Серый ноябрьский вечер давил на окна тяжелой, мокрой темнотой. Наталья стояла у кухонного окна, машинально протирая и без того чистую тарелку, и смотрела, как ветер гнет голые ветки старого тополя во дворе. В квартире было тихо, только мерно гудел холодильник, да в прихожей тикали старые часы с маятником — подарок родителей на новоселье. Но эта тишина была обманчивой, напряженной, словно воздух перед грозой, когда даже дышать становится трудно.
За спиной, за кухонным столом, сидел Виктор. Он не ел, хотя перед ним стояла тарелка с его любимым жарким по-домашнему. Он просто ковырял вилкой в мясе, опустив голову так низко, что Наталья видела только его поредевшие на макушке волосы и сутулые плечи. Плечи человека, который тащит на себе груз, во много раз превышающий его собственные силы.
Наталья положила тарелку в сушилку, вытерла руки полотенцем и медленно повернулась. Внутри у неё всё кипело, но она старалась держать голос ровным, хотя это давалось с невероятным трудом.
— Витя, — тихо позвала она. — Скажи мне честно. Просто скажи правду. Куда делись деньги с накопительного счета?
Виктор вздрогнул, но головы не поднял. Вилка звякнула о край тарелки.
— Наташ, ну я же говорил... Там, в машине, коробка передач барахлить начала. Я заехал в сервис, ребята сказали, надо срочно менять, иначе встану где-нибудь на трассе. Ты же не хочешь, чтобы я зимой на трассе замерз?
Ложь была настолько неуклюжей и жалкой, что Наталье стало физически больно. Она знала, что он врет. Она знала это по тому, как он прятал глаза, как нервно дергалась жилка у него на виске. И самое главное — она знала, что коробку передач он менял полгода назад.
— Не ври мне, — голос Натальи стал тверже, в нем появились металлические нотки. — Я сегодня встретила Петровича из твоего гаража. Он сказал, что твоя «ласточка» бегает как новая. Витя, мы копили эти деньги на ремонт в ванной. Два года копили. Там плитка уже отваливается, грибок по углам. Ты снял семьдесят тысяч. Куда?
Виктор наконец поднял глаза. В них было столько муки и вины, что Наталье на секунду захотелось его пожалеть, обнять, сказать, что черт с ней, с этой плиткой. Но она тут же одернула себя. Жалость — это то, на чем годами играли другие люди.
— Стас позвонил, — выдохнул он, словно признаваясь в преступлении. — У него проблемы, Наташ. Серьезные. Кредиторы наседают, угрожают. Мать плакала, говорила, что у неё сердце не выдержит, если с ним что-то случится. Я не мог отказать. Это же брат.
Наталья закрыла глаза и глубоко вдохнула. Опять. Снова этот замкнутый круг. Стас, младший брат Виктора, был вечной «черной дырой» их семейного бюджета. В тридцать пять лет он нигде толком не работал, считал себя непризнанным гением бизнеса, постоянно ввязывался в какие-то авантюры, прогорал, брал микрозаймы, а потом прибегал к маме и старшему брату с криками о помощи.
— У Стаса проблемы последние пятнадцать лет, — медленно произнесла Наталья, чувствуя, как внутри поднимается горячая волна гнева. — В прошлом году мы «спасали» его от коллекторов, когда он проиграл деньги на ставках. Позапрошлом — выкупали его паспорт из ломбарда. Витя, у нас своей жизни нет! Мы живем жизнью твоего великовозрастного брата-неудачника!
— Не говори так! — Виктор попытался повысить голос, но вышло неубедительно. — Он ищет себя. Ему просто не везет. Мама говорит, что сейчас сложный период...
— Мама говорит! — Наталья резко подошла к столу и ударила по нему ладонью. Чашка подпрыгнула и жалобно звякнула. — Твоя мать и брат снова тянут из нас деньги! Надоело! — кричала жена, уже не сдерживаясь. — Ты понимаешь, что они нас используют? Мы ходим в старых пуховиках, я экономлю на продуктах, мы не были на море пять лет! А Стас ходит с последним айфоном, который, кстати, тоже ты ему подарил на юбилей, пока я штопала тебе носки!
Виктор сжался, словно от ударов.
— Наташа, тише, соседи услышат... Ну что мне делать? Бросить их? Мать одна, она пенсионерка. Стас — моя кровь.
— Кровь не пьют литрами, Витя! — отрезала Наталья. — Твоя мать получает хорошую пенсию, плюс сдает комнату. А Стас здоровый лоб, на котором пахать надо. Но зачем ему работать, если есть добрый дурачок Витя, который отдаст последнее? Ты украл эти деньги у нас! У нашей семьи!
Она отвернулась к окну, чувствуя, как по щекам текут злые слезы. Ей было обидно не столько за деньги, сколько за то, что муж в очередной раз выбрал не её. Он выбрал спокойствие своей матери и комфорт своего наглого брата, пожертвовав мечтами собственной жены.
Вечер прошел в тягостном молчании. Виктор постелил себе на диване в гостиной, Наталья ушла в спальню. Она долго не могла уснуть, ворочалась, перебирая в памяти все случаи, когда свекровь, Галина Петровна, виртуозно выуживала у них средства. «Ой, Витенька, лекарства так подорожали...», а через неделю — новое пальто. «Стасику нужно на курсы, он нашел работу мечты!», а через месяц Стас выкладывает фото из клуба с бутылкой дорогого виски.
Утром Наталья встала с чугунной головой, но с ясным решением. Так дальше продолжаться не могло.
Она собиралась на работу, когда зазвонил телефон Виктора, забытый им на тумбочке в прихожей — он вышел прогреть машину. На экране высветилось: «Мама». Наталья замерла. Рука сама потянулась к трубке, но она одернула себя. Нет, пусть сам разбирается.
Но вечером, когда она вернулась домой, её ждал «сюрприз». В прихожей стояли чужие ботинки — дорогие, модные, но грязные. И женские сапоги, которые она узнала бы из тысячи. Галина Петровна и Стас пожаловали в гости.
Наталья на секунду задержалась перед дверью в кухню, сделала глубокий вдох, надевая маску спокойствия, и вошла.
Картина была маслом. За их столом сидела вся честная компания. Галина Петровна, полная, румяная женщина с обильной химической завивкой, разливала чай. Стас, развалившись на стуле и закинув ногу на ногу, жевал бутерброд с колбасой. Виктор стоял у плиты, виновато суетясь с чайником.
— О, Наташенька пришла! — пропела свекровь, увидев невестку. — А мы тут решили проведать вас, гостинцев принесли. Варенье малиновое, сама варила!
— Здравствуйте, — сухо кивнула Наталья, проходя к раковине, чтобы вымыть руки. — По какому поводу собрание?
— Да какой повод, просто соскучились, — хмыкнул Стас, не переставая жевать. — Чего ты, Натаха, вечно такая напряженная? Будь проще.
Наталью передернуло от этого панибратского «Натаха». Она терпеть не могла, когда он так её называл.
— Мы не просто так, конечно, — вступила Галина Петровна, делая скорбное лицо. — Беда у нас, Наташенька. Большая беда.
Наталья прислонилась спиной к столешнице и скрестила руки на груди.
— И сколько эта беда стоит на этот раз?
— Зачем ты так грубо? — всплеснула руками свекровь. — У Стасика перспектива открылась. Невероятная! Друг предлагает войти в долю, открыть автосервис. Место проходное, клиенты будут рекой течь! Это же золотое дно! Но нужен стартовый взнос. Совсем немного, триста тысяч.
Наталья перевела взгляд на мужа. Виктор смотрел в пол.
— Три дня назад вы забрали семьдесят тысяч, — ледяным тоном напомнила она.
— Ой, те копейки! — отмахнулся Стас. — Те ушли на... на закрытие старых хвостов, чтобы чистым в новый бизнес войти. А сейчас реально тема верная. Витёк, ну ты же понимаешь? Через полгода я вам всё верну, еще и с процентами! Машину тебе новую купим, Натахе шубу!
— Шубу мне не надо, — отрезала Наталья. — А денег у нас нет.
— Как это нет? — удивилась Галина Петровна, и в её голосе прорезались требовательные нотки. — Витя говорил, у вас вклад есть. На машину копили или на что там... Можно же снять! Дело-то семейное. Брат на ноги встанет — всем легче будет.
Наталья посмотрела на мужа. Он молчал. Он снова молчал, предоставляя ей быть «злой полицейской», жадной стервой, которая не хочет счастья родному брату.
— Вклад закрыт, — солгала Наталья, глядя прямо в глаза свекрови. — Мы потратили всё на врачей. У Вити проблемы со здоровьем. Серьезные.
В кухне повисла тишина. Стас перестал жевать. Галина Петровна прищурилась.
— Что за проблемы? Он выглядит здоровым.
— На нервной почве, — жестко сказала Наталья. — От постоянного стресса и переработок. Ему нужен покой и санаторий. А не новые долги брата.
— Ну ты, Наташа, и выдумщица, — протянула свекровь, и маска добродушия начала сползать с её лица. — Денег, значит, жалко? Для родни жалко? Я сына растила, ночей не спала, а теперь должна унижаться перед тобой? Витя, ты почему молчишь? Твоя жена мать из дома гонит, в помощи отказывает!
Виктор поднял голову. Лицо его было бледным, капельки пота выступили на лбу.
— Мам... Наташа права. Денег нет.
— Как нет? Ты же сказал... — начал было Стас, но Виктор перебил его, впервые за вечер повысив голос.
— Я сказал — нет! Хватит! Я отдал тебе всё, что было на ремонт. Всё! Больше взять негде. Только если почку продать. Тебе почку мою надо?
— Не паясничай! — рявкнула Галина Петровна. — Могли бы кредит взять! У вас зарплаты «белые», вам дадут! Стасик потом платить будет!
Наталья рассмеялась. Смех был нервным, коротким, но он разрядил обстановку самым неожиданным образом — все уставились на неё как на сумасшедшую.
— Кредит? На Стаса? — она вытерла выступившую слезинку. — Галина Петровна, у Стаса кредитная история чернее ночи. Ему даже микрозайм не дадут. А вы хотите, чтобы мы на себя ярмо повесили? Чтобы потом коллекторы нам двери поджигали? Нет.
— Ты настраиваешь его против семьи! — взвизгнула свекровь, вставая со стула. — Это ты, ведьма, нашептала! Витя всегда был добрым мальчиком, пока на тебе не женился! Ты его под каблук загнала!
— Мама, перестань, — глухо сказал Виктор.
— Не перестану! Посмотри на брата! Он талантливый, ему просто нужен шанс! А вы вцепились в свои копейки! Да будьте вы прокляты со своими деньгами! Пошли, Стас. Здесь нам не рады. Здесь живут куркули и эгоисты.
Стас медленно поднялся, дожевывая бутерброд. Он посмотрел на Виктора с презрением.
— М-да, братуха. Не ожидал. Променял брата на юбку. Ну смотри, земля круглая.
Они вышли в прихожую, громко топая и нарочито громко обсуждая, какие нынче пошли неблагодарные люди. Дверь хлопнула так, что с вешалки упал шарф.
Наталья осталась стоять у раковины. Её трясло. Адреналин, который помог ей выдержать эту сцену, теперь уходил, оставляя слабость.
Виктор сидел за столом, обхватив голову руками.
— Прости, — тихо сказал он в пустоту.
Наталья молчала. Она налила себе воды, выпила залпом. Потом села напротив мужа.
— Витя, это не конец, — устало сказала она. — Они вернутся. Через неделю, через месяц. Когда деньги закончатся или когда Стас влипнет в очередную историю. Они будут давить на жалость, на совесть, на сыновний долг. Ты должен решить сейчас, на чьей ты стороне. Потому что я больше не выдержу. Я подам на развод, Витя. Я серьезно. Я люблю тебя, но я не могу быть спонсором твоего брата и терпеть унижения от твоей матери.
Виктор поднял на неё глаза. В них было что-то новое. Какая-то злость, но не на неё, а на самого себя.
— Они хотели, чтобы я взял кредит, — прошептал он, словно только сейчас осознал смысл слов матери. — Кредит. Зная, что у нас и так ипотека. Мама знала, что мы хотели ребенка, что нам нужны деньги. И она все равно требовала...
— Для неё Стас — маленький мальчик, которого обижает злой мир, — пояснила Наталья. — А ты — ресурс. Ты взрослый, ты сильный, ты вывезешь. А Стасику нужнее.
— Я не дам им больше ни копейки, — твердо сказал Виктор. — Клянусь.
— Не клянись, — покачала головой Наталья. — Просто делай.
Следующие две недели прошли в напряженной тишине. Свекровь не звонила. Стас тоже исчез с радаров. Виктор ходил мрачный, работал сверхурочно, стараясь, видимо, компенсировать ту дыру в бюджете, которую пробил своим малодушием.
Наталья видела, как ему тяжело. Чувство вины, привитое с детства, разъедало его. Она старалась поддерживать его, готовила вкусные ужины, не напоминала о ссоре.
Гром грянул в пятницу вечером. Наталья была дома одна, Виктор задерживался. Раздался звонок в домофон. На экране — полиция.
У Натальи похолодело внутри. Она открыла дверь. На пороге стоял участковый и заплаканная Галина Петровна.
— Вы Наталья Игоревна? — спросил полицейский.
— Да.
— Ваш деверь, Станислав Петрович, задержан по подозрению в мошенничестве и хулиганстве. Ваша свекровь утверждает, что вы можете подтвердить его алиби.
Наталья ошарашенно посмотрела на Галину Петровну. Свекровь бросилась к ней, хватая за руки.
— Наташенька! Родненькая! Спаси! Скажи, что он был у вас во вторник вечером! Он просто подрался, там мальчики плохие были, они его спровоцировали! Ему срок шьют! Скажи, что он у вас сидел, чай пил! Я в ноги поклонюсь!
Наталья отступила назад, высвобождая руки. В голове пронеслись мысли. Алиби. Ложное свидетельство. Уголовная статья. И ради чего? Ради того, чтобы Стас снова вышел сухим из воды и продолжил тянуть жилы из матери и брата?
— Во вторник вечером мы были дома с мужем, — медленно, чеканя каждое слово, сказала Наталья, глядя в глаза участковому. — Станислава у нас не было. Мы не общаемся с ним уже две недели.
— Ты что такое несешь?! — взвыла Галина Петровна, и её лицо перекосилось от ненависти. — Дрянь! Ты же можешь спасти его! Тебе что, сложно соврать?!
— Гражданочка, успокойтесь, — участковый шагнул вперед, загораживая Наталью. — Значит, алиби не подтверждаете?
— Нет. Я не буду врать полиции.
— Ах ты змея! — свекровь попыталась броситься на неё, но полицейский удержал её за локоть. — Я тебя прокляну! Витя узнает, он тебя убьет! Ты брата его в тюрьму сажаешь!
— Уведите её, пожалуйста, — попросила Наталья, чувствуя, как дрожат колени.
Когда дверь закрылась, она сползла по стене на пол. Ей было страшно. Не за себя, а за то, как отреагирует Виктор. Ведь мать наверняка перевернет всё с ног на голову.
Виктор пришел через час. Он уже всё знал — мать успела дозвониться ему, пока ехала в отделение. Он вошел в квартиру, бледный, с остановившимся взглядом.
Наталья сидела на кухне, сжимая чашку с остывшим чаем.
— Ты не подтвердила алиби, — это был не вопрос, а утверждение.
— Нет, — сказала она. — Он не был у нас. Он в это время, судя по всему, «разводил» кого-то на деньги.
— Мама говорит, ему грозит до пяти лет.
— А если бы я соврала, и это вскрылось, мне бы тоже грозил срок, Витя. Ты хотел бы, чтобы я села ради Стаса?
Виктор молчал долго. Он ходил по кухне из угла в угол, мерил шагами маленькое пространство. Потом остановился у окна.
— Знаешь, — заговорил он глухо. — Я ведь знал. Я знал, что это когда-нибудь случится. Мать звонила, кричала, что ты предательница. Требовала, чтобы я тебя бросил.
Наталья сжалась. Вот он, момент истины.
— И что ты ответил?
Виктор повернулся к ней. В его глазах стояли слезы, но лицо было спокойным. Впервые за много лет по-настоящему спокойным.
— Я сказал ей, что если она еще раз скажет про тебя хоть одно плохое слово, я заблокирую её номер навсегда. Я сказал, что Стас взрослый мужик и сам виноват в своих проблемах. И что я не буду нанимать ему адвоката, как она требовала.
Наталья не верила своим ушам. Она медленно поднялась и подошла к мужу.
— Ты правда это сказал?
— Да. Она бросила трубку. Сказала, что у неё больше нет сыновей.
Виктор обнял Наталью, уткнулся лицом ей в плечо. Его плечи вздрагивали.
— Мне больно, Наташ. Она же мама. Но я так устал. Я так смертельно устал быть их кошельком и спасательным кругом. Я хочу жить. С тобой. Детей хочу. А не вытаскивать Стаса из очередного дерьма.
Наталья гладила его по спине, как маленького.
— Всё пройдет, — шептала она. — Это правильное решение, Витя. Самое правильное. Стасу это нужно. Может быть, тюрьма или хотя бы страх перед ней вправят ему мозги. А мама... она остынет. Когда ей действительно понадобится помощь — настоящая, а не капризы — мы поможем. Но не раньше.
Прошло полгода.
Стасу дали условный срок — повезло, потерпевшие согласились на мировую в обмен на возмещение ущерба. Ущерб возмещала Галина Петровна, продав свою дачу. Это стало для неё страшным ударом, но, как ни странно, отрезвило. Лишившись своего главного актива и поняв, что старший сын больше не даст ни копейки, она притихла.
Она не звонила Виктору три месяца. Потом позвонила — сухо поздравила с днем рождения, пожаловалась на погоду. Денег не просила. Стас устроился грузчиком на склад — не бог весть что, но впервые в жизни он работал руками и получал свои, честно заработанные деньги, потому что мама больше не могла его содержать на широкую ногу.
А в квартире Натальи и Виктора наконец-то начался ремонт.
В один из весенних вечеров они сидели на кухне. Вокруг был творческий беспорядок — ободраны обои, пол застелен газетами, пахло грунтовкой и штукатуркой. Но Наталья чувствовала себя абсолютно счастливой.
Она размешивала краску для стен — нежно-оливковую, как давно мечтала. Виктор стоял на стремянке, примеряя потолочный плинтус.
— Слушай, — он посмотрел на неё сверху вниз и улыбнулся. — А ведь если бы не тот скандал в ноябре... мы бы так и жили в этом болоте.
— Скорее всего, — кивнула Наталья. — Иногда, чтобы построить что-то новое, нужно разрушить старое. Или хотя бы перестать его кормить.
— Знаешь, о чем я жалею? — спросил Виктор, спускаясь.
— О чем?
— Что я не послушал тебя раньше. Столько времени потеряли, столько нервов.
Он подошел к ней, испачканный в меле, в старой футболке, и обнял.
— Зато теперь мы точно знаем цену нашему спокойствию, — улыбнулась Наталья, проводя пальцем по его щеке, оставляя белую полосу от штукатурки. — И эта цена — твердое «нет».
За окном шел весенний дождь, смывая остатки серого снега. В квартире было тепло. И впервые за долгие годы в их доме было место только для двоих. Для их планов, их бюджета и их будущего. А тени прошлого, хоть и бродили где-то рядом, больше не смели переступать этот порог.
А как вы считаете, правильно ли поступила Наталья, отказавшись врать полиции ради спасения брата мужа? Делитесь мнением в комментариях!