Серый осенний дождь монотонно барабанил по жестяному козырьку балкона, создавая в квартире атмосферу какой-то безнадежной сонливости. Ольга Павловна стояла у окна, машинально протирая и без того чистый подоконник тряпкой из микрофибры. Ей было пятьдесят два года, и последние тридцать из них она прожила в браке с Виктором.
Жизнь их, если посмотреть со стороны, казалась вполне сносной. Не богачи, но и не бедствовали. Вырастили дочь, которая теперь жила в другом городе, выплатили ипотеку за эту «двушку», купили дачу, где Виктор любил жарить шашлыки, а Ольга — бороться с сорняками. Все как у людей. Вот только в последние полгода, с того самого момента, как на Ольгу свалилось наследство, в доме поселилось липкое, тягучее напряжение.
Умерла тетка Ольги, одинокая и строгая Антонина Сергеевна. Умерла тихо, во сне, оставив племяннице роскошную трехкомнатную квартиру в «сталинке» в самом центре города. Потолки три метра, паркет, который скрипел историей, и вид на набережную.
— Оля, ну ты чего там застыла? — голос мужа вырвал ее из раздумий. — Чайник уже свистит, как ошпаренный.
Ольга вздрогнула, бросила тряпку и поспешила на кухню. Виктор сидел за столом, разгадывая кроссворд. Он был мужчиной видным: седина ему шла, а небольшой животик, появившийся с годами, придавал солидности. По крайней мере, так он сам считал.
— Задумалась, Вить. Погода такая… давящая.
— Погода как погода, — буркнул он, не отрываясь от газеты. — Слушай, Оль. Я тут все думаю насчет той квартиры. Теткиной.
Ольга внутренне сжалась. Опять. Этот разговор всплывал каждый день, как назойливая муха, которую невозможно прихлопнуть.
— И что ты думаешь? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Она налила кипяток в заварочный чайник, наблюдая, как чаинки кружатся в водовороте.
— Ну глупо же ей просто так стоять! — Виктор отложил ручку и снял очки, посмотрев на жену тем взглядом, который раньше казался ей заботливым, а теперь — оценивающим. — Коммуналка там бешеная. Ремонт нужен капитальный. Мы с тобой не потянем. А сдавать — это морока. Жильцы все загадят, потом судись с ними.
— Я не собираюсь ее сдавать, Витя. Я хочу там ремонт сделать. Потихоньку. Для нас. Или для Ленки, если вернется.
— Для Ленки! — фыркнул муж. — Ленка твоя в Питере корни пустила, не вернется она в нашу провинцию. А для нас… Оль, ну зачем нам на старости лет эти хоромы? Убирать замучаешься.
Он встал, подошел к ней и обнял за плечи. Руки у него были теплые, тяжелые.
— Я дело предлагаю, Олюшка. Продать ее надо. Пока цены на пике. У меня знакомый риелтор есть, Эдик, он уже прикинул — денег хватит, чтобы нам здесь евроремонт забабахать, машину обновить, и еще останется вложиться в дело.
— В какое дело? — Ольга высвободилась из объятий и села за стол.
— Есть тема верная. Гаражный комплекс строят на окраине. Вложимся на этапе котлована, через год продадим боксы в три раза дороже. Это пассивный доход, Оля! Будем жить как рантье, на Канары летать. Ты же всегда море любила.
Ольга молча мешала сахар в чашке, хотя чай пила без сахара. Виктор умел красиво говорить. В девяностые он так же красиво рассказывал про ваучеры, в нулевые — про сетевой маркетинг. И каждый раз Ольга верила, отдавала накопленные деньги, а потом они годами вылезали из долгов, пока Виктор лежал на диване в депрессии от того, что «мир не оценил его гениальности».
Но сейчас ситуация была иной. Квартира была только ее. И отдавать ее на растерзание очередным «бизнес-планам» мужа она не собиралась.
— Я подумаю, Вить, — соврала она, чтобы прекратить разговор.
— Да что тут думать! — Виктор начал раздражаться. — Эдик уже покупателя нашел. Человек с наличкой, готов хоть завтра на сделку. Только доверенность нужна от тебя, чтобы я всем занимался. Ты же знаешь, у тебя давление, тебе по очередям бегать нельзя. Я все сам сделаю. Забочусь о тебе, дурехе.
Слово «доверенность» резануло слух.
— Генеральную?
— Ну конечно! Чтобы я мог справки собрать, выписать там всех, продать, деньги получить. Мы же семья, Оль. У нас все общее. Или ты мне не доверяешь?
Он посмотрел на нее с такой обидой, что Ольге стало стыдно. Действительно, тридцать лет вместе. Не чужой человек. Может, она и правда стала мнительной стервой на старости лет?
— Доверяю, Витя. Просто… это память о тете Тоне.
— Память в сердце, а недвижимость — это актив! — отрезал Виктор. — Ладно, давай ужинать. Я котлет хочу.
Следующие три дня прошли в каком-то тумане. Виктор был ласков, как мартовский кот. Он принес цветы (чего не делал лет пять), сам починил капающий кран в ванной, и даже приготовил завтрак в воскресенье. Но за всей этой сахарной заботой Ольга чувствовала фальшь. Он торопил ее. Постоянно кому-то звонил, выходя на балкон и плотно прикрывая дверь.
В понедельник Ольга отпросилась с работы пораньше — разболелась голова. Она работала главным бухгалтером в небольшой строительной фирме, и цифры в тот день прыгали перед глазами. Придя домой, она обнаружила, что Виктора нет. «Наверное, поехал к своему Эдику», — подумала она.
Ольга прошла в спальню, чтобы переодеться, и увидела на тумбочке планшет мужа. Экран светился — пришло сообщение. Ольга никогда не проверяла телефон мужа. Она считала это ниже своего достоинства. Но тут палец сам потянулся к экрану.
Сообщение было от контакта «Зайка»: «Ну что, когда старая подпишет бумаги? Я уже присмотрела нам ту двушку в новостройке, о которой мечтали. И мебель. Котик, не тяни».
Ольга села на кровать. Ноги подкосились, будто из них вынули кости. «Старая». «Нам». «Котик».
Мир, который она так старательно штукатурила и подкрашивала тридцать лет, рухнул в одно мгновение, подняв облако ядовитой пыли. Значит, не гаражи. Значит, не бизнес. И уж точно не «забота о дурехе».
Она дрожащими руками открыла переписку. Читала долго, вчитываясь в каждую строчку, как в приговор. Оказалось, что «Зайка» — это некая Марина, тридцати лет, с которой Виктор крутил роман уже года два. И план был прост до гениальности: продать квартиру Ольги, деньги якобы вложить в гаражи, а на самом деле купить квартиру этой Марине, оформив на подставное лицо. А с Ольгой… С Ольгой он планировал развестись чуть позже, сказав, что «бизнес прогорел», и оставив ее у разбитого корыта в старой квартире с копеечной пенсией.
Ольга отложила планшет. Слез не было. Было чувство, будто ей вкололи огромную дозу новокаина прямо в душу. Все онемело.
Она встала, подошла к зеркалу. Посмотрела на себя. Морщинки вокруг глаз, усталый взгляд, немного поплывший овал лица. «Старая», — повторила она вслух.
И вдруг в ней поднялась такая ярость, какой она не испытывала никогда в жизни. Это была не истеричная злость, когда бьют посуду. Это была холодная, расчетливая ярость раненого зверя, который решил не убегать, а атаковать.
— Ну что ж, Котик, — прошептала Ольга своему отражению. — Будет тебе доверенность.
Когда Виктор вернулся домой, Ольга уже жарила картошку. В доме пахло уютом и чесноком.
— О, хозяюшка моя! — Виктор чмокнул ее в щеку, пахнущую дорогим одеколоном (который она ему и подарила). — А я с новостями. Эдик договорился с нотариусом на четверг. Время удобное, после обеда. Ты как, отпросишься?
— Конечно, Витя, — Ольга улыбнулась, не поворачивая головы. — Раз надо, значит надо. Я все обдумала. Ты прав. Мы должны жить для себя.
— Вот! — Виктор потер руки. — Золотые слова! Умница моя. Я знал, что ты поймешь.
Всю среду Ольга вела себя как обычно. Только внимательнее смотрела на мужа. Замечала, как он прячет глаза, как нервно постукивает пальцами по столу, как часто бегает «покурить». Теперь она видела не заботливого супруга, а мелкого жулика, который предвкушает куш.
В четверг они поехали к нотариусу. Виктор был в приподнятом настроении, шутил, рассказывал анекдоты. Он вел машину, положив руку на колено Ольги, и ей стоило огромных усилий не сбросить ее.
Контора располагалась в центре. Солидная вывеска, кожаные диваны, секретарша с длинными ногами.
— Здравствуйте, мы записаны на 14:00, фамилия Смирновы, — важно объявил Виктор.
Их пригласили в кабинет. Нотариус, строгая дама в очках, начала зачитывать стандартные фразы, проверяя паспорта.
— Итак, Ольга Павловна, вы хотите оформить генеральную доверенность на вашего супруга, Смирнова Виктора Ивановича, с правом продажи принадлежащей вам квартиры по адресу… — нотариус назвала адрес теткиной «сталинки». — С правом получения денежных средств и распоряжения ими по своему усмотрению. Все верно?
Виктор подался вперед, затаив дыхание. Его глаза блестели алчным блеском.
Ольга медленно сняла очки, протерла их краем платка и посмотрела прямо в глаза мужу.
— Нет, не верно.
В кабинете повисла тишина. Слышно было, как гудит компьютерный блок под столом.
— То есть как? — растерялся Виктор. — Оль, ты чего? Мы же договорились.
— Мы договорились, что я оформлю доверенность, — спокойно сказала Ольга. — Но я передумала насчет полномочий.
Она повернулась к нотариусу.
— Я хочу оформить доверенность только на сбор справок и документов, необходимых для вступления в права наследования и регистрации собственности. Без права продажи. Без права получения денег. И уж тем более без права распоряжения ими.
Виктор побледнел. Потом побагровел.
— Оля! Ты что несешь? Зачем мне справки собирать? Я же продавать должен! Покупатель ждет!
— Покупатель подождет, Витя. Или найдет другую квартиру. А может, твоя Марина ему свою уступит? Она же, кажется, как раз присмотрела «двушку» в новостройке?
Виктор дернулся, как от удара током.
— Какая Марина? Ты о чем?
— О «Зайке», Витя. О той, которой ты писал с моего планшета, пока я якобы спала. О той, которой ты обещал мебель и счастливую жизнь на мои деньги.
Нотариус деликатно кашлянула и опустила глаза в бумаги, делая вид, что изучает водяные знаки.
— Ты… ты лазила в моем планшете? — прошипел Виктор, забыв, где находится. — Да как ты смела? Это личное пространство!
— А воровать у жены квартиру — это какое пространство, Витя? Деловое?
Ольга встала. Она чувствовала себя удивительно спокойно. Страх исчез. Осталось только презрение.
— Думал, обведешь меня вокруг пальца ради квартиры? Нет, дорогой, теперь ты будешь искать пятый угол, — сказала она ту самую фразу, которая крутилась у нее в голове последние два дня.
— Да пошла ты! — Виктор вскочил, опрокинув стул. — Дура старая! Да кому ты нужна со своей развалюхой? Я хотел как лучше! Я хотел нас вытащить из болота!
— Ты хотел вытащить себя, — Ольга усмехнулась. — И не из болота, а в новую жизнь с молодухой. Только за мой счет. Не вышло, Витя. Банкет отменяется.
Она забрала свой паспорт со стола.
— Извините, — кивнула она нотариусу. — Сделки не будет.
Ольга вышла из кабинета с прямой спиной. Виктор выбежал за ней в коридор.
— Стой! Стой, тебе говорят! Ты не понимаешь, что делаешь! У меня долги! Я уже задаток взял под твою квартиру! Меня убьют!
Ольга остановилась у лифта и нажала кнопку вызова.
— Задаток взял? Под чужую собственность? Это называется мошенничество, Витя. Статья 159 Уголовного кодекса. Тебе ли не знать, ты же у нас юрист-самоучка.
— Оля, прости! — он вдруг рухнул на колени прямо в коридоре бизнес-центра, хватая ее за подол пальто. Люди, проходившие мимо, шарахались. — Бес попутал! Это она меня с толку сбила! Ведьма молодая! Я тебя люблю! Олюшка, спаси! У меня правда долги карточные, они мне ноги переломают!
Ольга смотрела на ползающего у ее ног мужчину, с которым делила постель и хлеб тридцать лет. И не чувствовала ничего, кроме брезгливости. Как будто наступила в грязь.
— Встань, не позорься, — сказала она холодно. — Ноги тебе переломают? Ну что ж, будет время подумать о жизни на больничной койке. Квартиру я не продам. И денег не дам. У меня их нет для твоих долгов.
Приехал лифт. Ольга вошла в кабину. Виктор попытался втиснуться следом, но она выставила вперед руку.
— Домой не приходи. Вещи твои я собрала, они у консьержки внизу стоят. Замки я сменила сегодня утром, пока ты спал. Машина на мне записана, так что ключи положи на стол консьержке, иначе я заявление об угоне подам через час.
— Ты не посмеешь! — заорал он, когда двери лифта начали закрываться. — Ты же добрая! Ты же все прощала!
— Добрая Оля умерла, Витя. Вместе с твоей совестью.
Двери закрылись, отсекая его перекошенное лицо.
Ольга вышла на улицу. Дождь кончился. Сквозь тяжелые тучи пробивался робкий луч солнца, отражаясь в лужах. Она вдохнула полной грудью влажный, холодный воздух. Было страшно. Было больно. Впереди был развод, раздел имущества (хотя делить там было особо нечего, кроме дачи и старой машины, так как теткина квартира наследственная и разделу не подлежит), неприятные разговоры.
Но еще было чувство невероятной, пьянящей свободы.
Ольга достала телефон и набрала номер дочери.
— Алло, мам? — голос Лены звучал сонно, видимо, у нее был выходной.
— Ленусь, привет. Ты не занята? Я тут подумала… Может, ты приедешь в гости на недельку? Поможешь мне обои выбрать.
— Обои? Ты ремонт затеяла? Папа же говорил, что денег нет.
— Папа… Папа уехал в длительную командировку, Лена. На поиски себя. А мы с тобой будем делать ремонт. В тети Тониной квартире. Я решила сделать там студию. Светлую, просторную. С большими окнами.
— Мам, у тебя голос какой-то другой. Что случилось?
— Ничего, доченька. Просто я наконец-то проснулась.
Ольга спрятала телефон в карман и зашагала к метро. Она не знала, что ждет ее завтра. Но она точно знала, что сегодня вечером она купит бутылку хорошего вина, закажет пиццу (которую Виктор называл «едой для бедных») и будет смотреть свой любимый сериал, не слушая ничье ворчание.
А квартиру она не продаст. Никогда. Это теперь ее крепость. Ее личный бастион, который она смогла отстоять.
Прошло три месяца. Зима выдалась снежной и колючей, но в квартире на набережной было тепло. Ольга закончила черновой ремонт. Оказалось, что руководить бригадой рабочих гораздо проще, чем руководить капризным мужем. Она научилась разбираться в грунтовке, ламинате и видах проводки.
В тот вечер она сидела на кухне новой квартиры, перебирая старые фотографии тети Тони, которые нашла в антресолях. Звонок в дверь раздался неожиданно. Ольга никого не ждала.
Она посмотрела в глазок. На лестничной площадке стоял Виктор. Он сильно сдал за это время: осунулся, щетина с проседью превратилась в неряшливую бороду, куртка выглядела потертой.
Ольга секунду колебалась, потом открыла дверь, но цепочку не сняла.
— Чего тебе?
— Оля… — голос у него был хриплый, простуженный. — Пусти погреться. Мне идти некуда. Марина выгнала, как только узнала, что денег нет. С работы уволили. Живу у друга в гараже, там буржуйка, но дров нет…
Он жалко улыбнулся, пытаясь изобразить прежнее обаяние, но вышло криво.
— Я осознал, Оль. Все осознал. Дурак был. Прости, а? Ну кто ж не ошибается? Мы же родные люди. Тридцать лет…
Ольга смотрела на него и пыталась найти в себе хоть каплю жалости. Той самой жалости, на которой, как на кривом фундаменте, держался их брак последние годы. Но жалости не было. Было только удивление: как она могла столько лет не видеть истинной сути этого человека?
— Тридцать лет я жила с иллюзией, Витя. А с тобой я познакомилась только три месяца назад, в кабинете нотариуса. И это знакомство мне не понравилось.
— Ну Оля! Ну не будь жестокой! Дай хоть чаю попить! Или денег дай немного, на хостел. Я отдам! Я на работу устроюсь, охранником!
— Денег нет, Витя. Все в ремонте. В этой самой квартире, которую ты так хотел продать.
Она хотела захлопнуть дверь, но он успел вставить ботинок в проем.
— Ты не имеешь права! Мы еще не разведены официально! Это совместно нажитое имущество! Я буду жить здесь!
Ольга вздохнула.
— Витя, эта квартира — наследство. Она не делится. А если ты сейчас не уберешь ногу, я нажму вот на эту кнопку.
Она показала на брелок сигнализации, висевший у входа.
— Группа быстрого реагирования приезжает за три минуты. Ребята там крепкие, разговоры разговаривать не любят.
Виктор посмотрел на брелок, потом в глаза жене. И понял, что она нажмет. Не дрогнет.
Он медленно убрал ногу.
— Стерва, — выплюнул он. — Какая же ты стерва стала.
— Спасибо, — искренне ответила Ольга. — Я старалась.
Она закрыла дверь. Щелкнули замки. Один, второй, третий. Звук этот был для нее слаще любой музыки.
Ольга вернулась на кухню. Взяла фотографию тети Тони. Строгая женщина с высокой прической смотрела на нее с черно-белого снимка.
— Спасибо тебе, тетя Тоня, — сказала Ольга. — Не только за квартиру. За урок спасибо.
За окном падал снег, укрывая город белым одеялом. Где-то там, в темноте, брел Виктор, ища свой пятый угол. А Ольга налила себе горячего чая с лимоном, открыла каталог мебели и стала выбирать диван. Ярко-желтый. Жизнерадостный. Такой, какой будет вся ее дальнейшая жизнь. Без лжи, без предательства и без лишнего балласта.
Жизнь только начиналась. И в этой жизни она, Ольга Павловна, больше никому не позволит себя обмануть. Дорогой опыт, конечно, но он того стоил.