Найти в Дзене

– Ты всего лишь сиделка при моём сыне. Знай своё место! – свекровь унижала меня годами, пока не случилось непоправимое

В комнате стоял тяжёлый, застоявшийся воздух — смесь камфоры, спирта и едва уловимого запаха тревоги, который всегда поселяется в домах, где живут тяжелобольные. Лена поправила одеяло, стараясь не задеть трубки. Олег лежал неподвижно, глядя в одну точку на потолке. Его лицо, некогда загорелое и живое, теперь напоминало восковую маску: заострившиеся скулы, запавшие глаза, сероватый оттенок кожи. Монитор у изголовья тихо и ритмично попискивал, отмеряя удары сердца. Этот звук стал для Лены единственной музыкой за последние два месяца. Она устало опустилась на стул рядом с кроватью и машинально положила ладонь на низ живота. Срок был ещё небольшой, чуть больше десяти недель, внешне беременность никак не проявлялась, но Лена уже чувствовала ответственность не только за мужа, но и за ту искорку жизни, что теплилась внутри. Олег так мечтал о сыне, но теперь даже не знал, что его мечта сбылась. В замке входной двери заскрежетал ключ. Лена внутренне сжалась. Этот резкий, требовательный поворот

В комнате стоял тяжёлый, застоявшийся воздух — смесь камфоры, спирта и едва уловимого запаха тревоги, который всегда поселяется в домах, где живут тяжелобольные. Лена поправила одеяло, стараясь не задеть трубки. Олег лежал неподвижно, глядя в одну точку на потолке. Его лицо, некогда загорелое и живое, теперь напоминало восковую маску: заострившиеся скулы, запавшие глаза, сероватый оттенок кожи.

Монитор у изголовья тихо и ритмично попискивал, отмеряя удары сердца. Этот звук стал для Лены единственной музыкой за последние два месяца. Она устало опустилась на стул рядом с кроватью и машинально положила ладонь на низ живота. Срок был ещё небольшой, чуть больше десяти недель, внешне беременность никак не проявлялась, но Лена уже чувствовала ответственность не только за мужа, но и за ту искорку жизни, что теплилась внутри. Олег так мечтал о сыне, но теперь даже не знал, что его мечта сбылась.

В замке входной двери заскрежетал ключ. Лена внутренне сжалась. Этот резкий, требовательный поворот ключа мог принадлежать только одному человеку — Галине Петровне. Свекровь никогда не звонила в дверь, она входила в квартиру сына как полноправная хозяйка, которой временно пришлось пустить постояльцев.

— Почему шторы задвинуты? Тут как в склепе! — Голос Галины Петровны разнёсся по квартире раньше, чем она вошла в спальню.

Женщина появилась на пороге, стягивая кожаные перчатки. Высокая, статная, с безупречной укладкой, она выглядела чужеродным элементом в этой комнате, пропитанной болью. Она брезгливо провела пальцем по спинке кровати, проверяя наличие пыли, и только потом удостоила невестку холодным взглядом.

— Я закрыла шторы, потому что солнце било Олегу прямо в глаза, он щурился, — тихо, но твёрдо ответила Лена, поднимаясь.

— Он щурился? — Галина Петровна издала короткий, лающий смешок. — Милочка, у него вегетативное состояние. Он не может щуриться осознанно. Это рефлексы. Врач тебе объяснял, но, видимо, для твоего ума это слишком сложно. Отойди от кровати.

Она решительно отодвинула Лену плечом и склонилась над сыном. Лицо свекрови мгновенно изменилось, приняв скорбное и приторно-заботливое выражение.

— Олежек, сыночек, — заворковала она. — Ну как ты тут? Я пришла. Эта… кормила тебя? Я принесла нормальный бульон, из фермерской курицы, а то она тебя наверняка химией какой-то пичкает.

Олег не реагировал. Врачи давали осторожные прогнозы: травма позвоночника и тяжёлый ушиб мозга. Шансы на восстановление таяли с каждой неделей. Но Галина Петровна была уверена: единственная причина, почему её сын до сих пор не встал, — это некомпетентность и лень его жены.

Лена молча взяла использованные салфетки и вышла, чтобы выбросить их. Спорить не было сил. Два месяца превратились в бесконечную череду процедур: массаж, профилактика пролежней, кормление через зонд, гигиена. И всё это под аккомпанемент едких замечаний свекрови.

Когда Лена вернулась, Галина Петровна уже открыла ящик комода и бесцеремонно рылась в документах.

— Что вы ищете? — Лена замерла в дверях, чувствуя, как внутри закипает глухое раздражение.

— Банковские карты Олега и ПТС на машину, — не оборачиваясь, бросила свекровь. — Я договорилась с платным пансионатом в области. Там профессиональный уход, свежий воздух, реабилитологи. Завтра же перевезём его туда.

— Мы это обсуждали на прошлой неделе, — Лена шагнула в комнату. — Невролог запретил транспортировку в ближайший месяц. Ему нужен покой. Любая тряска может спровоцировать ухудшение.

Галина Петровна резко выпрямилась, держа в руках красную папку.

— Невролог, которого нашла ты, — презрительно фыркнула она. — Я буду консультироваться с профессорами, а не с участковыми врачами. Посмотри на себя. Ты же тень. Бледная, руки трясутся. Ты не справляешься. Моему сыну нужен уход, а не твои страдания у постели. Я забираю Олега. И распоряжаться его финансами теперь буду я, так как ты явно не в себе.

— Я его жена, — голос Лены дрогнул, но она заставила себя смотреть свекрови в глаза. — Я его законный представитель. Вы не увезёте его без моего согласия.

Галина Петровна подошла вплотную. От неё пахло дорогими, тяжёлыми духами, от которых у Лены мгновенно закружилась голова.

— Жена? — прошипела свекровь, сузив глаза. — Не смеши меня. Ты никто. Случайная попутчица. Ошибка, которую Олег совершил назло мне. Если бы не авария, он бы уже подал на развод, я в этом не сомневаюсь. Ты всего лишь сиделка при моём сыне! Знай своё место! И скажи спасибо, что я позволяю тебе жить в этой квартире, пока он не придёт в себя. А потом — пойдёшь туда, откуда пришла. В свою коммуналку.

Лена почувствовала, как к горлу подкатил ком обиды. Ей нельзя волноваться. Врач в женской консультации строго предупредил: тонус матки повышен, нужен покой. Она глубоко вдохнула, стараясь успокоить сердцебиение.

— Положите документы, Галина Петровна. Или я вызову полицию. Вы сейчас крадёте имущество.

Свекровь смерила её уничтожающим взглядом, но папку швырнула обратно в ящик.

— Полицию она вызовет… Убогая. Я завтра приеду с юристом и бригадой врачей. Мы оформим опекунство на меня. И тогда ты к нему даже на километр не подойдёшь.

Она вышла из комнаты, громко цокая каблуками. Хлопнула входная дверь, и в квартире снова воцарилась тишина. Лена опустилась на диванчик, стоящий у стены, и закрыла лицо руками. Слёз не было, только дикая усталость и страх за мужа.

За окном завывал ветер, бросая горсти мокрого снега в стекло. Погода портилась, как и настроение Лены. Она включила ночник и подошла к мужу. Нужно было провести вечернюю гигиену — протереть лицо, руки, обработать спину.

— Потерпи, родной, сейчас освежимся, — шептала она привычные слова, смачивая губку. — Галина Петровна ушла. Мы одни. Знаешь, на улице ветер. Зима близко. Помнишь, как мы прошлой зимой ездили на турбазу? Ты тогда учил меня кататься на лыжах…

Она аккуратно протирала его ладонь, разминая каждый палец, чтобы суставы не теряли подвижность. Вдруг ей показалось, что указательный палец Олега дрогнул.

Лена замерла.

— Олег?

Тишина. Только мерный гул увлажнителя воздуха.

— Показалось, — выдохнула она. Нервы совсем расшатались.

Но палец дрогнул снова. На этот раз отчётливо. Лена выронила полотенце. Она обеими руками сжала его прохладную ладонь.

— Олег, ты слышишь меня? Если слышишь, пошевели пальцем! Пожалуйста!

Секунды тянулись мучительно долго, словно время превратилось в густой сироп. И вдруг она почувствовала слабое, едва уловимое нажатие. Словно он пытался удержать её руку.

— Господи… — Лена склонилась к самому его лицу.

Веки Олега дрожали. Он прилагал титанические усилия, чтобы поднять их. Наконец, появилась узкая полоска белков, а затем Лена увидела его зрачки. Взгляд был мутным, расфокусированным, плавающим, но в нём была жизнь.

— Во… ды… — звук был похож на шелест сухой бумаги. Губы едва шевелились.

Лена метнулась к столику, набрала в шприц без иглы немного воды.

— Тихо, тихо, по капельке, — она аккуратно смочила ему губы и влила немного воды. Он с трудом, судорожно сглотнул.

— Я здесь, я с тобой, — она гладила его по волосам, боясь поверить в происходящее. — Ты вернулся.

Олег прикрыл глаза, отдыхая. На его лбу выступила испарина. Лена не отходила ни на шаг, держала его за руку. Прошло около получаса. Он снова открыл глаза. Теперь взгляд был более осознанным, в нём читалась тревога.

— Ма… ма… — прохрипел он с трудом. Язык заплетался, не слушался. — Г-где?

— Она ушла, Олег. Всё хорошо. Она была здесь, но ушла.

Лицо мужа исказила гримаса, похожая на боль или страх.

— Не… пус-кай… — выдавил он. Каждое слово давалось с боем. — Не… пускай… её.

— Почему? — Лена растерялась. — Ты не хочешь её видеть? Она, конечно, сложный человек, но она переживает…

— Нет, — Олег попытался мотнуть головой, но лишь слабо дёрнулся. — Ава-рия… Не… сама.

Сердце Лены пропустило удар.

— О чём ты? Следователь сказал, отказали тормоза. Шланг лопнул. Машина старая была…

— Не старая, — выдохнул Олег. Он копил силы для каждой фразы. — Дача. Перед… выездом. Я видел. Она… под машиной.

Лена почувствовала, как холод пробежал по спине. Тот день. День рождения Олега на даче у свекрови. Всё было как в тумане.

— Она… узнала, — продолжил Олег, глядя на жену с отчаянием. — Ребёнок. Ты… тест… в ванной.

Лена прижала ладонь ко рту. Да, она делала тест утром на даче. Хотела сделать сюрприз вечером, за ужином. Спрятала тест в косметичку, но, возможно, в спешке не застегнула молнию до конца.

— Я слышал… в гараже, — шептал Олег. — Она… по теле-фону… Кричала… «Нищенку… с приплодом… не пущу». Потом… я пошёл. Она вылезла… из-под колеса. Сказала… серёжку искала.

Ужас ледяной волной накрыл Лену.

— Я… не поверил. Сели. Поехали. Поворот… Педаль… в пол. Пусто. Я понял. Понял… что она… Я вывернул… в дерево. Чтоб… тебя… спасти.

Слёзы хлынули из глаз Лены. Она вспомнила тот страшный миг. Крик Олега, удар, темнота. Весь удар он принял на свою сторону, подставил себя под удар о ствол дуба, чтобы спасти пассажирскую сторону.

— Она хотела убить нас? — прошептала Лена.

— Тебя. И… маленького. Думала… я один поеду… или… напугает. Но она… резала… тормоз. Лена… бойся её.

Олег закрыл глаза. Разговор истощил его последние силы. Он впал в забытьё, но теперь это был обычный сон, а не кома.

Лена сидела в полумраке, глядя на мерцающие огоньки приборов. Мир перевернулся. Женщина, которая называла её никчемной сиделкой, которая сегодня рылась в документах, на самом деле была чудовищем. Она была готова рискнуть жизнью собственного сына, лишь бы не допустить рождения «неугодного» внука.

Ночь прошла без сна. Утром Олег снова проснулся. Он был слаб, но решителен.

— Звони… — прошептал он. — Пашке. Прокурору.

Около одиннадцати утра в дверь требовательно застучали. Лена посмотрела в глазок — Галина Петровна. Не одна. Рядом стоял мужчина с портфелем и два крепких санитара в форме частной скорой помощи.

Лена открыла дверь, но оставила её на цепочке.

— Открывай немедленно! — рявкнула свекровь. — Хватит устраивать цирк. Мы приехали за Олегом.

— Вы никого не заберёте, — спокойно ответила Лена. Внутри неё всё дрожало, но голос звучал сталью.

— Ломайте дверь! — визгнула Галина Петровна, обращаясь к санитарам. — Я плачу вам деньги!

— Галина Петровна, не стоит портить имущество, — раздался мужской баритон с лестничного пролёта.

По лестнице поднимался Павел, армейский друг Олега, а за ним двое сотрудников полиции.

Свекровь замерла, её рука, занесённая для удара в дверь, повисла в воздухе.

— Паша? А ты какими судьбами? Мы вот Олега в санаторий оформляем…

— Не будет санатория, — Павел подошёл вплотную. Его лицо было мрачным. — Лена, открывай.

Лена сняла цепочку. В тесную прихожую набились люди. Санитары, почуяв неладное, бочком отошли к лифту.

— Что происходит? — Галина Петровна попыталась вернуть себе властный тон, но голос предательски дрогнул. — Я буду жаловаться!

— Гражданка Смирнова, — сухо произнёс полицейский. — Вы задерживаетесь по подозрению в покушении на убийство двух и более лиц.

— Бред сумасшедшего! — она побелела. — Какое покушение? Это был несчастный случай! Старая машина! У вас ничего на меня нет!

— Есть, — тихо сказал Павел. — Мы подняли архив вашего соседа по даче, полковника в отставке Воронова. Он пишет всё, что происходит вокруг его забора, на отдельный сервер и хранит записи годами. Там отлично видно, как вы с кусачками залезаете под машину сына за сорок минут до отъезда. А экспертиза ещё тогда показала ровный срез на шланге, но мы грешили на брак детали. Теперь всё сложилось.

Ноги Галины Петровны подогнулись. Она привалилась к стене, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.

— Я… я просто хотела… — забормотала она. — Я не думала, что так выйдет… Я хотела, чтобы они в кювет съехали… Чтобы она испугалась и выкидыш случился… Не хотела я Олега…

— Вы понимаете, что вы сейчас признаётесь под протокол? — спросил полицейский.

— А ещё есть свидетель, — Лена распахнула дверь в спальню. — Олег пришёл в себя. И он всё помнит.

Из глубины комнаты донёсся тихий, но отчётливый голос:

— Я всё видел, мама.

Это был финал. Галина Петровна сползла по стене, закрыв лицо руками. Вся её спесь, вся надменность рассыпались в прах, оставив лишь жалкую, перепуганную женщину, осознавшую чудовищность своего поступка.

Её увели. В квартире стало тихо.

Павел зашёл в комнату к другу.

— Ну ты, брат, даёшь, — он сжал руку Олега. — Напугал нас всех. Держись. Теперь выкарабкаешься. А с матерью… суд разберётся.

Олег слабо кивнул и перевёл взгляд на жену.

— Иди… ко мне…

Лена села на край кровати, положила голову ему на плечо. Теперь она знала — самое страшное позади.

Прошло пять месяцев.

Майское солнце щедро заливало палату реабилитационного центра. Лена, чей живот уже был большим и круглым, разбирала пакет с продуктами.

— Ну что, боец, готов к труду и обороне? — бодро спросил врач-реабилитолог, входя в палату.

Олег сидел на кровати, спустив ноги. Он заметно окреп, плечи раздались вширь, в глазах появился живой блеск, хотя движения всё ещё были немного скованными.

— Готов, — ответил он. Речь восстановилась почти полностью, лишь иногда, когда он волновался, проскальзывала лёгкая замедленность.

Он взялся за поручни ходунков. Мышцы напряглись.

— Давай, на счёт три. Раз, два, три!

Олег выдохнул, оттолкнулся и поднялся. Он стоял. Сам. Его ноги слегка дрожали от напряжения, но он держал равновесие.

Лена смотрела на него, прижав руки к груди, и улыбалась сквозь слёзы.

— Молодец! — похвалил врач. — А теперь шаг. Левой.

Олег сосредоточился, на лбу выступила вена. Он сделал шаг. Потом второй.

— Я выйду отсюда на своих двоих, — сказал он, глядя на жену. — К рождению сына я должен ходить.

— Должен, — кивнула Лена. — Мы тебя очень ждём.

Суд над Галиной Петровной был быстрым. Видеозапись и её собственное признание не оставили адвокатам шансов. Ей дали реальный срок. Квартиру и дачу Олег решил продать, чтобы оплатить лечение и купить новое жилье, подальше от воспоминаний. Он так и не смог простить мать, хотя она писала ему длинные, сбивчивые письма. Он их не читал.

В середине июня, когда тополя засыпали город белым пухом, у Лены начались схватки. Олег к тому времени уже ходил с тростью, уверенно и довольно быстро.

Он присутствовал на родах. Держал Лену за руку, помогал дышать. И когда раздался громкий, требовательный крик младенца, Олег, сильный мужчина, прошедший через ад боли и восстановления, не смог сдержать слёз.

— Сын, — акушерка положила теплый сверток Лене на грудь. — Три девятьсот! Богатырь!

Малыш открыл глазки — темно-синие, как у отца, — и смешно нахмурился.

— Как назовём? — спросила Лена, целуя крохотную макушку.

— Виктором, — твёрдо сказал Олег. — Победителем.

Через три дня они выписывались. Олег стоял у крыльца роддома, опираясь на элегантную трость. Рядом стоял Павел с машиной. Лена вышла на крыльцо с конвертом в руках. Солнце слепило глаза, ветер шелестел листвой берёз.

Олег подошёл к жене, осторожно взял сына на руки. Он смотрел на маленькое личико с такой нежностью, на которую способны только те, кто однажды чуть не потерял всё.

— Ну что, домой? — спросил Павел, открывая дверцу.

— Домой, — ответила Лена.

Она посмотрела на мужа, на сына, и вспомнила слова свекрови: «Знай своё место».

— Я знаю своё место, — прошептала она, садясь в машину. — Моё место здесь. Рядом с ними. И никто больше не посмеет это изменить.