиданным и мощным, что грузный деверь, потеряв равновесие, с грохотом рухнул на пол, опрокинув стул.
— Не смей трогать женщину, животное! — голос Ларисы был ровным, но страшным.
В ту же секунду вскочил Эдуард.
— Ты что творишь?! — взревел он. — Это мой брат!
Он подлетел к Ларисе и, не раздумывая, ударил ее по лицу. Звук пощечины хлестнул по нервам присутствующих. Голова Ларисы мотнулась, на щеке тут же начал наливаться пунцовый след.
Она замерла лишь на мгновение. Эдуард ожидал слез, испуга, покорности. Но он ошибся.
В этот момент ожила Галина. Словно пружина, сжатая годами унижений, распрямилась. Она с диким воплем набросилась на Эдуарда, вцепившись ногтями ему в лицо.
— Не трогай её! Урод! — кричала Галина, нанося хаотичные удары. Кровь брызнула из расцарапанной щеки Эдуарда, под глазом мгновенно начал надуваться фингал.
Игорь, кряхтя, поднимался с пола, намеренный вступиться за брата и проучить «взбесившихся баб». Но Лариса уже пришла в себя. Ее взгляд упал на стол. Массивная деревянная разделочная доска, на которой подавали мясо, лежала под рукой.
Лариса схватила доску. Это было не оружие самообороны, это был инструмент возмездия. Когда Игорь двинулся на нее, она с размаху, вкладывая в удар всю свою злость и унижение, опустила тяжелое дерево на его голову.
Раздался глухой, костяной звук. Игорь взвыл, схватился за рассеченный лоб, сквозь пальцы хлынула кровь.
— УБИРАЙТЕСЬ! — не закричала, а прорычала Лариса.
В комнате начался хаос. Зинаида Петровна визжала где-то в углу. Эдуард, получив отпор от неожиданно сильной Галины и увидев окровавленного брата, струсил. Его напускная брутальность испарилась.
— Психопатки! — выкрикнул он, пятясь к выходу. — Вы же больные!
Игорь и Эдуард, поддерживая друг друга, позорно ретировались из квартиры. Следом за ними, причитая и оглядываясь, выскочила свекровь. Дверь подъезда хлопнула, отсекая шум скандала.
Часть 4. Сальдо с отрицательным остатком
В квартире остались две женщины. Разгромленный стол, пятна вина и крови на скатерти, перевернутый стул.
Лариса подошла к раковине, включила ледяную воду и приложила мокрое полотенце к горящей щеке. Галина сидела на диване, ее трясло, но она не плакала. Она смотрела на свои руки, словно видела их впервые.
— Спасибо, — глухо сказала Галина.
— Тебе спасибо, — ответила Лариса. Ее голос звучал сухо, по-деловому. — Лед есть в морозилке. Приложи.
Прошел час. Лариса не сидела без дела. Она методично собирала вещи Эдуарда. Чемоданы, коробки из-под обуви, пакеты. Все летело в одну кучу. В ее движениях не было истерики, только пугающая точность. Она действовала как хирург, ампутирующий гангренозную конечность.
Когда замок входной двери щелкнул — у Эдуарда были ключи — Лариса была готова.
Эдуард вошел осторожно. Он ожидал увидеть заплаканную жену, которая будет просить прощения или хотя бы требовать объяснений. Он подготовил речь: сказать, что они «обе хороши», что он погорячился, но и она «перегнула». Он был уверен, что сейчас они сядут, поговорят, и он, великодушно простив ее выходку, вернет контроль над ситуацией.
Он застыл в коридоре. Его чемоданы стояли у порога ровной стеной.
Лариса вышла к нему. На ее лице не было ни слезинки. Она была одета в строгое домашнее платье, волосы собраны в тугой узел. Она выглядела не как жертва домашнего насилия, а как судья, зачитывающий смертный приговор.
— Лара, ну зачем это всё? — начал Эдуард, пытаясь улыбнуться разбитыми губами. — Ну, погорячились. Перебрали немного. Мама там в шоке... Давай спокойно обговорим.
Лариса подошла к нему почти вплотную. От нее исходил такой холод, что Эдуард инстинктивно отшатнулся. В ее глазах не было любви, обиды или жалости. Там был чистый, концентрированный гнев, сплавленный с логикой.
Она начала говорить. Не кричала, не срывалась на визг. Она говорила быстро, жестко, рубя воздух словами.
— Ты поднял на меня руку. Один раз. Этого достаточно для того, чтобы наш контракт был расторгнут без права пересмотра. Ты хотел справедливости? Ты ее получишь. Я аннулирую твою доверенность на управление моим инвестиционным счетом. Прямо сейчас я заблокировала твою дополнительную карту, привязанную к моему счету. Ты же любишь считать чужие деньги? Теперь будешь считать свои.
Эдуард попытался вставить слово, но Лариса не дала ему шанса.
— Ты думал, я буду терпеть твоего брата-паразита и твою зависть? Ты решил, что можешь бить меня и диктовать условия в моем доме? Ты ошибся в расчетах, наладчик. Твоя система дала сбой. Критический.
Эдуард смотрел на нее ошарашено. Он никогда не видел ее такой. Это была не истерика женщины, которую можно успокоить объятием или подарком. Это была ярость валькирии, вооруженной знанием Гражданского кодекса и доступом к банковским счетам.
— Лара, ты что, выгоняешь меня? Из-за дурацкой ссоры? — пролепетал он.
Вот тут и прозвучала фраза, которая поставила крест на его прошлой жизни. Лариса посмотрела ему прямо в зрачки, и ее губы искривились в злой усмешке.
— Я люблю тебя, но квартира останется за мной, никому она не достанется. И на этом поставим точку, — сказала Лариса удивлённому мужу, чеканя каждое слово.
— В смысле «любишь»? — глупо переспросил Эдуард.
— В прошлом времени. Как любят старые, удобные туфли, которые вдруг начали натирать до кровавых мозолей. Их выбрасывают, Эдик. Без жалости.
Она открыла дверь и пинком выставила ближайший чемодан на лестничную площадку.
— УБИРАЙСЯ. И ключи на тумбочку. Иначе я вызываю наряд и фиксирую побои. Твоя карьера закончится, не успев начаться. Ты знаешь, я это сделаю.
Эдуард понял: она не блефует. В этом ледяном бешенстве был расчет, против которого у него не было аргументов. Он молча положил ключи и, подхватив чемоданы, поплелся к лифту. Дверь захлопнулась за его спиной с сухим, металлическим щелчком.
Часть 5. Закрытие отчетного периода
Прошло три месяца.
Жизнь Эдуарда напоминала сломанный кассовый аппарат, который выдает одни сплошные «ошибки». Он жил у матери, спал на узком продавленном диване в одной комнате с Зинаидой Петровной, потому что вторую комнату занимал Игорь с семьей.
Быт в квартире свекрови изменился до неузнаваемости. Галина, прежде тихая и незаметная, после того случая пережила метаморфозу. Поняв, что она способна физически защитить себя и других, она перестала бояться.
Теперь, если Игорь пытался повысить голос, Галина просто поворачивалась к нему и говорила ледяным тоном:
— Еще одно слово на повышенных тонах, и я подаю на развод. Ты останешься один, с долгами и алиментами. Ты меня понял?
И Игорь, этот «домашний тиран», сдулся. Он сидел на кухне тихо, как мышь под метлой, и боялся лишний раз попросить чаю. Он видел, как жена смотрела на тяжелую чугунную сковороду, и память о разделочной доске Ларисы вызывала у него фантомные боли в области лба.
Эдуард тоже притих. Он потерял все: комфорт, статус, финансовую подушку, которую, как оказалось, обеспечивала именно Лариса своим грамотным управлением. Его зарплаты хватало лишь на еду и помощь матери. Он пытался звонить Ларисе, но его номер был в черном списке повсюду.
Лариса же наслаждалась тишиной. Она сделала ремонт в той самой однушке, но не для сдачи, а устроила там маленький личный кабинет, куда иногда приходила просто посидеть с книгой.
Однажды вечером, сидя на кухне с Галиной, которая заехала в гости (они теперь общались, спаянные той битвой при юбилее), Лариса наливала чай.
— Знаешь, — сказала Галина, помешивая ложкой в чашке, — они там, у матери, совсем присмирели. Ходят на цыпочках. Эдик все время спрашивает про тебя, но как-то... боязливо.
Лариса усмехнулась. Она чувствовала в себе невероятную легкость. Гнев, который она тогда выпустила на волю, выжег всю привязанность, всю жалость и всю глупую надежду на то, что человека можно изменить любовью.
— Пусть боится, — спокойно ответила Лариса. — Страх — это самый надежный актив для таких мужчин. Он не обесценивается.
Она посмотрела в окно, где горели огни большого города. Ее баланс сошелся. Дебет с кредитом выровнялись. И в этой новой отчетности не было графы для убыточных родственников.
Автор: Елена Стриж ©