В выписной комнате пахло лилиями и хлоркой. Этот приторный, удушливый запах Екатерина запомнила на всю жизнь. Она поправляла кружевной уголок конверта, в котором сопела дочь, и пыталась унять дрожь в коленях. Не от радости — от странного предчувствия.
Внизу их ждали. Игорь прислал сообщение: «Мы поднялись». Почему «мы»? Они ведь договаривались, что он приедет один, без пышных церемоний.
Дверь распахнулась. На пороге стоял Игорь с букетом роз, а рядом, монументальная, как ледокол, возвышалась Галина Петровна в своей неизменной норковой шубе. Взгляд свекрови, обычно колючий, сегодня был каким-то стеклянным, блуждающим.
— Катюша! — Игорь шагнул вперед, сияя. — Ну, давай мне мою принцессу!
Но он не успел. Галина Петровна с неожиданной для её возраста прытью оттеснила сына.
— Нет, — отрезала она. Голос был сухой, скрипучий. — Я сама.
Катя даже не успела среагировать, как свекровь выхватила сверток из рук медсестры. Та лишь ойкнула. Галина Петровна прижала ребенка к себе, отступила на шаг и резко дернула край одеяла, вглядываясь в личико младенца.
— Мам, ты чего? Застудишь! — Игорь попытался обнять мать, но та отшатнулась, как от огня.
— Не подходи! — взвизгнула она. — Я так и знала!
В комнате повисла тишина. Фотограф, который дежурил у двери, опустил камеру.
— Галина Петровна, отдайте Лену, нам ехать пора, — Катя протянула руки, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё похолодело.
Свекровь подняла на неё глаза. В них не было узнавания. Только животный страх и злоба.
— Ты ей не мать, поэтому не имеешь права голоса! — выпалила она, пятясь к выходу. — Я вижу! У неё нос не наш. И уши. Ты кого подсунула моему сыну?
— Вы бредите? — Катя шагнула к ней. — Это ваша внучка, родилась три дня назад. Игорь, сделай что-нибудь!
— Не лги! — Галина Петровна прижала сверток так сильно, что Лена заплакала. — Я знаю твои фокусы. Ты её купила! Или украла! Ты бесплодная, я читала твою карту! Анализы докажут!
— Какую карту? — опешил Игорь. — Мам, поехали домой, люди смотрят...
— Домой едем я и ребенок. А эта, — она ткнула пальцем в сторону Кати, — пусть идет в полицию с повинной. Я требую тест ДНК! Прямо сейчас! Не отдам девочку чужой бабе!
Она развернулась и быстро, почти бегом, направилась к лестнице. Охранник на выходе растерянно переводил взгляд с убегающей пожилой дамы на застывшую пару.
— Игорь! — Катя схватила мужа за рукав куртки. — Ты почему молчишь? Останови её! Она уронит ребенка! Вызывай охрану!
Игорь выглядел жалко. Красные пятна пошли по шее, губы дрожали.
— Кать, тихо... Не надо охраны. Ты же видишь, у неё давление скакнуло. Или срыв. Если мы сейчас начнем отнимать силой, у неё сердце остановится. Пожалуйста. Поедем к ней, успокоим, чаю попьем. Она увидит бирку и успокоится.
— Чаю? — Катя не верила своим ушам. — Она украла нашу дочь!
— Она бабушка! Просто перенервничала! Садись в машину, быстро!
Поездка была адом. Свекровь заперлась с ребенком на заднем сиденье автомобиля Игоря, приказав Кате сесть вперед и «не дышать в сторону внучки». Всю дорогу Галина Петровна бормотала какую-то чушь про «цыганскую кровь» и «подменных детей».
По приезду в квартиру свекрови ситуация стала патовой. Галина Петровна забаррикадировалась в спальне.
Началась неделя, которую Екатерина потом будет вспоминать как тюремное заключение. Она не уходила, потому что не могла оставить Лену. Свекровь, словно тюремный надзиратель, выдавала ребенка только на кормление, стоя над душой и следя, чтобы Катя «не сглазила» девочку.
В квартире пахло валерьянкой и старыми газетами. Игорь метался между двумя огнями.
— Игорь, звони в психушку, — требовала Катя на кухне, когда свекровь затихала. — Это не давление. Она не в себе.
— Не смей! — шипел муж, хватаясь за голову. — Ты хочешь мать в овощ превратить? Ей просто нужно доказательство. Я заказал тест. Курьер приедет завтра. Сделаем, покажем ей бумажку, она извинится, и мы уедем. Потерпи ради меня! У неё возраст!
Катя терпела. Ради Лены, ради мужа, который казался просто растерянным сыном. Она спала урывками на жестком диване в гостиной, вздрагивая от каждого шороха.
На третий день Катя зашла в ванную и увидела на полке, заставленной кремами, полупустой пузырек. «Мемантин». Она знала это название — у бабушки её подруги был такой же. Препарат при деменции. Дата на упаковке — полгода назад.
Внутри всё оборвалось.
Вечером, когда Игорь вернулся с продуктами, она молча положила пузырек перед ним на стол.
— Ты знал?
Игорь отвел глаза.
— Это для профилактики... Врач выписал.
— Не ври мне. Это не витамины. Ты знал, что у неё деменция?
— Начальная стадия! — взорвался он шепотом. — Врач сказал, прогресс медленный! Я не хотел тебя пугать во время беременности! Думал, обойдется.
— Обойдется? Она считает, что я украла ребенка! Она называет меня Раей!
— Какой Раей? — Игорь побледнел.
— Той, что твоего отца увела. Я слышала ночью, как она со стеной разговаривает.
— Катя, тише... Если мы сейчас вызовем врачей, её заберут. В спецлечебницу. Ты представляешь, что это такое? Это конец. Дай мне время! Вот придут результаты ДНК, она поймет, что ошиблась, успокоится, и мы наймем сиделку.
— Ты торгуешься здоровьем дочери и моей психикой ради своего спокойствия, — констатировала Катя. — Ты просто трус, Игорь.
Результаты пришли через два дня. Утром курьер передал конверт. Галина Петровна сидела в кресле, торжествующая, держа Лену на руках, как трофей.
— Читай, — приказала она сыну. — Громко.
Игорь вскрыл конверт. Руки у него тряслись так, что бумага ходила ходуном.
— Вероятность материнства 99,9%. Катя — мать.
Свекровь замерла. Её лицо вытянулось, губы задрожали. Она выхватила листок, поднесла к глазам, щурясь.
— Не может быть... — прошептала она растерянно, и в этот момент она превратилась из монстра в глубоко несчастную старуху. — Но ведь... Рая... Она же стояла здесь...
— Мама, Раиса умерла десять лет назад, — устало сказал Игорь. — Это Катя. Моя жена. Отдай ей ребенка.
Галина Петровна обвела комнату мутным взглядом, потом посмотрела на сверток в руках, словно видела его впервые.
— Катя? — переспросила она тихо. — А почему мы не гуляем? Погода хорошая...
Катя молча подошла и забрала дочь. Свекровь не сопротивлялась. Её руки безвольно упали на колени.
— Я вызываю такси, — сказала Катя, направляясь в прихожую. Она уже собрала сумку с вещами, пока ждали курьера.
— Кать, подожди! — Игорь бросился за ней. — Куда ты? Всё же выяснилось! Маме сейчас плохо, она осознала. Нам надо обсудить лечение, сиделку... Я один не потяну, мне работать надо!
Катя обувалась одной рукой, прижимая к себе Лену.
— Ты один, Игорь. Теперь ты совсем один.
— Ты бросаешь меня в такой момент? Из-за болезни матери? — он перешел на крик, в котором сквозила паника. — Это подло!
— Нет. Я ухожу не из-за болезни твоей мамы. Я ухожу, потому что ты неделю смотрел, как надо мной издеваются, и не сделал ничего, чтобы защитить свою семью. Ты знал диагноз и позволил этому случиться. Ты выбрал быть хорошим сыном, но перестал быть мужем и отцом.
— Но я боялся за неё!
— А за дочь ты не боялся?
В дверь позвонили. Такси.
— Катя, не дури! — Игорь схватился за ручку двери. — Кому ты нужна с грудным ребенком? Подумай о Лене! Ей отец нужен!
— Ей нужен отец, а не перепуганный мальчик, который прячется за маминой юбкой, — отрезала она. — Открой дверь.
Игорь отступил.
Катя вышла на лестничную площадку. Лифт не работал, пришлось спускаться пешком, прижимая к груди драгоценный сверток. На улице было ветрено, но этот холодный воздух показался ей самым сладким в жизни.
Полгода спустя.
Осень раскрасила парк в багровые и золотые тона. Катя сидела на скамейке, наблюдая, как Лена, сидя в коляске, пытается поймать падающий кленовый лист.
Телефон в кармане завибрировал. «Бывший муж».
Катя помедлила, но ответила.
— Да.
— Привет, — голос Игоря был глухим, словно простуженным. — Как Лена?
— Растет. Ползать начала.
— Здорово... — пауза затянулась. — А у нас всё плохо. Мама совсем слегла. Не узнает никого. Я с работы ушел, сижу с ней. Деньги кончаются. Кать, может... может, ты разрешишь увидеться? Я скучаю. И помощь нужна, хоть какая-то. Я не вывожу.
Катя смотрела на яркое небо. Ей было его жаль? Наверное, по-человечески. Но где-то очень глубоко.
— Алименты приходят вовремя, спасибо, — сухо ответила она. — Насчет встреч — подавай в суд, установят график. А насчет помощи... Ты свой выбор сделал тогда, в коридоре роддома.
— Я просто хотел, чтобы всем было хорошо! — в отчаянии выкрикнул он.
— А получилось, что хорошо только тебе. Ты остался в зоне комфорта, не принимая решений. Теперь это твоя жизнь.
— Ты жестокая.
— Я справедливая. Прощай, Игорь.
Она нажала «отбой» и заблокировала экран. К скамейке подошел её отец, неся два стаканчика с горячим кофе.
— Кто звонил? — спросил он, глядя на её нахмуренное лицо.
— Никто, папа. Просто ошиблись номером.
Катя улыбнулась дочери, поправила шапочку, съехавшую на ухо, и сделала глоток кофе. Он был горячим и горьким, но именно такой сейчас и был нужен, чтобы окончательно проснуться от дурного сна длиной в несколько лет.