Настя вжалась спиной в холодную стену прихожей, не в силах поверить в то, что только что услышала. Максим стоял посередине комнаты, скрестив руки на груди, и его лицо было таким чужим, словно перед ней оказался совершенно незнакомый человек. А за её спиной, в дверном проёме, замерла Маша с тяжёлой спортивной сумкой в руках — младшая сестра, которую она пригласила пожить у них пару недель.
— Максим, ты же понимаешь, что она осталась без работы и квартиры, — Настя старалась говорить спокойно, хотя внутри всё дрожало. — Это временно, всего на месяц, пока не найдёт что-то новое.
— Я не давал согласия, — отчеканил он. — Это мой дом. Я плачу за него ипотеку, а не ты.
Маша побледнела и попятилась к выходу. Ей было двадцать четыре, и в этот момент она выглядела совсем девочкой — растерянной, испуганной, лишней.
— Постой, Машка, — Настя шагнула к сестре, но Максим преградил ей путь.
— Пусть идёт. У неё есть родня. Мы тут не резиновые.
Настя впервые за семь лет совместной жизни почувствовала, как внутри неё что-то надламывается. Не ломается — пока нет. Но трещина уже пошла, глубокая и необратимая.
Всё началось три недели назад, когда Маша позвонила ей поздно вечером. Голос у сестры был отчаянный — компанию, где она работала менеджером, неожиданно закрыли, зарплату задержали, а за съёмную квартиру нужно было заплатить через неделю. Хозяин предупредил: деньги или освобождайте жильё.
— Настюш, я не знаю, что делать, — шептала Маша в трубку. — Резюме разослала уже везде, но пока тишина. Денег осталось только на еду. Я могу к вам на время?
Настя тогда не раздумывая согласилась. Маша была её единственной близкой родней — мама ушла пять лет назад, отец ушёл из семьи, когда девочкам было десять и шесть. Они всегда были только друг у друга.
Но сказать Максиму оказалось сложнее, чем она предполагала.
— Опять твоя сестрёнка в какую-то передрягу вляпалась? — он даже не отвлёкся от телевизора. — Пусть сама выкручивается, взрослая уже.
— Максим, ей правда тяжело сейчас.
— Ну и что? Это её проблемы. У нас своих хватает — ипотеку выплачиваем, за дачу кредит висит. Ещё нахлебников не хватало.
Настя почувствовала, как краснеют щёки.
— Она не нахлебник. Это моя сестра.
— Твоя сестра должна быть самостоятельной. Сколько ей? Двадцать четыре? В её годы я уже на двух работах пахал.
Настя промолчала. Спорить с Максимом в таком настроении было бессмысленно. Она решила, что поговорит с ним позже, когда он будет в более благодушном расположении духа.
Но благодушного расположения всё не было. Максим приходил с работы раздражённый, на любые попытки завести разговор отмахивался или огрызался. А Маша между тем уже сдала квартиру хозяину и перебралась к подруге на диван, откуда названивала Насте каждый день.
— Я понимаю, что неудобно прошу, но Ленка говорит, что дольше недели меня держать не сможет — у них свекровь приезжает. Что мне делать?
И Настя приняла решение. Она сказала Маше приезжать — без согласия мужа. Просто решила, что поставит его перед фактом, а там разберутся.
Теперь, стоя в прихожей и глядя на злое лицо Максима, она понимала, насколько просчиталась.
— Я позвоню Лене, может, она всё-таки пустит, — пробормотала Маша, роясь в сумке в поисках телефона.
— Никуда ты не поедешь, — Настя развернулась к мужу. — Максим, давай поговорим спокойно. На кухне.
— Не о чем говорить.
— Есть о чём. Пойдём.
Она первой направилась к кухне, даже не оглядываясь — просто верила, что он пойдёт следом. И он пошёл, хотя и нехотя.
Когда они остались одни, Настя плотно прикрыла дверь.
— Почему ты так себя ведёшь?
— А как я должен себя вести? — Максим прислонился к холодильнику, скрестив руки. — Ты привела чужого человека в дом, даже не спросив меня.
— Чужого? Это моя сестра!
— Для меня она чужая. Я её от силы раз пять в жизни видел. И вообще, когда она в последний раз интересовалась, как у нас дела? Или помогла хоть чем-то?
Настя вспомнила. Действительно, Маша была немного эгоистична — жила своей жизнью, своими делами. После маминых похорон они виделись нечасто, раз в несколько месяцев. Но ведь это не повод отказать в помощи.
— Она моя сестра, Макс. Единственная родная кровь.
— А я кто? — он выпрямился, и в голосе появилась какая-то новая интонация — обида? — Я твой муж. Семь лет вместе. А ты даже не считаешь нужным спросить моего мнения.
— Я пыталась с тобой говорить!
— Один раз пыталась. И когда я сказал нет, ты просто проигнорировала и сделала по-своему.
Настя открыла рот, чтобы возразить, но осеклась. Он был прав. Она действительно не стала добиваться его согласия — просто решила, что справится сама.
— Максим, ей правда некуда идти, — тише сказала она. — Дай ей хотя бы неделю. За это время она точно что-нибудь найдёт.
— Нет.
— Почему?
— Потому что я не хочу. Это мой дом.
— Наш дом, — поправила Настя.
— Мой, — жёстко отрезал Максим. — Ипотеку плачу я. Коммуналку плачу я. Ремонт делал я. А ты сидишь в своём книжном магазинчике за копейки и делаешь вид, что у нас всё поровну.
Настя словно пощёчину получила. За семь лет он ни разу не говорил ничего подобного. Да, он зарабатывал больше — он был инженером на крупном заводе, а она продавцом-консультантом в небольшом магазине. Но она всегда вела хозяйство, готовила, убирала, заботилась о нём. Разве это ничего не стоило?
— Понятно, — еле слышно произнесла она. — Значит, это твой дом, и я здесь никто.
— Я этого не говорил.
— Сказал. Только что сказал.
Максим досадливо махнул рукой.
— Не передёргивай. Я просто хочу, чтобы ты понимала: мы живём на мои деньги. И решения о том, кто будет жить в этой квартире, принимаю я.
— Даже если это касается моей сестры?
— Даже если.
Настя почувствовала, как внутри всё холодеет. Она посмотрела на мужа — на человека, с которым прожила семь лет, которого считала самым близким, — и вдруг поняла, что не знает его совсем.
— Хорошо, — сказала она. — Я поняла.
Она вернулась в прихожую. Маша всё ещё стояла там с сумкой, глаза красные.
— Машка, собирайся. Мы уходим.
— Что? — сестра растерянно моргнула.
— Я сказала, собирайся. Снимем гостиницу на пару дней, а там видно будет.
— Настя, да ты что? — Максим появился в дверях кухни. — Куда это ты собралась?
— Раз это твой дом и твои деньги, то нечего мне тут делать, — Настя стянула с вешалки куртку. — Будешь жить один. И решения принимать тоже один.
— Не дури. Я не это имел в виду.
— А что ты имел в виду? — она развернулась к нему, и он невольно отступил на шаг — в её глазах полыхало что-то такое, чего он раньше не видел. — Что я нахлебник? Что моя семья тебе безразлична? Что все эти годы ты просто терпел меня, потому что я согласилась жить с тобой?
— Ты всё перевираешь!
— Нет. Я просто наконец услышала, что ты думаешь на самом деле.
Настя взяла Машу за руку и потянула к выходу. Та послушно двинулась следом, не понимая, что происходит.
— Настя, постой, — голос Максима стал мягче. — Давай обсудим это спокойно.
— Мы обсудили. Ты сказал всё, что думаешь. Теперь моя очередь делать выводы.
Она распахнула дверь и шагнула на лестничную площадку. Маша последовала за ней.
— Настя! — крикнул Максим. — Ты пожалеешь!
Она обернулась.
— Знаешь, что самое страшное? Я уже жалею. О том, что потратила на тебя семь лет.
Дверь захлопнулась.
Следующие три дня они жили в дешёвой гостинице на окраине. Настя взяла на работе отгул, ссылаясь на семейные обстоятельства, и помогала Маше искать работу. Максим названивал раз десять на дню — она не брала трубку. Потом начал писать сообщения. Сначала злые, потом примирительные, потом почти извиняющиеся.
— Может, вернёшься? — несмело спросила Маша на третий день. — Я не хочу быть причиной вашего развода.
— Ты не причина, — Настя допила остывший кофе. — Просто я наконец увидела, с кем живу.
В тот же вечер Маше позвонили из крупной торговой сети — её резюме заинтересовало руководство. Через два дня после собеседования ей предложили должность старшего менеджера с окладом в полтора раза больше, чем на прежней работе.
— Настюш, я не верю! — сестра сияла. — И говорят, что есть служебное жильё для иногородних сотрудников. Я могу подать заявку!
— Вот видишь, — Настя обняла её. — Всё устроилось.
Но с её собственной жизнью всё было не так просто. Возвращаться к Максиму она не хотела — после того, что он наговорил, что-то внутри неё окончательно сломалось. Но и жить в гостинице было невыносимо.
Тогда она решилась на то, о чём думала уже давно, но не хватало смелости. Позвонила своей школьной подруге Оксане, которая два года назад открыла в соседнем городе небольшое издательство детских книг.
— Оксан, а та вакансия редактора у вас ещё открыта?
— Ты серьёзно? — подруга не верила своим ушам. — Ты хочешь переехать к нам?
— Более чем.
— Настька, я буду счастлива! Приезжай хоть завтра.
Через неделю Настя собрала вещи из квартиры, пока Максима не было дома, оставила на столе заявление о разводе и ключи. Никаких записок, никаких объяснений. Просто ушла.
Максим пытался дозвониться — она заблокировала его номер. Писал на почту — она не отвечала. Потом нашёл её страницу в соцсети и написал длинное сообщение о том, как жалеет, как неправ был, как хочет всё вернуть.
Настя прочитала и удалила, не ответив.
Прошло полгода. Настя работала редактором, снимала маленькую, но уютную квартиру, по вечерам ходила на курсы литературного мастерства. Маша устроилась в служебном общежитии, добилась повышения и даже завела отношения с коллегой из соседнего отдела.
Однажды сёстры встретились в кафе.
— Знаешь, — Маша помешивала ложечкой капучино, — я всё думаю: если бы не та история, ты бы так и прожила с ним всю жизнь?
Настя задумалась.
— Наверное. Я боялась остаться одна. Думала, что семь лет — это слишком много, чтобы просто взять и уйти.
— А теперь не боишься?
— Теперь понимаю, что страшнее — остаться с тем, кто считает тебя никем.
Маша кивнула.
— Спасибо, что тогда не бросила меня.
— Ты моя сестра, — просто сказала Настя. — Разве я могла иначе?
В соседнем зале кто-то громко смеялся, официантка разносила заказы, за окном шёл снег. Жизнь продолжалась — другая, новая, но честная.
И в этот момент Настя впервые за много лет почувствовала, что дома — это не там, где стены и ипотека.
Дома — это там, где тебя не нужно просить остаться.