Звук отдираемого скотча в вечерней тишине кухни показался Лене оглушительным, словно выстрел. Она вздрогнула и чуть не выронила скользкую от пены тарелку обратно в раковину. За спиной, развалившись на кухонном уголке, Андрей распаковывал очередную посылку. Картонная коробка была растерзана, и на стол, прямо на клеёнку в цветочек, вывалилось что-то черное, блестящее, пахнущее резиной и химией.
– Смотри, Ленка, вещь! – Андрей победно поднял над головой комплект автомобильных ковриков с высокими бортами. – Ячеистая структура, влагу держат, грязь не развозят. И всего пять тысяч с доставкой. Урвал по старой цене, сейчас такие уже семь стоят.
Лена выключила воду. Счётчики крутились бешено, а квитанция за прошлый месяц и так пробила брешь в бюджете. Она вытерла руки вафельным полотенцем, повернулась к мужу и посмотрела сначала на коврики, потом на его довольное лицо.
– Пять тысяч? – переспросила она тихо. – Андрюш, мы же вчера говорили. У Пашки куртка по шву поползла, молния заедает. Аня вторую неделю просит сдать деньги на экскурсию, весь класс едет, одна она как сирота.
Андрей нахмурился, его хорошее настроение мгновенно улетучилось, как пар над кастрюлей. Он отшвырнул упаковку на подоконник.
– Опять ты начинаешь? Ну что ты за человек такой, Лена? Я с работы пришел, устал, хотел радостью поделиться. Для семьи стараюсь, между прочим! Машина должна быть в порядке, это наш кормилец, наше лицо. В грязном салоне ездить – себя не уважать.
– Лицо? – Лена устало присела на табуретку напротив. – Андрей, ты на этой машине ездишь только на работу и к своей маме. Дети в ней бывают раз в год. А ходят они пешком. И мёрзнут сейчас, в ноябре.
– Не преувеличивай. Ноябрь теплый, – отмахнулся он, доставая телефон. – А насчет куртки… Ну, зашей. У тебя руки откуда растут? Или в ателье отнеси, рублей триста возьмут. Нашла проблему. А на экскурсию… Перебьется Анька. Нечего с детства к развлечениям привыкать, пусть лучше уроки учит.
– Я не могу зашить, там ткань поползла, ветхая уже, – терпеливо, как маленькому, объясняла Лена. – И денег на новую у меня нет. Моя зарплата закончилась три дня назад. Мы доедаем гречку и суп на куриных спинках.
Андрей тяжело вздохнул, всем своим видом показывая, как ему тяжело нести бремя общения с такой непрактичной женщиной.
– Вот вечно у тебя денег нет. Куда ты их деваешь? Сорок тысяч – нормальная сумма для бабы. Уметь надо распоряжаться. Акции ловить, не хватать всё подряд.
– Я и так ловлю. Я знаю цены во всех магазинах района наизусть. Но квартплата, проезд, школа, еда… Андрей, ты получаешь сто двадцать. И премии. Почему я должна выпрашивать у тебя на одежду детям?
Он резко встал, подошел к холодильнику, достал банку пива. Щелкнуло кольцо.
– Потому что, дорогая моя, у нас в семье порядок такой, – он сделал глоток и посмотрел на нее сверху вниз. – Запомни раз и навсегда, а лучше запиши, если память девичья: твоя зарплата – это наши общие деньги, на хозяйство. А моя зарплата – это мой ресурс. Я обеспечиваю наш статус, я коплю на глобальные цели, я решаю вопросы. Я мужик, в конце концов. И не тебе считать мои деньги.
Лена молчала. Этот разговор повторялся из месяца в месяц, менялись только декорации: то новые чехлы, то спиннинг, то дорогой видеорегистратор. А она штопала колготки и варила суп из того, что было по акции. Десять лет брака превратили её в функцию, в удобный бытовой прибор, который должен работать тихо и не требовать затрат.
В прихожей хлопнула дверь – вернулись дети с прогулки. Пашка шмыгал носом, Аня что-то оживленно рассказывала брату. Лена встрепенулась, натянула привычную улыбку и пошла встречать, оставив мужа наедине с его пивом и ковриками.
Жизнь текла своим чередом, серая и вязкая, как осенняя грязь. Лена крутилась между работой в отделе кадров, домом и школой. Андрей жил своей жизнью параллельно: работа, гараж с друзьями, поездки к маме, Галине Петровне, по выходным. Свекровь Лену не жаловала, считала бесхарактерной и «недотягивающей» до её драгоценного сына, поэтому Лена старалась бывать там реже, чтобы не слушать нравоучения о том, как правильно жарить котлеты и крахмалить рубашки.
Перемены ворвались в их жизнь не с весенним ветром, а с телефонным звонком в промозглый мартовский вторник. Номер был незнакомый, междугородний. Звонила соседка тёти Веры, единственной родной души Лены, жившей в маленьком городке за триста километров.
– Леночка, крепись… Вера Павловна сегодня ночью… Во сне, тихо ушла.
Лена опустилась на стул прямо в коридоре офиса, сжимая телефон побелевшими пальцами. Тётя Вера. Папина сестра. Строгая, но справедливая женщина, всю жизнь проработавшая врачом. Она никогда не была замужем, детей не имела, и Лена была для неё вместо дочери. Они созванивались каждую неделю, но виделись редко – билеты стоили денег, а Андрей всегда находил причины не давать машину для поездки.
Вечером Лена, с красными от слёз глазами, собирала небольшую сумку. Андрей смотрел телевизор, лениво переключая каналы.
– Андрюш, мне ехать надо. Похороны послезавтра. Дай денег на билет и на первое время там, помочь с организацией.
Муж даже не повернул головы.
– Умерла всё-таки? Ну, возраст. А денег нет. Я вчера резину летнюю оплатил, премиальную взял, пока скидки. На карте ноль.
– Как ноль? – Лена замерла с парой носков в руках. – Андрей, это похороны. Родной человек.
– Ну так это твоя родня, Лен. У тебя же есть какие-то свои сбережения? Или ты всё спустила? Вот и крутись. Займи у коллег, кредит возьми. Почему я должен оплачивать проблемы твоих родственников? Тётка твоя нам ни копейки при жизни не дала, только открытки слала.
Внутри у Лены что-то оборвалось. Тонкая струна, на которой держалось её терпение, её надежда на то, что он всё-таки хороший, просто сложный, просто устал… Струна лопнула с оглушительным звоном. Она молча закрыла сумку. Ни слова больше не сказала.
Деньги она заняла у начальницы. Та дала без вопросов, ещё и отгулы оформила.
Похороны прошли скромно, но достойно. Пришли бывшие пациенты, соседи. А после поминок к Лене подошел нотариус, старый знакомый тёти Веры.
– Елена Викторовна, зайдите ко мне завтра. Есть разговор.
Лена думала, речь пойдет о старом домике, в котором жила тётя. Но в кабинете нотариуса её ждало потрясение.
– Вера Павловна была женщиной старой закалки, экономной и прозорливой, – нотариус снял очки и протер их платком. – Она оставила завещание. Всё движимое и недвижимое имущество переходит вам.
– Имущество? – переспросила Лена. – Домик?
– И домик. Но главное – квартира здесь, в областном центре. Двухкомнатная, в новом фонде. Вера Павловна купила её пять лет назад, сдавала, копила. И банковский счёт.
Когда нотариус озвучил сумму на счёте, Лена почувствовала, как земля уходит из-под ног. Этих денег хватило бы, чтобы купить ещё одну квартиру, сделать ремонт и жить безбедно несколько лет.
Выйдя на улицу, она первым делом достала телефон. Палец привычно навис над контактом «Муж». Сейчас она позвонит, расскажет, и Андрей обрадуется. Он скажет: «Вот это да, Ленка! Молодец тётка!». Они закроют его вечные «хотелки», купят детям одежду, может быть, даже съездят на море…
А потом она вспомнила его спину на диване. Вспомнила фразу: «Твоя родня – твои проблемы». Вспомнила глаза Пашки, когда он прятал дырявый ботинок.
Лена медленно убрала телефон в карман. Весенний ветер холодил разгоряченные щёки. Она пошла в кафе, заказала себе кофе и пирожное. Самое дорогое. Сидела, смотрела в окно и принимала решение, которое изменило всё.
Домой она вернулась тихая, спокойная. Андрей даже не спросил, как всё прошло, только буркнул, что ужин не готов. Лена молча встала к плите.
Началась её двойная жизнь.
Официально ничего не изменилось. Она всё так же ходила на работу, отдавала зарплату на продукты и коммуналку, слушала упрёки мужа. Но внутри неё появилась стальная уверенность. У неё была тайна. И эта тайна грела лучше любой шубы.
В выходные, сказав Андрею, что на работе аврал и нужно выходить сверхурочно (он только обрадовался, что не будет мельтешить перед глазами), Лена ехала в свою новую квартиру. Квартиранты съехали сразу после смерти тёти, и квартира стояла пустая, гулкая, но такая родная.
Лена затеяла ремонт. Не косметический, а настоящий, для себя. Она наняла бригаду по рекомендации. В телефоне прораб был записан как «Светлана Бухгалтерия», а дизайнер – как «Наталья Кадры».
Это было упоительное чувство – выбирать. Не самое дешёвое, а то, что нравится. Она гладила рукой образцы обоев, выбирая тёплый фисташковый оттенок для кухни. Она заказывала плитку в ванную цвета морской волны. Она купила детям двухъярусную кровать в виде корабля, о которой мечтал Пашка, и письменный стол для Ани с кучей ящичков.
Однажды она чуть не попалась. Сидела вечером на кухне, выбирала в планшете люстру, и Андрей неслышно подошел сзади.
– Что смотришь? – спросил он, заглядывая через плечо.
Лена мгновенно свернула вкладку. Сердце колотилось где-то в горле.
– Да так… Мечтаю. Подруга ремонт делает, скинула варианты, спрашивает совета.
– Хрусталь? – хмыкнул Андрей. – Дорого и глупо. Пыль собирать. Скажи ей, пусть споты берет, практичнее.
– Скажу, – кивнула Лена, стараясь не смотреть на него.
Месяцы шли. Квартира преображалась. Лена перевезла туда часть вещей – потихоньку, в пакетах, якобы «старое на дачу коллеге». Купила себе красивое бельё, дорогую косметику, которую прятала на работе. Она стала выглядеть лучше, глаза блестели. Андрей приписывал это тому, что он, наконец, «воспитал» жену, и она перестала ныть.
Гром грянул в ноябре, когда первый снег уже плотно лег на землю.
Лена вернулась домой пораньше, чтобы успеть приготовить ужин. Но в квартире было подозрительно тихо. В прихожей стояли ботинки мужа, хотя он должен был быть на работе.
Она прошла на кухню. Андрей сидел за столом, обхватив голову руками. Перед ним стояла початая бутылка водки и рюмка. Он был бледен, галстук сбился набок.
– Что случилось? – спросил Лена, ставя сумку на пол.
Он поднял на неё глаза, полные какой-то детской обиды и растерянности.
– Всё, Лен. Приплыли. Уволили меня.
– Как уволили? – Лена опешила. Андрей всегда кичился своей незаменимостью.
– Подсидели, гады. Пришло новое руководство, молодняк. Сказали – оптимизация кадров, вы нам не подходите, у нас новый вектор развития. Стариков всех за борт. Одним днём, Лен! Даже отработать не дали.
Он налил себе, выпил залпом, не закусывая.
– Ну, ты специалист опытный, – осторожно начала Лена. – Найдешь другую работу. Выходное пособие выплатили?
– Выплатили… Копейки. Оклад-то у нас официальный маленький был, всё остальное в конвертах и премиях. А с оклада – курам на смех.
Андрей помолчал, тяжело дыша, потом вдруг схватил Лену за руку. Ладонь у него была влажная, неприятная.
– Ленусь, тут такое дело… Я тебе не говорил, не хотел расстраивать. Я кредит взял.
– Кредит? – Лена почувствовала, как холодок пробежал по спине. – На что?
– Ну… На ту поездку в Карелию с пацанами, помнишь? Снаряжение, лодка… И маме на даче забор новый поставили, она просила. В общем, там сумма приличная набежала. И по карте кредитной лимит исчерпан. Я думал, с новогодней премии закрою, а теперь…
Он назвал ежемесячный платеж. Сумма была ровно такой, какую Лена получала на руки за месяц каторжного труда.
– И что теперь? – спросил она бесцветным голосом.
– Как что? Мы же семья! – Андрей оживился, в глазах появился лихорадочный блеск. – Ты должна меня поддержать. Сейчас затянем пояса. Твоя зарплата пойдет на погашение кредита, я не могу просрочки допустить, мне коллекторы не нужны.
– А жить на что? – Лена высвободила руку. – Детей кормить, одевать? За квартиру платить?
– Ну займешь! У матери своей попросишь… а, нет у тебя матери. У подруг займи! Кредит на себя возьми, тебе дадут, у тебя история чистая. А я пока дома посижу, отдышусь, стресс сниму. Месяца три-четыре, не меньше. Не могу я сейчас бегать, унижаться, работу искать. Я руководитель, мне статус не позволяет абы куда идти.
– То есть, – медленно проговорила Лена, – я должна содержать нас четверых, платить твои долги за твои развлечения и забор твоей мамы, а ты будешь «отдыриваться» на диване?
– Ты не передергивай! – Андрей ударил кулаком по столу. Бутылка звякнула. – Я тебя десять лет содержал! Ты за моей спиной как у христа за пазухой жила! Имею я право на поддержку? Или ты только в радости со мной готова быть? Крыса ты, Ленка, если так думаешь.
– Содержал? – Лена горько усмехнулась. – Андрей, я работала всегда. Даже в декрете подработки брала. Моя зарплата уходила на нас, а твоя – на твои игрушки.
– Не считай мои деньги! – заорал он. – В общем так. Завтра идешь в банк и берешь кредит. Закроем мои долги, чтобы проценты не капали. И точка. Я мужик, я так сказал.
– А если не дадут?
– Дадут. А не дадут – продавай что-нибудь. Вон, серьги у тебя золотые лежат, от бабки твоей. На черта они тебе? Лежат мертвым грузом. Продай, пару месяцев протянем.
Лена встала. Она посмотрела на мужа, и ей стало вдруг так легко, словно с плеч свалился рюкзак с кирпичами, который она тащила десять лет. Жалости не было. Любви не было. Было только брезгливое удивление: и с этим человеком она делила постель?
– Нет, Андрей, – твердо сказала она. – Кредит я брать не буду. И серьги продавать не буду.
– Что?! Ты как со мной разговариваешь? Ты страх потеряла?
В прихожей снова хлопнула дверь. Дети. Они всегда приходят вовремя.
– Мам, пап, мы дома! – крикнул Пашка.
Лена вышла в коридор, обняла сыновей, быстро шепнула:
– Идите в комнату, закройтесь и соберите рюкзаки. Учебники, самое любимое. Быстро.
– Зачем? – удивилась Аня.
– Мы едем в гости. Сюрприз.
Когда дети скрылись за дверью, Лена вернулась на кухню. Андрей уже налил новую рюмку.
– Я подаю на развод, Андрей.
Он поперхнулся водкой, закашлялся, лицо побагровело.
– Чего? Какой развод? Ты совсем умом тронулась? Кому ты нужна, с двумя прицепами, стареющая тетка? Да ты приползешь через неделю!
– Не приползу.
– А жить где будешь? Под забором? Квартира-то моя! Бабушкина! Выгоню на мороз, так и знай!
Лена спокойно достала из сумочки связку ключей с брелоком в виде маленького домика.
– Не выгонишь. Я сама ухожу.
– Куда? К хахалю? Я так и знал! Шлюха!
– Домой, Андрей. В свою квартиру.
– В какую еще квартиру? – он даже привстал.
– В ту самую, которую мне оставила тётя Вера. Ты же не хотел знать подробности наследства? Тебе было неинтересно. Так вот, она оставила мне двушку в центре. И деньги.
Андрей плюхнулся обратно на стул. Рот его открылся, глаза выпучились.
– Деньги? Много?
– Достаточно.
– И ты… ты полгода молчала? – прошептал он, начиная осознавать масштаб катастрофы. – У тебя были деньги, а я… я кредит брал? Я на резине экономил?
– Ты брал кредит на лодку и забор, Андрей. Не на хлеб.
– Это же общие деньги! – взвизгнул он, вскакивая. Стул с грохотом упал. – В браке всё общее! Ты крысила у семьи! У собственных детей кусок изо рта вырывала!
– Нет, милый. Я жила по твоим правилам. Помнишь? «Твоя зарплата – это наши общие деньги, а моя – только моя». Я выучила урок на отлично. Моя зарплата шла в семью. А моё наследство – это только моё. Личное имущество, полученное по безвозмездной сделке. Не делится. Спроси любого юриста.
Андрей стоял посреди кухни, красный, взъерошенный, жалкий и страшный одновременно. Он понял, что проиграл.
– Лен… – тон его резко сменился на заискивающий. – Ну прости. Ну перегнул. Нервы, сам понимаешь. Стресс такой. Давай не будем горячиться? У нас же теперь две квартиры! Одну сдавать можно, кредит закроем, заживем как люди! Я машину поменяю, тебя на море отвезу… Ленусь?
Лена посмотрела на него как на пустое место.
– Дети, вы готовы? – громко крикнула она.
Паша и Аня вышли в коридор с рюкзаками. Они всё слышали. Они всегда всё слышали, эти крики, эти унижения. И сейчас в их глазах не было страха, только ожидание.
– Мы уезжаем, – сказала им Лена.
– Навсегда? – тихо спросил Пашка.
– Навсегда.
– Стоять! – рявкнул Андрей, пытаясь преградить им путь. – Я не разрешаю! Я отец!
Лена спокойно достала телефон.
– Я сейчас вызову полицию, Андрей. Скажу, что пьяный дебошир угрожает детям. Тебе это надо? С твоим-то поиском работы?
Он отступил. Злоба в его глазах смешалась с бессилием.
– Валите! – крикнул он им в спину. – Валите! Сдохнете там без меня! Приползешь еще, в ногах валяться будешь!
Дверь захлопнулась, отрезая их от запаха перегара и скандалов.
На улице шел густой, пушистый снег. Он укрывал грязный асфальт белым покрывалом, делая мир чистым и новым. Лена вдохнула морозный воздух полной грудью. Так легко ей не дышалось уже десять лет.
Она вызвала такси «Комфорт плюс». Впервые в жизни.
– Мам, а куда мы? – спросила Аня, прижимаясь к ней в теплой машине.
– Домой, зайка. В настоящий дом. Там у вас у каждого своя комната. И у Пашки кровать-корабль.
– Правда? – глаза сына расширились.
– Правда. И кухня большая. Фисташковая. Будем там пить чай с пирогами и никто нас не будет ругать.
Развод был грязным. Андрей бился в истерике, бегал по судам, пытался доказать, что Лена утаила доходы, что она мошенница. Галина Петровна караулила Лену у работы, плевалась и кричала проклятия на весь двор.
Но закон был прост и суров. Наследство разделу не подлежит. Кредиты, взятые без согласия супруга и потраченные не на нужды семьи (а чеки на лодку и договор на забор были на имя Андрея), остались с Андреем.
Алименты назначили смешные, с пособия по безработице, но Лене они были не нужны.
Прошел месяц.
Андрей сидел на кухне у своей матери. Свою квартиру ему пришлось сдать шумной бригаде строителей – только так можно было гасить кредит, который душил его мертвой хваткой. Работу он так и не нашел – гордость не позволяла идти на понижение, а начальником никто не брал.
Галина Петровна гремела посудой и пилила его:
– Вот, дожил! Сорок лет мужику, а сидит у матери на шее! Упустил бабу с приданым! Я тебе говорила, в ежовых рукавицах надо было держать, все счета контролировать! А ты? Эх, тюфяк!
Андрей молча хлебал пустой суп. Он вспоминал тот вечер, когда принес домой коврики. Если бы он тогда дал ей денег на куртку… Если бы поехал на похороны… Если бы просто был человеком. Но история не терпит сослагательного наклонения.
А в другом конце города, в уютной кухне с теплыми фисташковыми стенами, Лена накрывала на стол. Пахло ванилью и свежей выпечкой – она испекла шарлотку в новой духовке.
– Мам, смотри, кого мы нашли! – закричали дети из прихожей.
Они внесли в кухню мокрого, дрожащего рыжего котенка.
– Он в подъезде плакал, – сказал Пашка. – Можно мы его оставим?
Раньше Лена бы испугалась: «Папа не разрешит, шерсть, запах…». Но сейчас она улыбнулась.
– Конечно, можно. Это теперь наш дом. И мы здесь решаем, кто с нами живет.
Она налила котенку молока в блюдце. За окном падал снег, но здесь было тепло. И впервые за долгие годы Лена знала точно: завтра будет хороший день. Потому что это её день. И её жизнь. Только её.