Солнце с самого утра заливало гостиную, безжалостно высвечивая каждую пылинку в солнечном луче. День обещал быть жарким, душным, но Елена Петровна хлопотала на кухне, не открывая окон, чтобы не простудиться на сквозняке. В духовке румянился курник — высокий, праздничный, с сложной начинкой, как любил сын. На столе уже остывали ватрушки с творогом, прикрытые льняным полотенцем.
Она поправила перед зеркалом новую блузку персикового цвета. Игорёк обещал заехать с женой к обеду. Елена Петровна ждала их с особым трепетом. В последнее время сын стал звонить реже, ссылаясь на завалы на работе, и этот визит казался ей знаком примирения, попыткой вернуть прежнюю теплоту в их отношения.
Квартира блестела. Высокие потолки «сталинки», старый, но крепкий дубовый паркет, хрусталь в серванте — всё это было частью её жизни, её истории. Здесь вырос Игорь, здесь они с покойным мужем Алексеем прожили лучшие годы.
Звонок в дверь прозвучал резко.
— Бегу, бегу! — крикнула она, на ходу вытирая руки.
Игорь вошел первым, даже не улыбнувшись. Он казался напряженным, галстук был ослаблен, лоб блестел от пота. Следом вошла Марина, обмахиваясь журналом.
— Фу, ну и духота у вас, Елена Петровна, — вместо приветствия сказала невестка, окидывая критическим взглядом коридор. — Кондиционер давно пора поставить.
— Здравствуй, Мариночка. Здравствуй, сынок. Проходите, мойте руки, у меня всё готово, — суетилась Елена Петровна, стараясь не замечать холодного тона.
За столом разговор не клеился. Игорь ел механически, быстро, словно торопился на поезд. Марина едва притронулась к ватрушке, брезгливо отломив кусочек.
— Вкусно, мам, — наконец выдавил Игорь, отодвигая тарелку. — Но мы не есть приехали. Разговор есть. Серьезный.
Елена Петровна замерла с чайником в руке. Сердце тревожно екнуло.
— Что стряслось? На работе проблемы?
— У нас проблемы с жильем, — вступила Марина, глядя прямо в глаза свекрови. — Мы в нашей двушке друг у друга на головах сидим. А планируем расширяться. Дети, знаете ли, требуют пространства.
— Дети? — лицо Елены Петровны просветлело. — Вы ждете ребеночка? Какое счастье!
— Пока планируем, — оборвал её Игорь. — Но для этого нужны условия. Мам, давай начистоту. Ты живешь одна в трех комнатах. Коммуналка растет, убирать тебе тяжело, ноги больные. Зачем тебе такие хоромы?
Елена Петровна медленно поставила чайник на подставку.
— И что ты предлагаешь?
— Мам, ты старая и одинокая, куда тебе трёхкомнатная? Съезжай в однушку! — выпалил сын, отводя взгляд. — Мы нашли отличный вариант. Недалеко, в Новой Москве. Там воздух, парк, тишина. А эту квартиру мы продадим, добавим и возьмем себе просторную трешку в новостройке. Всем будет хорошо.
Слова упали в тишину тяжелыми камнями. «Старая и одинокая». Елена Петровна посмотрела на свои руки — ухоженные, спокойные. Разве она такая?
— Сынок, но это мой дом, — тихо сказала она. — Я здесь сорок лет. Здесь каждая вещь — память об отце. Здесь мои подруги рядом, поликлиника, к которой я привыкла. Как же я поеду на старости лет в неизвестность?
— Ой, перестаньте держаться за прошлое, — фыркнула Марина. — Память в голове, а не в паркете. Вы же эгоистка, Елена Петровна. Сын мучается в тесноте, а вы одна барствуете. Мы же вам не угол в коммуналке предлагаем, а отдельную квартиру! Свежий ремонт, первый этаж!
— Я не хочу на первый этаж, — твердо сказала Елена Петровна. — И я не просила вас решать мои жилищные вопросы. Мне здесь хорошо.
Игорь вскочил, опрокинув стул.
— Тебе хорошо! А о нас ты подумала? Мы уже задаток внесли за нашу будущую квартиру! Рассчитывали, что ты как мать поймешь и поможешь! А ты уперлась!
— Ты внес задаток, рассчитывая на деньги от продажи моего жилья, даже не спросив меня? — голос Елены Петровны дрогнул, но слез не было. Было только огромное, давящее разочарование.
— Мы хотели сделать сюрприз! — крикнул Игорь. — Думали, ты обрадуешься переменам! Короче так. Завтра приедет риелтор Эдуард, надо сделать фото квартиры для оценки. Подготовь тут всё. И не вздумай дверь не открыть.
— Поехали, Игорь, — Марина встала, поджав губы. — Пусть подумает. Надеюсь, благоразумие возьмет верх над старческим маразмом.
Они ушли, оставив дверь приоткрытой. Елена Петровна подошла, заперла замок на два оборота, потом накинула цепочку. Ноги дрожали, но она не позволила себе упасть. Она прошла в ванную, умылась холодной водой и долго смотрела на своё отражение. «Старая? Возможно. Глупая? Нет».
Неделя прошла в тягостном молчании. Игорь не звонил. Зато настойчиво названивал некий Эдуард, требуя назначить время просмотра. Елена Петровна просто перестала брать трубку с незнакомых номеров.
В четверг она возвращалась из магазина. Сумка была нетяжелой, но жара выматывала. У подъезда на лавочке сидел мужчина с седой бородкой и читал газету. Рядом, высунув язык, лежал смешной корги.
— Елена Петровна? Соколова? — мужчина отложил газету и прищурился.
— Да, это я. Простите, мы знакомы?
— Витя! Виктор Смирнов! Мы же с вашим Алексеем в одном КБ работали в восьмидесятых! Я еще тогда на гитаре играл на всех праздниках.
— Витя? Боже мой! — Елена Петровна всплеснула руками. — Конечно, помню! Ты тогда еще с усами был, черными, как смоль!
— Было дело, — рассмеялся Виктор, вставая. — А теперь вот, соседями будем. Я в соседний дом перебрался, поближе к дочери, она тут в школу внука водит. А вы всё здесь?
— Здесь… Пока здесь, — грустно улыбнулась она.
Виктор внимательно посмотрел на неё.
— Что-то голос у вас невеселый. Случилось что? Алексей-то, я знаю, ушел… Царствие небесное.
И она вдруг рассказала. Не хотела, но слова сами полились. Рассказала про визит сына, про «однушку» в Новой Москве, про задаток. Виктор слушал, хмурился, поглаживая собаку.
— Вот что, Лена, — сказал он серьезно, когда она замолчала. — Не вздумай подписывать ничего. Это классическая схема давления. «Внесли задаток» — это их проблемы, их риски. Нельзя жертвовать собой ради хотелок взрослых детей. Они это не оценят, а ты угаснешь на новом месте за год. Корни рубить нельзя.
— Но Игорь кричал… Сказал, что я ему жизнь ломаю.
— Это манипуляция. Чистой воды. У меня зять юрист, я таких историй наслушался. Если хочешь, я могу присутствовать, когда они в следующий раз заявятся. В качестве группы поддержки.
— Спасибо, Витя. Я постараюсь сама. Но мне так приятно, что ты выслушал.
На следующий день, ровно в десять утра, в дверь начали настойчиво звонить, а потом и стучать кулаком.
— Мать, открывай! Я знаю, что ты дома! — голос Игоря звучал глухо через массивную дверь.
Елена Петровна поправила прическу, глубоко вздохнула и открыла дверь. Но не распахнула её, а оставила на цепочке.
— Здравствуй, Игорь.
— Убери цепочку! Мы с Эдуардом пришли! Время — деньги! — сын попытался просунуть руку в щель, но цепочка натянулась.
— Я никого не приглашала, Игорь. И квартиру я продавать не буду. Это моё окончательное решение.
— Ты что, издеваешься?! — лицо сына покраснело от гнева. — Мы деньги потеряем! Ты понимаешь это?! Марина беременна, ей нервничать нельзя!
— Если Марина беременна, я за вас рада. Но жить вы будете в своей квартире. А я останусь в своей. Я не перееду.
— Да кому ты нужна тут одна! Сдохнешь — никто и не узнает! — выкрикнул он в сердцах.
За спиной Игоря вдруг возникла фигура. Это был Виктор. Он поднимался по лестнице с собакой.
— Молодой человек, — голос Виктора звучал спокойно, но очень весомо. — Выбирайте выражения. Здесь хорошая слышимость, и я, как свидетель, могу подтвердить факт угроз и оскорблений. А это уже административная статья.
Игорь опешил, обернулся. Риелтор Эдуард, почуяв неладное, бочком начал спускаться вниз по лестнице.
— А вы еще кто такой?
— Я друг вашей мамы и юрист по совместительству. Если у вас есть претензии, можете изложить их мне в письменном виде. А сейчас я бы попросил вас покинуть подъезд. Елена Петровна ясно выразила свою волю.
Игорь переводил взгляд с матери на крепкого старика, потом сплюнул и махнул рукой.
— Да подавитесь вы своей квартирой! Но ко мне за помощью не бегайте!
Он быстро пошел вниз, гулко топая по ступеням. Елена Петровна закрыла дверь, щелкнула замком. Тишина, наступившая в квартире, больше не казалась пугающей. Она была спокойной и защищающей.
Вечером они пили чай с Виктором. Он принес торт и старый фотоальбом со времен работы в КБ.
— Знаешь, Лена, — сказал он, разглядывая черно-белый снимок. — Одиночество — это не когда ты живешь один. Это когда ты живешь с теми, кто тебя не ценит. А у тебя теперь всё будет хорошо.
Елена Петровна улыбнулась и подлила ему чаю. Она знала, что так и будет. Она дома. И это самое главное.