Следующее задание:
"Самарина Клавдия Антоновна. 1949 г.р.
Номер телефона ...
Проживает по адресу ...
Дочь: Веденеева Ольга Сергеевна, 1973 г.р., проживает ...
Сын: Самарин Сергей Сергеевич, 1977 г.р., проживает...
Действия: узнать о К.А. Самариной, связи, отношения, интересы."
Что-о? Ей же восьмой десяток. Какие связи? И кто это так сильно волнуется за бабушку? Дочь? Сын?
Тут ведь и интернет – не помощник.
Дом Самариной К.А. находился на окраине города. Пришлось ехать общественным транспортом целый час. Велосипед на этот раз вряд ли пригодится – за женщиной такого возраста можно походить и пешком.
Да-а, оказалось – о пожилых людях сведения собирать сложнее. Тем более о таких, какой оказалась эта Клавдия Антоновна.
Дом ее из белого кирпича, добротный, но небольшой. Квадратный, невысокий, во дворе – неровный бетон. Такой, каких на окраине сотни. Цветы во дворе вспыхивали разноцветно и огнисто. Их очень много. Где только силы находит в таком-то возрасте?
Однако во двор хозяйка выходила довольно часто. Торчала на грядках – ловила теплые денечки весны. И хоть по записке проживала она одна, в доме всегда был ещё кто-то. Сначала один мужчина, потом приехал второй – помоложе, а старший уехал. Сын, внук – решила Женя. Внука сменила женщина, яркая деловитая. Похоже, дочь.
Спроси по улице что-нибудь о Самариной, так ведь передадут ей, заложат сразу – осведомят, что кто-то интересуется. А сидеть продолжительно просто так на скамье у частного дома на тихой улочке – засветишься в миг.
И самое главное – Клавдия Антоновна, если и выходила в магазин, или ещё куда, то всегда с родными, не одна. Поболтать на уличную скамейку с кумушками не выходила совсем.
И тогда Женя решила рискнуть – набрала номер Клавдии Антоновны, решив прикинуться ищущей жилье. Но увы, телефон ее был выключен.
В общем, дело не трогалось с мертвой точки. Надо было действовать решительней.
– Здравствуйте, с праздником! Не поможете мне немного.
На грядках, в доме наискосок, торчала женщина. С виду – такие женщины очень разговорчивые. И, как выяснилось, Женя угадала.
– Да, а что такое.
– Простите, я жилье для съема ищу. Вот приехала тут по адресу, а там не сдают. Ошибка какая-то. Вот и подумала, может сдает кто по улице или сдал бы? Мы хорошо оплатим.
– По улице-то, – женщина соображала, смотрела вдоль улицы, – Да нет, разве вон Воронины. Но у них живут, вроде. Спросите.
– Это в 19-м? Нет, я там уж была – не сдают.
– Да в каком 19-м? Не-ет, это вон в конце улицы, крайний. Какой у них номер-то? Посчитать надо. Красный кирпичный такой с башенкой.
– А, нет. Я вот в этом была, – махнула она на дом Клавдии Самариной.
– У Клавы что ли?
– Да-да, у нее. По объявлению. Оказалось – ошибка какая-то, никакого объявления они не давали.
– По объявлению? Надо ж... А с кем говорили-то там? С Клавой али ...
– Нет, с парнем каким-то.
– А, это Максим, наверное, внук. Да разве дадут они с матерью говорить ..., – выдала женщина, махнув рукой.
Вот-вот-вот... Женя почувствовала, что за что-то цепляется, сейчас главное было не спугнуть собеседницу.
– А ведь Вы правы, – посмотрела она на дом Клавдии Антоновны, – Чего я с хозяйкой-то самой не поговорила? Может внук просто не в курсе? Пойду-ка ещё ...
– Да погодите. Зайдите-ка во двор, чего скажу. Сядем вон, а то уж ноги не держут, – показала на складные стулья во дворе, какие стояли в старых клубах.
– Вы всё-таки к Ворониным сходите, а не к Клаве. Не сдадут, так подскажут, может. Они такие, знающие. А в 19-м можете и не спрашивать. Нарвётесь только на неприятности.
– На неприятности? Так я просто спрошу. Почему нарвусь-то?
– Да там... Ошибка это какая-то. Не сдают они. В общем, нелады там в семье – вот что. Вся улица уж знает. Под арестом хозяйка. Так-то вот.
– Господи! За что? Она ж немолодая вроде? Под каким арестом? – Женя изображала удивление как можно артистичней, обернулась, отклонилась, выпучила глаза, схватилась за грудь.
Хозяйка очень довольна была произведенным эффектом.
– Ой, – махнула она рукой, – Я уж месяц, считай, с Клавой-то не виделась. И телефон у нее забрали.
– Это почему?
– Да ведь не мое дело рассказывать-то, но уж...
И соседка поведала интересную историю.
Отправили дети бабу Клаву по зиме подлечиться в санаторий. Как лучше хотели. А она там – возьми, да и влюбись. Нет не по девчоночьи, взахлеб и радостно, а по-стариковски, печально и мудро, найдя родственную душу в дедуле, проживающем тоже в Ростове, только одиноко в квартире многоэтажки.
Детям, наивная душа Клава, сразу всё и поведала. Думала порадуются за мать. Но дети и внуки новость восприняли, как личное оскорбление. Особенно бушевал внук Максим.
Стали Клавдия и Борис Иваныч встречаться чуть ли не тайно. И такая душевная теплота возникла меж ними, встретились два одиночества. Но время было холодное, а в кафе сидеть они не приучены, поэтому частенько оказывались они в ее доме.
В общем, дальше-больше. Однажды потомки Клавдии Антоновны уж очень бесцеремонно дали деду понять, что приездами его недовольны.
– Ох, и орала тут Ольга, дочка ее. Вся улица слышала. Клава-то тихая, а Ольга у нее в Серёжку, тот горластый был, жуть. Конечно, Борис тогда ушел. Он ведь дедушка не скандальный.
– А она? Клавдия....
– А чего она? Она на следующий день собрала документы и вещички и отправилась к нему. Звал он. Да только вернули ее дети вон с автобусной остановки. Сынок с внуком. Где это видано, чтоб в таком возрасте по мужикам шастать! В апреле это было ещё.
– Как же так? И что? Теперь они ее под замком держат?
– Ну ..., не то, чтоб под замком. По двору гуляет, огород там... в гости ее к себе возят, в театры там разные, чтоб не скучала. Но одну на миг не оставляют. Прижми, говорят, бабка, зад и не смеши народ! Так и сказал ей внучок, да-а, соседка слышала.
– Ну надо же! Я и не знала, что такое бывает. Детей же родители контролируют, а чтоб наоборот...
– Вот так. Теперь сидит она без документов и телефона под строгим надзором детей и внуков. Церберы, прям. А Борис Иванович потыкался, да и удалился. Он ведь постарше Клавдии, где ему с молодыми-то тягаться. Но мужчина солидный. Обещали уж ему и на возраст не посмотреть... а он не больно испугался, расстроился больше. У нас тут как-то чай пил, звала я. Хороший мужчина, интеллигентный.
Жене было всё ясно. Вот только как тут быть? Ситуация уж больно семейная. А влезать в семью – дело неблагодарное. Нужно было всё обдумать.
Она посмотрела на окна дома Клавдии.
И каково это сидеть запертой своими собственными детьми? Да уж, одолели детушки молодыми силами стариковскую позднюю любовь.
А может ошибается соседка, и Клавдия Антоновна уже успокоилась и согласилась с мнением детей? Наши ж женщины жертвенные – ради детей на все готовы.
В общем, выходить с плакатом "Даёшь свободу Клавдии Антоновне!" точно пока не стоит. Тут надо разобраться.
– Интересная история. Очень. Прям, заинтриговали Вы меня. Вы знаете, я ведь журналистка. Ещё рассказы разные пишу. Вот бы... Вот бы побеседовать с ними. А?
– Ой, да Вы что! Только меня не выдавайте, а то ведь... Внучок у нее тот ещё архаровец.
– Что Вы, что Вы! Клянусь! Никто о нашей беседе не узнает. Даже не сомневайтесь, – вот теперь соседка о ней молчать будет точно, – А с Клавдией Антоновой поговорить можно? Как думаете? Ну-у, скажу, мол, журналистка. Придумаю чего... Вот только чего?
– А Вы про отца ее придумайте. Он же ветеран.
– Ну-ка, ну-ка, что там с отцом?
Вот так простые люди помогают в работе. Соседка вспомнила имя отчество отца Клавдии, вспомнила, что заслуженный он ветеран, что возили его в последние годы на торжества. А в остальном помог интернет – информацию про данного ветерана, фото встречи со школьниками она нашла на сайте одной ростовской школы.
И это был повод, чтоб явиться в 19-й дом в качестве журналиста. В конце концов удостоверение у нее осталось, да и приближался День памяти и скорби – 22 июня.
Вот только где гарантия, что не сядет рядом с ними один из "церберов"? Скорее всего так и будет.
Дома обсудили информацию с Ариной. Арина стояла у плиты, поправляя очки на носу, одновременно читала книгу и жарила картошку.
– Давай я, а то сожжешь, – Женька потянулась за ложкой, но Арина подняла ее резко, как будто была готова ударить по лбу.
– Нет уж. Я и с книжкой не сожгу, а вот ты и без книжки спалишь. Вечно летаешь где-то в своих замысловатых идеях.
– А как не витать, Арин? Из головы не выходит эта баба Клава. Жаль ее.
Женя, как гуманитарий, действовала интуитивно, по наитию, а Арина обладала математическим складом ума, рассуждала, как будущий экономист.
– Правильно, что боятся дети. Зарегистрируется дед с бабкой, потом доказывай, что ты наследник, а не мимо проходил.
– А как же любовь?
– Любовь? Под восемьдесят? Думай, чего говоришь.
– А что я могу думать, если я с ними даже не знакома? Вот думаю прорваться к ней.
– Зачем?
– Ну, хоть узнаю, есть ли у нее эта самая любовь?
– Если уж ты собралась, так надо идти с чем-то. Вооруженной. Побеседуй сначала с дедушкой. Поразведай. Может он себе домозозяйку-работницу на старости лет ищет – горшки выносить.
– Ну, что ты такое говоришь, Арин! – Женька уже представила романтичную историю, а подруга опускала ее на землю, крепко приложив.
– А чего? Не бывает что ли?
– Ох, все бывает, – вздыхала Женька, – Может ты и права, надо с ним побеседовать. Вот только как узнать его адрес? Соседка знает только имя и отчество, и что живёт где-то в Левенцовском районе на третьем этаже какого-то старого дома. В разговоре упомянул.
– Да, сведения так себе. Давай я спрошу у Мишки Пономарева. Он – хакер. Только имей в виду, в этот дом к бабуле я тебя одну не пущу!
Но Мишка Пономарев сказал, что найти по таким мизерным данным человека трудно или практически невозможно. Зато подал идею – узнать, когда и в каком санатории отдыхал старичок. И уже на следующий день Женя эту информацию по слов соседки ему сообщила. Правда, без точных дат.
– А зачем вам это? – интересовался Михаил.
– Ох! Трудно объяснить. Там любовь у старичков, а их разлучили. Бабушку охраняют ее собственные дети. Ромео и Джульетта преклонного возраста, в общем. Только наоборот – у Шекспира родители были против, а тут – дети.
– Ого! Ладно, тогда пофишингую вам бесплатно.
– Чего-чего?
– Денег не возьму – вот чего! Ждите...
И вскоре адрес Бориса Ивановича Бережного у Жени был в кармане. И фото. Но вот что озадачило очень: по данным Михаила дедок был не такой уж простой – следователь в прошлом, подполковник ...
Ого-го! И что? Человек, имеющий связи в данных структурах, не мог решить подобную проблему? Конечно, мог. Это ж незаконно насильно удерживать человека без свободы отношений.
И почему тогда этим в данном случае занимается она?
Но... работа есть работа. Решила Женя, что в квартиру она к Бережному звонить не будет. Тем более, что подъезд с домофоном. Дед может не пустить ее, как не хитри – всё-таки следователь, да и время такое – старики побаиваются чужих. В общем-то, это и хорошо.
Она его подловила. Ухоженный, седовласый, серьезный, в вязаной кофте, с небольшой седой бородкой. Он нес пакет – шел из магазина, здоровался с соседями.
– Здравствуйте, – Женя подскочила преувеличенно радостно, – Вы же Бережной Борис Иванович, да? А я – к Вам. Журналистка издательства "Рассвет". Евгения меня зовут, – сунула удостоверение.
– Здравствуйте, – кивнул дедушка довольно миролюбиво, с легкой улыбкой и прищуром смотрел на нее.
– Борис Иванович, Вы работали следователем. А у меня задание. Хотелось бы взять интервью о Вашей прошлой работе. Мы можем поговорить? Я задам всего несколько вопросов.
Говоря это они продолжали двигаться к дому старой постройки с лепниной, к его подъезду. Женя тараторила, объясняла цель визита, она все уж придумала, а дед молчал. Спокойно поднялся на ступени подъезда, нажал на кнопки домофона, обернулся к ней и сказал твердо:
– Нет, извините. Да свидания, – и был таков. Дверь перед носом Жени захлопнулась, не успела она открыть рот.
Вот тебе и здрасьте! Ты, значит, со всей душой, а он...
Ох! Женя надулась как-то по-детски, глупо и досадливо. Даже зубами скрипнула. Уходить не спешила, уселась на скамью во дворе – нужно было подумать, как быть дальше? Решение никак не приходило, и было от этого ещё обидней.
Так, обиженная, она просидела минут пятнадцать, практически не замечая приятный старый двор, детей и мамочек, вся в своих мыслях.
А тем временем Борис Иванович расположил продукты в холодильнике, переоделся в домашнее, взял свежую прессу, вынутую из почтового ящика и сел на диван. Но что-то не давало ему покоя. Он подошёл к окну – так точно, девушка не ушла.
Он вышел на балкон. Детская площадка просыпалась, в песочнице появились малыши с мамочками. Качели раскачивал ветерок. Опыт следователя – есть опыт следователя. Борис Иванович ложь почувствовал, он видел на своем веку и изворотливость, и фальш, и игру, он умел различить подлинное и сыгранное.
– Девушка, это не Вас зовут? – приятная женщина, проходя в подъезд, показывала наверх.
Женя подняла глаза – ей с круглого балкона третьего этажа махал Борис Иваныч, звал.
Женщина пропустила ее вперёд.
– Вы к Борису Иванычу? Душевный человек!
В доме – высокие потолки и двери, широкая лестница. Он уже ждал у двери. В квартире – дубовый лакированный паркет, палас, потолок в лепнине, бронзовая люстра-канделябр, двойные двери в комнату. Обстановка старомодная, но очень обволакивающая.
В зале – шкафы с книгами, толстыми папками, большой круглый, наверняка раздвигающийся стол на кривых ножках. Похожий был у Жениной бабушки. На нем стоит хрустальная ваза с искусственными гвоздиками, конфетница из того же прессованного хрусталя.
– Чай?
– Если нетрудно, – Женя приземлилась на уголок дивана с высокой спинкой, достала блокнот.
Он уже переоделся, был в другой вытянутой вязаной кофте, и вскоре появился с подносом, а на нем чашки, конфеты, варенье. Да, он был немолод, но взгляд такой проникающий, умный, что Женя, отчего-то, робела.
– Ого-го. Сколько у вас книг! – чтоб начать разговор восхищалась она.
– Да. Немодный нынче такой декор квартир.
– Ну, это кому как. Я б не отказалась от такого богатого декора.
– Как Вас зовут? – начал он прямо, как только сели к столу.
– Евгения. Можно без отчества. Я уже говорила, что хотела бы задать Вам несколько ...
– Евгения, – перебил он, – Я терпеть не могу, когда юлят. Давайте начистоту: Вы от Льва Рафаиловича?
– Что-о? – кажется рот в этот момент у Жени завис открытым, – А откуда...
– Я так и подумал. Смотрю, не уходите, сидите, как воробей на жердочке. Думаю – нет, не из газеты.
– Да я вообще-то как раз из газеты. Но это в прошлом. А теперь... вот... А Вы знакомы со Львом Рафаилычем лично?
– Со Шефангом? Да-а, знаком. Было дело. Это я его попросил помочь. Слыхал, что решает он подобные вопросы. Но не знал, что работают у него такие прелестные юные создания.
И Женя пришла в себя, выдохнула и расслабилась. Даже откинулась на спинку дивана. Это даже интересно. Может узнает она и для себя что-то новое.
– Хорошо. Ну, раз Вы догадались, давайте начистоту.
– Давайте.
Они пили чай и беседовали. Да, он искренне любил Клавдию, нашел в ней родную душу и хотел бы, чтоб жила она с ним. Просто жила. Просто вместе суетиться на кухне, пить вечерами чай, ходить изредка в театр и на прогулки, – стареть вместе.
Да, Борис Иванович понимал, что оба уж не молоды, что ходить придется и по поликлиникам, поддерживать друг друга в болезнях и старении. Куда без этого? И даже фраза Арины про горшки, здесь приобретала совсем другое значение. Да – если это потребуется. Но – из любви.
У Бориса Иваныча был сын, и вот его сын был как раз не против того, чтоб понравившаяся отцу женщина жила с ним. Тем более, что регистрировать брак они не собирались.
– Понимаете, нам, возможно, близкий человек нужен даже больше, чем вам, молодым. Человек начинает стареть именно тогда, когда чувствует что он больше никому не нужен. А возраст счастью не помеха. И знаю, что так думает и Клава. Кстати, угощайтесь, это ее варенье.
– Если я увижу ее в ближайшее время, что передать, Борис Иванович? Что ждёте? – Женя уже не играла, не сомневалась, стала самой собой. Она искренне желала помочь.
– Жду, конечно. Каждый день и каждый час. Но не надо ей это говорить. Ожидание, знаете ли, истощает, подобно засухе. Передайте, что у меня все хорошо, что цветы, которые она давала, на балконе распустились, ну и вот варенье похвалите. Вкусное ведь?
– Невероятное.
Женя уходила со смешанными чувствами: светлыми и грустными. Сюда надо было прийти, чтоб понять до конца, как важно это дело. Как зависит от нее не просто счастье, а жизнь двоих людей.
Уже в прихожей, она спросила:
– Борис Иванович, а вы случайно со Львом Рафаиловичем не в одной структуре трудились?
– Со Львом-то? Не-ет. А почему Вы так подумали?
– Не знаю, – пожала плечами Женя, – Я вообще о нем ничего не знаю. Если честно, пыталась узнать в инете, но ... увы. Просто мне показалось что вы чем-то похожи. Да и работа у нас тоже, знаете ли, немного следовательская.
– Мы с ним столкнулись по одному делу. И он очень тогда помог. Без него мы б ту историю не раскрыли. Но работали мы в разных структурах.
– Последний вопрос. Вы же и сами легко можете вызволить Клавдию Антоновну из-под ее "ареста". Вы же из структур силовых. Так почему не делаете этого?
– Вы умная девушка, Женя. Думаю, Вы и сами легко догадаетесь – почему.
На том они и расстались.
Женя шагала по летнему зелёному Ростову. Шагала, с головой уйдя в размышления. И вдруг остановилась...
Да, она поняла. Поняла свою глупость. Ответ пришел: Клавдия не сможет жить нормально, если уйдет к мужчине и останется в конфликте с детьми. Просто вызволить ее можно, даже легко, но какая нормальная женщина будет счастлива, если находится в ссоре с детьми и внуками?
И Борис берег ее счастье. Поэтому и не хотел нагнетать, говорить, что ждёт – не желал делать свою любимую женщину ещё более несчастной.
Ох! Это усложняло работу. Значит объектами Жени должны быть и родственники, дети и внуки бабы Клавы.
И как их убедить, что мать их на восьмом десятке тоже имеет право на любовь?
Какими методами?
***
🙏🙏🙏
Какими?
Благодарю всех, кто остаётся с моими героями!
Спасибо за донаты, дорогие друзья! Они очень выручают ...
Заходите в мой Навигатор и читайте пока другие повести и рассказы.