Часть 1. Монолит из чужих надежд
В прихожей пахло пылью и старыми обоями — запах, который так и не удалось выветрить за четыре года, хотя ремонт сделали почти сразу. Для Инны квартира была не просто набором бетонных плит и перекрытий. Это был алтарь, сложенный из жертв её семьи. Она помнила каждый рубль, вложенный в эти семьдесят квадратных метров. Помнила, как отец, всегда гордившийся своей вишневой «Нивой», вернулся домой пешком, сжимая в руках пухлый конверт, и как постарело его лицо в тот вечер. Помнила, как тётка, обычно скупая на эмоции и траты, молча перевела накопления, отложенные «на черный день», сказав лишь: «Живи, пока молодая».
Трёхкомнатная квартира досталась им чудом. Бывший владелец, одинокий старик, скончался, а его дальние родственники, обитавшие где-то в районе вечной мерзлоты, желали лишь одного: превратить московские метры в быстрые деньги. Сделка прошла стремительно, словно кража.
Тихон появился в этом пространстве легко и незаметно, как сквозняк. Он принёс с собой лишь чемодан вещей, ноутбук и привычку оставлять чайные пакетики на краю раковины. Четыре года их совместной жизни текли размеренно, пока в телефонных разговорах мужа не стало слишком часто звучать имя его сестры.
— Галя суд выиграла, — сообщил Тихон однажды вечером, ковыряя вилкой в тарелке с ризотто. Он не смотрел на жену, его взгляд блуждал по поверхности стола, изучая структуру древесины. — Бывший ей компенсацию выплатил. Не бог весть что, но сумма приличная.
Инна кивнула, не отрываясь от книги. Работа в центре реабилитации для слабовидящих научила её слушать не столько слова, сколько интонации. В голосе мужа дрожала тонкая, едва уловимая струна жадности и предвкушения.
— Она хочет вложиться, — продолжил он, наконец подняв глаза. В них плескалась деланная беззаботность. — У неё же сейчас ни угла, ни двора, мотается с племянником по съемным халупам. А тут деньги на руках. В общем, есть идея. Галя предлагает выкупить у тебя десять процентов.
Инна медленно закрыла книгу. На обложке золотилось тиснение, приятное на ощупь.
— Даже не хочу рассматривать вопрос относительно доли в моей квартире, она моя, и только моя! — заявила Инна мужу.
Тихон дёрнулся.
— Ты даже не дослушала! — воскликнул он, и в его голосе прорезались визгливые нотки. — Это же выгодно! Мы получим живые деньги. Я, наконец, закрою вопрос с машиной, ты хотела обновить кухню. Она просто будет владеть долей на бумаге, чтобы прописаться и чувствовать себя человеком. Жить она тут не собирается, ей просто нужна страховка.
— Страховка? — переспросила Инна. Она встала и подошла к окну. Улица внизу жила своей жизнью, безразличная к чужим драмам. — Тихон, ты работаешь с цифрами, но, кажется, разучился считать последствия. Десять процентов "на бумаге" — это право вселения. А с ней ребёнок. Несовершеннолетний.
— И что? — Тихон нахмурился, на лбу залегла глубокая складка. — Это же моя сестра. Ты думаешь, она нас выживет?
— Я не думаю, я знаю, как это работает, — отрезала Инна. — Сегодня десять процентов, завтра она въедет "на недельку", потому что с арендой не сложилось, а послезавтра я буду гостем в собственной кухне, купленной на деньги моих родителей.
— Ты эгоистка, — выплюнул Тихон. Он отодвинул тарелку с едой, всем видом показывая, что аппетит испорчен её черствостью. — Мама была права насчет тебя. Тебе деньги затмили всё человеческое.
— НЕТ, — твердо сказала Инна. — Тема закрыта.
Часть 2. Математика захвата
Тихон не успокоился. Отказ жены стал для него не просто препятствием, а личным оскорблением. Он уже мысленно потратил деньги сестры: видел себя за рулём подержанного, но престижного кроссовера, ощущал завистливые взгляды коллег. Теперь эта картинка рассыпалась в прах.
Давление нарастало постепенно. Сначала это были "случайные" замечания о том, как тяжело одинокой женщине с ребенком. Затем подключилась тяжелая артиллерия — свекровь. Тамара Игоревна звонила исключительно в те моменты, когда Инна только возвращалась с работы, уставшая от чужой боли и темноты.
— Инночка, деточка, — елейный голос свекрови сочился из динамика, как липкий сироп. — Ну зачем же ты так с Галочкой? Она же тебе как родная. Деньги хорошие дает, больше рыночной цены. Мы же семья. Нельзя быть такой… куркулём.
— Тамара Игоревна, квартира не продается. Ни по частям, ни целиком, — монотонно отвечала Инна, массируя шею.
— Ты не понимаешь своего счастья! — голос свекрови терял сладость, превращаясь в скрип несмазанной телеги. — Тихон страдает. Мужику нужно чувствовать поддержку, а ты ему крылья подрезаешь. У него шанс появился, а ты...
Вечерами Тихон устраивал показательные выступления. Он ходил по квартире с видом мученика, вздыхал так, что колыхались шторы, и демонстративно спал на диване в гостиной.
— Ты просто не хочешь помочь, — бубнил он, когда Инна пыталась с ним заговорить. — У тебя всё есть, ты сытая. А Галя копейки считает.
— Тихон, включи мозг, — Инна старалась говорить спокойно, хотя внутри начинало просыпаться глухое раздражение. — План твоей сестры шит белыми нитками. Она покупает мизерную долю, прописывает туда сына. По закону ребенка нельзя выписать «в никуда». Она получает вечное право жить здесь. Ты этого хочешь? Коммуналки? Очереди в туалет?
— Ты преувеличиваешь! — махал рукой Тихон. — Она адекватный человек. И вообще, она обещала написать расписку, что претендовать на проживание не будет.
— Расписка в данном случае — это просто бумага для розжига костра, — усмехнулась Инна. — Юридически она ничтожна.
Тихон замолчал, но это было не молчание согласия. Это была затаенная обида слабого человека, которому не дали игрушку. Инна видела, как он переписывается с сестрой, пряча экран телефона. Она чувствовала, как вокруг неё сжимается кольцо. Это была уже не семейная ссора, а осада.
— Хорошо, — сказал Тихон спустя неделю. Он выглядел странно решительным, но глаза бегали. — Не хочешь продавать долю — не надо. Но Гале нужно перекантоваться пару недель. У неё хозяин квартиры совсем с ума сошел, цену поднял вдвое. Пока она ищет новый вариант. Всего две недели. Ты же не зверь?
Инна посмотрела на мужа долгим, изучающим взглядом. В его позе не было раскаяния, только плохо скрытая хитрость.
— Никаких переездов, Тихон. У нас не гостиница.
Ее отказ прозвучал финальным гонгом. Тихон побледнел, его губы сжались в тонкую линию. Он ничего не сказал, лишь резко развернулся и вышел из комнаты. Инна не знала, что механизм предательства уже запущен.
Часть 3. Троянский конь
Командировка Инны длилась всего три дня. Конференция по проблемам инклюзии проходила в соседней области, и возвращалась она с тяжелой головой, но с чувством выполненного долга. Поезд прибыл поздно вечером. Такси мягко шуршало шинами по мокрому асфальту, город погружался в сон.
Подходя к двери своей квартиры, Инна почувствовала неладное. Это было инстинктивное ощущение, какое бывает у животных перед землетрясением. Замок открылся слишком легко, словно его недавно смазывали.
В прихожей стояли чужие ботинки. Громоздкие, стоптанные кроссовки и детские сапожки, забрызганные грязью. На вешалке, поверх её любимого плаща, висела аляповатая куртка из дешевого кожзама.
Из кухни доносился запах жареного лука и громкий смех.
Инна поставила сумку на пол. Звук вышел глухим, но в наступившей тишине показался громоподобным. Смех на кухне оборвался.
В коридор выглянул Тихон. Вид у него был нашкодивший, но при этом дерзкий. За его спиной маячила Галина — крупная женщина с рыхлым лицом и маленькими, цепкими глазками.
— О, приехала, — сказал Тихон, стараясь, чтобы голос звучал небрежно. — А мы тут ужинаем.
— Что здесь происходит? — Инна даже не повысила голос, но от её тона Тихон невольно сделал шаг назад.
— Ну, Гале пришлось съехать срочно, — затараторил он. — Я же говорил тебе! Не на улицу же ей с ребенком идти. Мама сказала, что так будет лучше. Пока она ищет вариант...
— Мы заняли ту комнату, что поменьше, — вступила в разговор Галина. Она подбоченилась, всем своим видом демонстрируя право на присутствие. — Вещи я уже разложила. Не переживай, мы тихие.
Инна прошла мимо них, заглянула в гостевую комнату. Её кабинет. Место, где она работала по вечерам. Теперь там царил хаос. Диван был разложен, повсюду валялись тюки с одеждой, на её рабочем столе стояли грязные чашки и валялись огрызки яблок.
— УБИРАЙТЕСЬ, — произнесла Инна, поворачиваясь к золовке.
— Ты чего орешь? — набычилась Галина. — Тихон меня пустил. Это и его квартира тоже, он тут прописан и живёт. Имей совесть, у меня ребёнок спит!
— Это моя квартира, — медленно, разделяя каждое слово, сказала Инна. — Тихон здесь только прописан. Прав собственности у него нет. Я даю вам час, чтобы собрать этот табор и исчезнуть.
— А ты не указывай! — взвизгнула Галина. — Мы никуда не пойдем на ночь глядя! Тихон, скажи ей!
Тихон мялся. Ему было страшно, но присутствие сестры и материнские наставления придавали ему жалкое подобие смелости.
— Инна, не начинай, — пробурчал он. — Они останутся. Галя мне заплатит за аренду, деньги в семью пойдут. Я так решил.
Инна посмотрела на мужа. В этот момент умерло всё: привязанность, привычка, остатки уважения. Перед ней стоял чужой человек, предатель, который ради копейки и одобрения своей родни был готов вытереть об неё ноги.
— Хорошо, — вдруг спокойно сказала Инна.
Тихон и Галина переглянулись. Они приняли её спокойствие за смирение.
— Ну вот и славно, — расплылась в улыбке Галина. — Чай будешь?
Инна молча прошла в спальню и закрыла дверь на задвижку.
Часть 4. Холодный расчет
Следующие два дня прошли в странном режиме. Инна была вежлива, холодна и абсолютно непроницаема. Она не устраивала скандалов, не прятала еду, не запирала ванную. Галина, осмелев, начала вести себя как хозяйка. Она переставляла вещи на кухне, громко смотрела телевизор в гостиной и постоянно жаловалась на сквозняки.
Тихон ходил гоголем. Он был уверен, что сломал жену, что она «перебесилась» и приняла новые правила игры. Он даже начал намекать, что десять процентов всё-таки стоит продать, чтобы «закрепить отношения».
Инна ждала. Она знала, что в субботу свекровь забирает внука к себе на дачу, чтобы «молодые отдохнули», а Галина могла спокойно разобрать оставшиеся вещи.
План созрел у неё мгновенно, в ту самую секунду, когда она увидела грязные чашки на своем столе. Гнев не ушел, он спрессовался внутри неё в тяжелый, ледяной ком. Это была не истерика, которая заставляет руки трястись, а разум мутнеть. Это была ярость хирурга, готовящегося ампутировать гангренозную конечность.
Суббота наступила. Свекровь увезла ребенка. В квартире остались трое: Инна, Тихон и Галина. Золовка вальяжно расположилась в кресле, листая журнал. Тихон что-то искал в кладовке.
Инна вышла из спальни. Она была одета в спортивный костюм, волосы туго стянуты на затылке.
— Галина, — позвала она.
Золовка лениво подняла голову.
— Чего тебе?
— Время вышло. Покинь помещение.
Галина фыркнула и вернулась к журналу.
— Ой, иди проспись. Тихон сказал, мы тут живем.
Инна подошла ближе. В её движениях не было суеты. Она наклонилась, взяла журнал из рук золовки и аккуратно, двумя пальцами, опустила его в мусорное ведро, стоявшее у стола.
— Э! Ты больная?! — Галина вскочила, лицо её пошло красными пятнами.
— Вон, — тихо сказала Инна.
— Да пошла ты! — Галина замахнулась, намереваясь толкнуть Инну, но, видимо, забыла, что работает библиотекарем, а не вышибалой.
Инна перехватила её руку. Жёстко, до хруста в запястье. И в этот момент плотину прорвало. Весь гнев, вся накопившаяся за эти дни чернота вырвалась наружу. Инна не стала кричать. Она действовала.
Рывок — и Галина потеряла равновесие. Инна вцепилась второй рукой в обесцвеченные волосы золовки. Не как в драке школьниц, а как пахарь берется за плуг — основательно.
— А-а-а! Пусти, стерва! — заорала Галина, пытаясь вырваться.
Но Инна была неумолима. Она поволокла грузное тело золовки по коридору. Галина сучила ногами, сбивая коврики, хваталась за стены, но Инна, движимая адреналином и холодной яростью, тащила её к выходу, словно мешок с мусором.
Дверь распахнулась от удара плечом. Инна с силой вытолкнула вопящую родственницу на лестничную площадку. Галина рухнула на колени, продолжая верещать.
— Вещи заберёшь через пять минут. Если не успеешь — полетят в окно, — рявкнула Инна.
Часть 5. Тяжёлый том возмездия
На шум выбежал Тихон. Он застыл в дверном проеме, глядя на валяющуюся на бетоне сестру и тяжело дышащую жену.
— Ты что творишь?! — взревел он, багровея. — Ты её убить хочешь?!
Он бросился к Инне, размахивая кулаками. В его глазах читалось желание наказать, поставить на место эту "зарвавшуюся бабу". Он никогда не поднимал на неё руку, но сейчас барьеры рухнули.
— Не смей! — Тихон замахнулся, намереваясь ударить жену по лицу.
Инна отшатнулась назад, в прихожую. Под руку ей попалось первое, что лежало на тумбочке — массивный альбом по искусству эпохи Возрождения в твердом переплете. Подарок коллег. Килограмма полтора глянцевой бумаги и картона.
Тихон шагнул к ней, лицо его было искажено злобой. Он не ожидал отпора. Он ожидал слёз, мольбы, страха.
Инна не стала защищаться. Она атаковала. Вложив в движение весь корпус, всю свою ненависть к предательству, к его мелочности, к его попытке унизить её в собственном доме, она с размаху, наотмашь ударила его книгой прямо в лицо.
Раздался влажный, неприятный хруст.
Тихон взвыл, схватившись за лицо. Кровь хлынула мгновенно, заливая его пальцы, рубашку, капая на пол. Он дезориентировался, попятился и споткнулся о порог.
— Мой нос! Ты мне нос сломала! — выл он, глядя на залитые кровью ладони.
Инна стояла над ним, сжимая книгу. Её грудь ходила ходуном, но глаза были сухими и ясными.
— Вон, — сказала она. Голос её звенел. — Оба. Вон отсюда.
— Ты пожале... — начал было Тихон, но, увидев, как Инна снова заносит "оружие", поспешно попятился в подъезд.
Галина, забыв про свои волосы, подхватила брата под руку. Вдвоем, один окровавленный, другая растрепанная и воющая, они представляли жалкое зрелище.
Инна принялась вышвыривать их вещи. Куртки, сумки, ботинки летели на площадку, в пыль и грязь. Она не смотрела, куда они падают.
— Больше никогда, слышите, НИКОГДА не приближайтесь ко мне, — произнесла она в пустоту коридора.
Она захлопнула дверь.
В квартире повисла тишина. Но это была не та гнетущая тишина, что царила здесь последние дни. Это была тишина очищения. Инна посмотрела на книгу в своих руках. На обложке, на лице Мадонны, осталась алая капля.
Она прошла на кухню, трясущимися руками налила в стакан воды и залпом выпила. Затем достала телефон и набрала номер слесаря.
— Здравствуйте, мне нужно срочно поменять замки. Да, прямо сейчас. Я заплачу двойной тариф.
Инна подошла к окну. Внизу, у подъезда, она увидела две фигурки. Одна прикладывала к лицу платок, другая махала руками, что-то объясняя невидимому собеседнику по телефону. Они выглядели маленькими и незначительными. Как пыль, которую наконец вымели из дома.
Инна почувствовала, как уголки её губ ползут вверх. Это была не радость, нет. Это было облегчение человека, который наконец-то сбросил с плеч мешок с камнями, который тащил четыре года, принимая его за семейное счастье.
Она была одна. В своей квартире. И это было великолепно.
Автор: Елена Стриж ©