Вечерний город за окном умывался холодным ноябрьским дождем, размазывая огни фонарей по мокрому асфальту. На кухне, в теплом желтом свете абажура, Андрей с наслаждением доедал борщ. Это был тот редкий момент покоя, который он ценил больше всего после двенадцатичасовой смены на объекте. Он работал прорабом, и сегодняшний день выдался особенно суматошным: поставщики напутали с плиткой, заказчик истерил из-за сроков, а бригада маляров ушла в запой.
Андрей отодвинул пустую тарелку и потянулся за хлебом. Напротив сидела его жена Марина. Она не ела. Она теребила край скатерти, то и дело поправляя салфетницу, переставляя солонку, и вообще вела себя так, словно сидела на муравейнике. Андрей знал этот взгляд. Взгляд нашкодившей школьницы или человека, которому нужно сообщить пренеприятнейшее известие.
— Вкусно, — сказал он, чтобы нарушить тишину. — Ты туда чеснока добавила? Прямо как я люблю.
— Да, Андрюш, старалась, — Марина улыбнулась, но улыбка вышла натянутой, жалкой. Она вздохнула, набрала в грудь воздуха, но тут же выдохнула, так ничего и не сказав.
— Марин, давай уже, — Андрей устало потер переносицу. — Я же вижу. Машина сломалась? Или опять кошка обои в коридоре подрала?
— Нет, что ты… — она опустила глаза. — Тут мама звонила.
Андрей невольно напрягся. Звонки тещи, Галины Петровны, никогда не сулили ничего хорошего. Это была женщина-праздник, женщина-фейерверк, но только за чужой счет. В её картине мира зять существовал исключительно как банкомат с функцией «принеси-подай».
— И что Галина Петровна? — голос Андрея стал суше. — Опять давление? Или рассаду надо в ноябре на дачу везти?
— У неё юбилей скоро, ты же помнишь? Шестьдесят лет, — Марина подняла на мужа глаза, полные мольбы. — Андрюш, это такая дата. Она так переживает. Говорит, жизнь прошла, а вспомнить нечего. Она хочет праздник. Настоящий.
— Ну, праздник так праздник, — пожал плечами Андрей. — Купим цветы, торт хороший, подарок. Можно в кафе посидеть семьей. Я не против.
Марина закусила губу и полезла в карман домашнего халата. На свет появился сложенный вчетверо листок бумаги. Она медленно разгладила его на столе и пододвинула к мужу.
— Вот… Она тут набросала примерный список. Ну, чтобы мы понимали масштаб.
Андрей взял листок. Почерк у тещи был размашистый, с завитушками, претендующий на аристократизм. Он начал читать, и брови его поползли вверх, стремясь слиться с линией волос.
«Ресторан "Империя Холл" — банкетный зал "Людовик". Гостей — 50 человек. Меню: икра красная, рыба заливная (осетрина), нарезка мясная элитная, горячее — каре ягненка… Ведущий (обязательно из агентства "Праздник мечты"), живая музыка (кавер-группа), фотозона с живыми цветами, торт трехъярусный на заказ…»
Внизу страницы была подведена итоговая черта. Сумма была обведена красным фломастером и украшена восклицательным знаком. Цифра смотрела на Андрея нагло и вызывающе. Триста пятьдесят тысяч рублей. И это, судя по приписке «+ алкоголь и чаевые», было только началом.
Андрей положил листок на стол и посмотрел на жену. В кухне повисла звенящая тишина, нарушаемая только шумом дождя за окном.
— Это шутка? — спросил он тихо.
— Андрюш, ну почему шутка? — затараторила Марина. — Мама узнавала, сейчас цены такие. Инфляция, продукты подорожали. Она хочет красиво, чтобы перед подругами не стыдно было. К ней же приедет тетя Валя из Саратова, и бывшие коллеги из администрации… Она же заслуженный работник культуры, ей нельзя лицом в грязь ударить.
— Триста пятьдесят тысяч, Марин. Это наш ремонт в ванной, который мы откладываем второй год. Это половина новой машины, о которой мы мечтаем. Это, в конце концов, моя зарплата за три месяца пахоты без выходных.
— Я понимаю, — Марина схватила его за руку. Её ладонь была влажной и холодной. — Но это же один раз в жизни! Шестьдесят лет! Она же нас вырастила, она нам с квартирой помогла…
— С какой квартирой она помогла? — Андрей отдернул руку. — С той, где она нам выделила угол в проходной комнате, пока мы на первый взнос копили, и каждый день попрекала куском хлеба? Или ты про то, что она дала нам старый советский сервант, который мы потом на помойку вынесли, наняв грузчиков за свои деньги?
— Ну зачем ты так… Она же мама.
— Марин, я не против праздника. Я против безумия. У нас нет таких денег. На карте сто тысяч отложено. Всё. Остальное — в обороте, или на счетах, которые нельзя трогать до конца стройки. Ты предлагаешь мне кредит взять, чтобы Галина Петровна поела осетрины под песни кавер-группы?
— Мама сказала… — Марина запнулась, видя, как темнеет лицо мужа. — Мама сказала, что ты можешь взять аванс у заказчика. Или занять у своего брата. Он же бизнесмен.
Андрей встал из-за стола. Стул с противным скрежетом проехал по плитке. Он прошелся по кухне — три шага туда, три обратно. Гнев закипал внутри медленно, но верно, как густая лава.
— То есть она уже и мои источники финансирования расписала? Отлично. Значит так, Марин. Передай маме пламенный привет. Мы можем выделить пятьдесят тысяч. Это подарок. Пусть сама решает — ресторан, кафе или поездка в санаторий. Больше я не дам ни копейки.
— Ты не понимаешь! — в глазах Марины стояли слезы. — Она уже всем приглашения разослала! Она уже внесла залог за зал!
— Какой залог? Откуда у неё деньги? Она же вечно жалуется, что пенсии на лекарства не хватает.
— Она… она заняла у соседки. Пятнадцать тысяч. Сказала, что зять отдаст на днях.
Андрей остановился и посмотрел на жену так, словно видел её впервые.
— Она заняла деньги под мое имя? Без моего ведома?
— Она хотела как лучше! Чтобы назад дороги не было, чтобы мы точно согласились! Андрюша, пожалуйста. Если мы сейчас откажемся, это будет такой позор. Она меня проклянет, она сляжет с сердцем. Ты же знаешь её характер. Ну давай возьмем кредит? Небольшой. Мы быстро отдадим. Я тоже подработку возьму, буду рефераты писать по ночам…
Андрей смотрел на жену — уставшую, в старом халате, с морщинками у глаз, которые появились слишком рано. Она была готова горбатиться ночами, портить зрение, отказывать себе во всем, лишь бы маменька погуляла «как королева». Эта жертвенность, воспитанная годами токсичного давления, бесила его больше всего.
— Нет, — отрезал он. — Разговор окончен. Я спать.
На следующий день была суббота. Андрей надеялся отоспаться, но в девять утра в дверь позвонили. Звонок был настойчивый, требовательный — длинный, потом три коротких. Так звонить умел только один человек.
Андрей, накинув спортивные штаны, поплелся открывать. На пороге стояла Галина Петровна. Она была при полном параде: норковая шуба (купленная Мариной в кредит три года назад), яркий макияж, на голове — сложная укладка, залитая лаком так, что ей не страшен был бы и ураган.
— Зятек! Спишь? А солнце уже высоко! Кто рано встает, тому бог подает! — провозгласила она, вплывая в квартиру как ледокол. — Мариночка где?
Марина выбежала из ванной с полотенцем на голове, испуганная и суетливая.
— Мама? Ты чего так рано? Мы не ждали…
— А что вас ждать? Дело не терпит. Я вчера с Валентиной Ивановной из ресторана созванивалась, нужно срочно меню утверждать, а то цены с понедельника поднимут. Давайте, собирайтесь, поедем дегустировать. Андрюша, ты за рулем?
Она прошла на кухню, по-хозяйски открыла холодильник, достала сыр, поморщилась, увидев марку.
— Ой, ну и гадость вы едите. Сырный продукт какой-то. На здоровье экономите, молодые, а зря. Вот у меня на банкете будут сыры из частной сыроварни, с плесенью, с медом…
Андрей стоял в дверном проеме, скрестив руки на груди. Сон как рукой сняло.
— Галина Петровна, мы никуда не едем, — спокойно сказал он.
Теща замерла с куском сыра в руке. Медленно повернулась. В её глазах, густо подведенных черным карандашом, читалось искреннее недоумение.
— В смысле — не едем? У нас запись на двенадцать.
— В прямом. Я вчера озвучил Марине нашу позицию. Мы даем пятьдесят тысяч в качестве подарка. Всё. Никаких ресторанов «Империя», никаких дегустаций за мой счет не будет.
Галина Петровна аккуратно положила сыр на стол. Её лицо начало медленно наливаться красным цветом, контрастируя с белой пудрой.
— Мариша, что он говорит? — она обратилась к дочери, игнорируя Андрея. — Ты ему не объяснила? Ты не сказала, что это Юбилей?
— Мама, я говорила, но… — Марина сжалась в комок. — У нас правда сейчас сложно с деньгами. Ремонт, стройка…
— Ремонт! — всплеснула руками Галина Петровна. — Весь мир подождет! Ремонт можно и через год сделать. А мне шестьдесят исполняется сейчас! Вы понимаете, что люди скажут? Что у меня зять — жмот? Что дочь родную мать не ценит? Я ночей не спала, растила тебя, во всем себе отказывала! Я когда твоего отца схоронила, на двух работах горбатилась, чтобы у тебя колготки были не хуже, чем у других! А теперь, когда мне хочется один вечер пожить по-человечески, мне в лицо плюют?
Началось. Старая песня о главном. Андрей слышал этот монолог раз сто. Вариации менялись, суть оставалась прежней: вы мне должны по гроб жизни.
— Галина Петровна, никто в вас не плюет. Пятьдесят тысяч — это хорошие деньги. Можно отлично посидеть в семейном кругу.
— В семейном кругу я и дома посижу, над картошкой! — взвизгнула теща. — Мне нужен праздник! Я хочу, чтобы Любка из третьего подъезда лопнула от зависти! Я хочу, чтобы мои бывшие сотрудники увидели, что я в шоколаде, а не доживаю свой век в нищете!
— Так это ваши амбиции, Галина Петровна. При чем тут мой кошелек? — Андрей начал терять терпение. — Если вы хотите пустить пыль в глаза Любке, делайте это на свои сбережения.
— Какие сбережения?! У меня пенсия — слезы!
— Тогда по одежке протягивайте ножки.
— Ах так… — Галина Петровна схватилась за сердце. Движение было отработанным, театральным. Она грузно опустилась на стул. — Валидол… Мариша, валидол… Довел… Зять довел… Умираю…
Марина кинулась к аптечке, роняя тапки.
— Мама, мамочка, сейчас! Андрей, ну прекрати! Ты видишь, ей плохо!
Андрей стоял не шелохнувшись. Он знал, что «приступы» у Галины Петровны случаются исключительно тогда, когда ей отказывают в финансировании.
— Воды… — прохрипела теща, закатывая глаза.
Марина дрожащими руками накапала корвалол. В кухне запахло лекарствами и скандалом. Выпив капли, Галина Петровна немного «ожила», но смотрела на зятя уже не с мольбой, а с ненавистью.
— Я так и знала, — прошипела она. — Я знала, что ты, Андрюша, человек мелкий. Душонка у тебя с копеечку. Я Марину предупреждала: не выходи за него, он тебя в черном тело держать будет. Строитель… Тьфу! Интеллигенции в тебе ноль.
— Зато денег во мне достаточно, чтобы вы три года в моей шубе ходили и на моей даче отдыхали, — парировал Андрей. — И зубы, кстати, вы тоже на деньги этого «мелкого человека» вставили.
— Ты меня попрекаешь?! — Галина Петровна выпрямилась, забыв про больное сердце. — Хлебом попрекаешь?! Да я для вашей семьи… Я с внуками сидела!
— С какими внуками? — удивился Андрей. — У нас детей пока нет, Галина Петровна. Вы, наверное, с сериалом перепутали.
— Будут! А я уже заранее здоровье потратила! — логика тещи была непробиваема. — В общем так. Я не собираюсь тут унижаться. Мариша, ты дочь или не дочь? Если ты меня любишь, ты найдешь способ сделать матери праздник. А этот… пусть подавится своими бумажками.
Она встала, гордо поправила шубу и направилась к выходу. В дверях обернулась:
— Залог я не заберу. У меня его нет. И людям я уже сказала, что банкет будет. Если отмените — позор ляжет на вас.
Дверь хлопнула. Марина опустилась на табуретку и закрыла лицо руками. Плечи её вздрагивали. Андрей подошел, хотел обнять, но она дернулась.
— Ты жестокий, — прошептала она. — Зачем ты про зубы сказал? Ей же больно.
— Марин, очнись. Ей не больно, ей обидно, что кошелек захлопнулся. Ты понимаешь, что она нами манипулирует?
— Она старая женщина! У неё, кроме этих понтов, ничего нет! Ну давай возьмем кредит? Я сама буду платить. Клянусь. Я найду вторую работу.
— Нет, — Андрей ударил ладонью по столу так, что подпрыгнула сахарница. — Я не позволю тебе гробить здоровье ради её капризов. И сам я не собираюсь вкалывать на «Империю Холл». Это принципиальный вопрос. Если мы сейчас прогнемся, она до конца жизни будет с нас тянуть. Завтра ей захочется на Мальдивы, послезавтра — новый ремонт в её квартире. Стоп. Хватит.
Неделя прошла в состоянии холодной войны. Марина разговаривала с ним односложно, спала отвернувшись к стене. Галина Петровна бомбардировала дочь звонками, Андрей слышал обрывки фраз: «он тебя не уважает», «тиран», «я уже платье купила».
В среду Андрей вернулся домой пораньше. В квартире были голоса. Он зашел тихо и услышал разговор из кухни. Там сидела Марина и Галина Петровна, а с ними — какая-то незнакомая женщина с папкой бумаг.
— …значит, смотрите, — говорила незнакомка елейным голосом. — Кредит наличными под 25% годовых. Сумма — четыреста тысяч, с запасом, на всякий случай. Страховочку оформим, это обязательно. Платеж будет по пятнадцать тысяч в месяц на пять лет. Вполне подъемно. Мариночка, подписывайте здесь и здесь.
— Пятнадцать тысяч… — Марина с сомнением крутила ручку. — Это много.
— Зато маму порадуете! — подбодрила женщина. — Смотрите, какая она у вас красавица. Разве она не достойна праздника?
— Конечно, достойна! — вставила Галина Петровна. — Подписывай, доча. Андрей даже не узнает. Будешь со своей карты платить, скажешь, что премию урезали. А там, глядишь, он подобреет, сам поможет. Никуда не денется.
Андрей шагнул в кухню.
— Добрый вечер.
Все трое вздрогнули. Женщина с папкой быстро прикрыла бумаги рукой. Галина Петровна поперхнулась чаем. Марина выронила ручку, и та покатилась по полу.
— О, зятек, — теща попыталась улыбнуться. — А ты чего так рано? С работы выгнали?
— Наоборот. Премию дали. Решил вот жену порадовать, — Андрей подошел к столу, взял папку, вытащил из-под руки агента и бегло просмотрел. — «БыстроДеньги». Двадцать пять процентов? Вы серьезно? Со страховкой все сорок выйдут.
Он посмотрел на агента.
— Девушка, покиньте помещение. Сделки не будет.
— Но клиентка уже почти согласилась… — начала было агент.
— Вон! — рявкнул Андрей так, что стекла в серванте звякнули.
Девушка схватила папку и выскочила в коридор. Через секунду хлопнула входная дверь.
Андрей перевел взгляд на тещу. Она сидела красная, надутая, как индюк.
— Ты что себе позволяешь?! — начала она наступление. — Ты кто такой, чтобы указывать моей дочери? Она взрослый человек! Хочет — берет кредит!
— Она моя жена. И наш бюджет — общий. Вы, Галина Петровна, перешли все границы. Вы подбиваете дочь на долги, врете мне, пытаетесь разрушить нашу семью ради одного вечера пьянки?
— Не смей так говорить про мой юбилей! Это святое!
— Святое — это совесть иметь. А у вас её нет.
Марина сидела, опустив голову.
— Марин, — Андрей обратился к жене. — Ты правда собиралась это подписать? Пять лет платить по пятнадцать тысяч? Втайне от меня?
— Я не знала, что делать… — всхлипнула она. — Мама сказала, что это единственный выход. Что она уже гостей позвала, что ей стыдно отменять.
— А врать мужу тебе не стыдно?
— Не дави на неё! — вступилась теща. — Ты сам виноват! Если бы ты был нормальным мужиком, не пришлось бы выкручиваться! Жмот! Сквалыга! Да чтоб твои деньги тебе поперек горла встали!
И тут Андрей не выдержал. Он подошел к двери и распахнул её настежь.
— Я сказал — никаких приёмов! Пусть мамаша ищет нового простофилю для своих хотелок!
— Что?! — Галина Петровна задохнулась от возмущения.
— Что слышали. Я устал. Я пять лет молчал, когда вы таскали продукты из нашего холодильника сумками. Я молчал, когда вы жили у нас на даче все лето и даже за электричество не платили. Я молчал, когда вы Марину настраивали против меня. Но всему есть предел. Никакого банкета за мой счет не будет. И за счет Марины — тоже. Если вы сейчас не уйдете, я выставлю счет за все эти годы вашей «помощи». За шубу, за зубы, за санаторий. Посчитаем?
Галина Петровна вскочила. Её трясло.
— Ноги моей здесь больше не будет! Ты мне не зять! Марина, собирайся! Мы уходим! Ты не останешься с этим чудовищем!
Марина подняла голову. Посмотрела на мужа — злого, решительного, но такого родного и правого. Посмотрела на мать — истеричную, эгоистичную, требующую жертв.
— Нет, мама, — тихо сказала она.
— Что «нет»?
— Я никуда не пойду. Андрей прав. Мы не можем себе позволить такой банкет. Если тебе стыдно перед гостями — это твои проблемы. Отменяй, переноси, зови домой. Я помогу нарезать салаты. Но кредитов я брать не буду.
Галина Петровна застыла. Предательство дочери стало для неё ударом посильнее отказа зятя.
— Ты… ты променяла мать на штаны? На этого жлоба?
— Он не жлоб. Он мой муж. И он о нас заботится. А ты думаешь только о себе.
Теща схватила сумочку.
— Ну и живите! Грызитесь в своей нищете! Знать вас не хочу! Прокляну! Наследства лишу!
— Да подавись ты своим наследством! — крикнул Андрей ей в спину. — Квартира и так на государстве, у тебя только долги по коммуналке и старый телевизор!
Галина Петровна вылетела из квартиры, как пробка из шампанского. Тишина, наступившая после её ухода, была густой и тяжелой.
Андрей закрыл дверь на все замки. Вернулся в кухню. Марина плакала, уронив голову на руки.
Он подошел, сел рядом, обнял её за плечи. Она прижалась к нему, мокрая от слез, дрожащая.
— Прости меня, — прошептала она. — Я дура. Я просто так боюсь её расстроить. Она умеет давить на вину.
— Я знаю, маленькая, знаю. Она профессионал. Но надо взрослеть. У нас своя семья. Свои планы.
— Она теперь с нами разговаривать не будет.
— И слава богу. Отдохнем немного. Сэкономим на нервах и продуктах.
— А юбилей?
— А юбилей… Слушай, — Андрей хитро улыбнулся. — А давай в этот день, в её день рождения, уедем? Вдвоем. В дом отдыха. На выходные. На те самые пятьдесят тысяч.
Марина подняла на него заплаканные глаза. В них впервые за неделю мелькнула искорка надежды.
— А как же мама?
— А мама пусть празднует как хочет. Она взрослая девочка. Может, Любка из третьего подъезда ей поляну накроет.
— Ты думаешь, она простит?
— Она? Конечно. Как только деньги кончатся или кран потечет. Прибежит как миленькая. Но тогда мы уже будем разговаривать по-другому.
Марина вытерла слезы и впервые за долгое время улыбнулась искренне.
— Знаешь, а я правда хочу в дом отдыха. И чтобы телефоны отключить.
— Вот и договорились. Ставь чайник, жена. Праздновать будем. Освобождение от ига.
За окном всё так же лил ноябрьский дождь, но на кухне стало тепло и уютно. Тень «Империи Холл» рассеялась, уступив место нормальной, спокойной жизни, где деньги зарабатываются трудом, а тратятся на то, что действительно важно. Андрей смотрел на жену и понимал: сегодня он не просто сэкономил триста тысяч. Сегодня он наконец-то по-настоящему женился. Отбив жену у тещи. И это была его самая главная победа.