Тиканье настенных часов в кухне казалось неестественно громким, словно кто-то методично вбивал гвозди в крышку гроба моего терпения. Каждая секунда отдавалась в висках глухой болью. Я сидела за столом, сжимая в руках пустую кружку, на дне которой давно высох кофейный ободок, и смотрела на мужа. Вадим сидел напротив, вальяжно развалившись на стуле, и крутил в руках мой смартфон. Чёрный прямоугольник, в котором была вся моя работа, контакты, банковские приложения и личная переписка с сестрой, теперь был заложником в его потных ладонях.
— Пароль, Лена, — лениво произнёс он, подкидывая телефон в воздухе. — Просто скажи четыре цифры, и мы закончим этот цирк.
— Цирк устроил ты, — мой голос звучал хрипло, но спокойно. Внутри же бушевал пожар. — Верни телефон на стол. Сейчас же.
— А то что? — он ухмыльнулся той самой кривой ухмылкой, которая раньше казалась мне дерзкой и привлекательной, а теперь вызывала лишь желание вымыть руки с хлоркой. — Мамочке пожалуешься? Или любовнику своему позвонить не сможешь?
— Какому любовнику, Вадим? Очнись. Я работаю по двенадцать часов, чтобы мы могли выплачивать кредит за твою машину. У меня из любовников только отчеты и годовой баланс.
— Вот и проверим, — он снова попытался ввести комбинацию наугад. Экран мигнул красным: «Повторите попытку через 5 минут». — Видишь? Скрываешь что-то. Мама была права. Она сразу сказала: «Слишком много она в телефоне сидит, глаз не поднимает, точно хвостом вертит».
При упоминании его мамы, Антонины Павловны, у меня перед глазами встала красная пелена. Эта женщина присутствовала в нашей жизни незримым, но удушающим эфиром. Она знала, что мы ели на ужин, почему я не погладила рубашку именно в среду и сколько раз в месяц у нас случается близость. Вадим докладывал ей всё. Абсолютно всё. Но кража телефона — это был новый уровень, пробивший дно.
Я медленно встала. Стул скрипнул по паркету, нарушая вязкую тишину. Подошла к окну. На улице ноябрьский ветер срывал последние листья с тополей, швыряя их в грязные лужи. Так же сейчас облетали остатки моих иллюзий о счастливой семейной жизни. Пять лет брака. Пять лет попыток быть хорошей, удобной, понимающей. Пять лет прогибания под стандарты женщины, которая считала меня «неровней» её драгоценному сыночку.
— Ты меня слышишь вообще? — Вадим постучал телефоном по столу. — Я жду пароль. Мама сказала, что если жена прячет телефон, значит, там грязь. Честному человеку скрывать нечего.
Я повернулась к нему. Посмотрела прямо в его водянистые, бегающие глаза. В них не было любви. Там был страх перед матерью и желание утвердиться за мой счет. Он чувствовал свою несостоятельность — его карьера буксовала, зарплата была в полтора раза меньше моей, и единственный способ почувствовать себя «мужиком» для него заключался в тотальном контроле.
— Слушай сюда. Час — и все. Или мой телефон в моих руках, или твой след в моей жизни простынет. Свекровь ждет не дождется когда мы разведемся.
Вадим замер. Он явно не ожидал такого поворота. Обычно я оправдывалась, плакала, пыталась убедить. Но сегодня что-то сломалось. Та пружина, которую они с мамой скручивали годами, наконец лопнула.
— Ты мне условия ставишь? — он попытался рассмеяться, но смех вышел нервным. — В моем доме?
— В нашем доме, Вадим. В который я вложила добрачное наследство бабушки, чтобы сделать ремонт, пока ты выбирал себе «достойную» машину. И если ты забыл, документы на квартиру оформлены на меня.
— О, попрекать начала! — он вскочил, опрокинув стул. — Мама предупреждала! Говорила: «Сынок, она тебе этим ремонтом всю плешь проест». Меркантильная ты, Ленка. Мелочная.
— Время пошло, — я демонстративно посмотрела на настенные часы. Было ровно полдень. — У тебя есть шестьдесят минут. Если через час телефон не будет лежать передо мной, я собираю твои вещи.
— Да пошла ты! — он сунул телефон в карман джинсов. — Я сейчас к маме поеду. Она женщина мудрая, она быстро разберется, как этот твой айфон взломать. У неё знакомый хакер есть, сын подруги. Вот там и посмотрим, какие у тебя «отчеты».
Он вылетел в прихожую. Я слышала, как он гремит ключами, как надевает ботинки. Хлопнула входная дверь.
Я осталась одна. Тишина больше не давила, она стала звенящей, предгрозовой. Я знала, что он вернётся. И не один. Антонина Павловна не упустит такого шанса устроить показательное судилище.
Вместо того чтобы сидеть и рыдать, я начала действовать. Странное спокойствие овладело мной. Я достала из кладовки большие клетчатые сумки — те самые, "челночные", которые остались ещё от переезда. Прошла в спальню. Открыла шкаф.
Его полки были в идеальном порядке — я следила за этим. Ровные стопки футболок, отглаженные рубашки. Я сгребала их без жалости, комкая, и швыряла в сумки. Носки, трусы, джинсы. Я не чувствовала боли, только брезгливость, словно убирала мусор.
В кармане одной из его курток я нашла чек. «Ювелирный салон "Алмаз". Серьги, золото, фианит». Дата — прошлая неделя. Я усмехнулась. Мне он ничего не дарил уже года два, ссылаясь на «трудные времена» и необходимость экономить. Значит, подарок маме. На её юбилей, который будет через месяц. За мои, вероятно, деньги, так как с его карты списывался кредит за машину, и на жизнь оставались копейки.
Я бросила чек в сумку поверх свитеров. Пусть будет. Как вишенка на торте.
Прошло сорок минут. Я успела собрать три баула. Его одежда, его обувь, его бесконечные гантели, которые пылились под кроватью, его коллекция дисков с играми. Прихожая превратилась в склад. Я работала как машина, не давая себе времени остановиться и подумать: «А может, не надо? А может, помиримся?». Нет. Не надо. Не помиримся.
Помириться — значит признать, что у меня нет права на личное пространство. Что я должна отчитываться за каждый вздох. Что свекровь имеет право копаться в моем белье, и в прямом, и в переносном смысле.
Ровно в 12:55 в замке заскрежетал ключ. Я вышла в коридор, поправив домашнюю футболку и скрестив руки на груди.
Дверь распахнулась, и на пороге, как я и ожидала, возникла Антонина Павловна. Громоздкая, в своем неизменном драповом пальто и мохеровом берете, она напоминала танк, идущий на прорыв. За ней, прячась за широкой материнской спиной, семенил Вадим.
— Ну, здравствуй, дорогая, — голос свекрови сочился ядом. — Что за истерики ты закатываешь моему сыну? Ультиматумы ставишь?
Она шагнула внутрь, по-хозяйски оглядывая прихожую, и тут её взгляд наткнулся на баррикады из сумок.
— Это что такое? — её брови поползли вверх, исчезая под беретом. — Мы что, на дачу собрались?
— Это вещи Вадима, — спокойно ответила я. — Время вышло. Где мой телефон?
— Ты посмотри на неё! — всплеснула руками Антонина Павловна, поворачиваясь к сыну. — Вадик, ты видишь? Она тебя выгоняет! Из твоего же дома!
— Это моя квартира, Антонина Павловна, — напомнила я. — И вы это прекрасно знаете.
— В браке всё общее! — взвизгнула она. — Ты не имеешь права! Мы полицию вызовем! Вадик, покажи ей, кто в доме хозяин!
Вадим, подстрекаемый матерью, выдвинулся вперед. Он выглядел смешным и жалким одновременно. В одной руке он всё ещё сжимал мой телефон.
— Ты блефуешь, Лен. Куда ты меня выгонишь? Я муж. Я здесь прописан.
— Временно, — поправила я. — И срок регистрации истёк месяц назад. Я просто забыла продлить. Какое удачное совпадение, правда?
— Отдай телефон, — я протянула руку.
— Не отдавай, сынок! — скомандовала свекровь. — Там улики! Мы сейчас сядем, и ты при мне введешь пароль. Я хочу видеть, с кем ты там переписываешься, шалава!
Слово хлестнуло как пощечина. «Шалава». Так она меня называла за глаза, я знала. Но в лицо — впервые.
Я сделала глубокий вдох.
— Значит так. Если телефон не будет у меня через три секунды, я иду писать заявление в полицию о краже. А заодно заявление на развод. И поверьте, Антонина Павловна, я найму такого адвоката, что Вадим останется не только без машины, за которую плачу я, но и без последних штанов, которые, кстати, тоже куплены на мои деньги.
— Ты пугаешь нас? — свекровь покраснела, её массивное лицо пошло пятнами. — Да кто ты такая? Лимита! Мы тебя, сироту, подобрали, обогрели, в семью приняли интеллигентную!
— Интеллигентную? — я рассмеялась. Смех был горьким. — Интеллигентные люди не крадут телефоны и не называют невесток шалавами. Интеллигентные люди не приходят в чужой дом с ревизией в грязных сапогах.
Я выразительно посмотрела на её ноги. Она действительно не разулась и стояла на чистом коврике, оставляя комья уличной грязи.
— Вадим, — я обратилась к мужу, игнорируя его мать. — Это конец. Ты сделал свой выбор. Ты выбрал быть маминым сыном, а не моим мужем. Отдай телефон и уходи. По-хорошему.
Вадим переводил взгляд с меня на мать. В его глазах мелькнуло сомнение. Он видел эти сумки. Он знал мой характер — я долго терплю, но рублю резко. Он понимал, что без моей зарплаты и моей квартиры его комфортная жизнь закончится прямо сегодня. Ему придется ехать к маме, в её "хрущевку", спать на продавленном диване и слушать её наставления двадцать четыре часа в сутки.
— Мам... — пробормотал он. — Может, отдадим? Ну её...
— Ты что, тряпка?! — рявкнула Антонина Павловна, давая ему подзатыльник, как школьнику. — Она тебя на понт берет! Не смей! Мы сейчас этот телефон в сервис отнесем, там вскроют! Я должна знать правду!
Она выхватила телефон из рук сына.
— А ну, пароль говори! — она нависла надо мной, дыша тяжёлым запахом корвалола и старых духов.
Это было уже слишком.
— Выметайтесь, — тихо сказала я.
— Что?!
— Вон отсюда! Оба! — я закричала так, что у самой заложило уши. — Чтобы духу вашего здесь не было!
Я схватила ближайшую сумку и швырнула её в открытую дверь подъезда. Сумка тяжело ударилась о стену лестничной клетки, молния разошлась, и оттуда вывалились его джинсы и кроссовки.
— Ты больная! — заорал Вадим, бросаясь собирать вещи.
— Следующая полетит твоя приставка! — пообещала я, хватаясь за вторую сумку.
Антонина Павловна, видя, что ситуация выходит из-под контроля, и что я действительно на грани физической расправы (а в гневе я страшна, и она это чувствовала), попятилась к выходу, прижимая мой телефон к груди как трофей.
— Мы уйдем! Но телефон я заберу! Это вещдок! — взвизгнула она.
— Верни, старая ведьма! — я шагнула к ней.
Видимо, в моих глазах было столько бешенства, что она испугалась по-настоящему. Она швырнула телефон на пол. Он проскользил по паркету и ударился о плинтус.
— Подавись! — крикнула она. — Вадик, собирай манатки! Ноги нашей здесь не будет! Мы тебя, дрянь, прославим на весь город! Я всем расскажу, какая ты! Я на работу твою напишу!
— Пишите, — я подняла телефон. Экран был цел. Слава богу. — Только не забудьте указать, что вы воровка и скандалистка.
Вадим, пыхтя и краснея, вытаскивал сумки на лестничную площадку. Он ни разу не посмотрел на меня. Ни слова сожаления, ни попытки остановить этот кошмар. Он просто выполнял команды матери и спасал свое барахло.
— Ключи, — потребовала я, когда он выволок последний баул.
Он похлопал по карманам, достал связку и с силой кинул её на пол. Ключи звякнули.
— Ты пожалеешь, Лена, — прошипел он. — Ты одна останешься. Кому ты нужна в тридцать пять? Без детей, без нормальной семьи. Старородящая истеричка.
— Лучше одной, чем с предателем, — ответила я и с наслаждением захлопнула дверь перед их носами.
Щелкнул замок. Потом я накинула цепочку. Потом закрыла на верхний замок.
Я прислонилась спиной к двери и сползла на пол. Сердце колотилось как бешеное, руки дрожали. С той стороны слышались приглушенные голоса, шарканье ног, звук вызываемого лифта. Антонина Павловна что-то громко вещала про «неблагодарную тварь» и «мы ещё покажем».
Но эти звуки уже отдалялись. Они становились прошлым.
Я сидела на полу в прихожей, сжимая в руке холодный телефон. В квартире было тихо. Невероятно, благословенно тихо. Никто не бубнил телевизором, никто не чавкал, никто не критиковал меня за то, что я не так поставила обувь.
Я разблокировала экран. Пароль, который они так жаждали узнать — год рождения моей мамы. Ничего сложного. Открыла галерею. Последние фото — мы с коллегами на корпоративе, смешной кот, которого я встретила у подъезда, скриншот рецепта пирога, который я хотела испечь для Вадима в выходные. Никаких любовников. Никакой грязи.
Только рецепт пирога, который теперь некому печь.
Слезы, наконец, хлынули. Я плакала не о Вадиме. Я плакала о себе. О пяти годах жизни, потраченных на обслуживание чужого эгоизма. О том, как я старалась понравиться женщине, которая меня ненавидела с первого дня. О том, как я превратилась в загнанную лошадь, забывшую, что она женщина.
Я плакала минут десять. Потом встала, умылась ледяной водой. Посмотрела на себя в зеркало. Тушь размазалась, глаза красные, но в них больше не было той тоскливой обреченности, с которой я жила последние годы.
Телефон пискнул. СМС от банка: «Оплата кредита за автомобиль. Списание завтра».
Я зашла в приложение. «Переводы». «Между своими счетами». Я сняла все деньги с общего счета, куда перечисляла свою зарплату. Оставила там ровно триста рублей. На проезд до мамы ему хватит.
Затем заблокировала его карту, которая была привязана к моему счету.
Ещё одно уведомление. От Вадима.
«Ты ещё приползешь. Мама говорит, ты без меня пропадешь».
Я нажала кнопку «Заблокировать контакт». Следом отправила в черный список номер Антонины Павловны.
Потом нашла контакт мастера по замкам.
— Алло, здравствуйте. Мне нужно срочно сменить личинку замка. Да, прямо сейчас. Я заплачу двойной тариф.
Вечером я сидела на кухне. Той самой, где ещё днем разыгралась драма. Я пила чай с мятой и смотрела в окно. Город горел огнями. Я чувствовала себя странно. Пустота внутри начинала заполняться чем-то новым. Ощущением свободы.
Мне не нужно завтра готовить обед из трех блюд, чтобы угодить свекрови, которая обещала заехать. Мне не нужно прятать телефон. Мне не нужно слушать нытье мужа о том, как его недооценивают.
Я вспомнила чек на серьги, который так и остался лежать в кармане куртки Вадима, уехавшей вместе с ним. Интересно, обрадуется ли Антонина Павловна подарку, когда узнает, что платить за кредит на машину сыночку теперь придется самому? А работы у него сейчас толком нет, только подработки.
Я представила их вечер. Тесная кухонька свекрови. Вадим на продавленном диване. Упреки матери: «Я же говорила, надо было с неё денег стрясти перед уходом!». Скандалы из-за нехватки средств.
А у меня — тишина. И мой телефон, лежащий на столе экраном вверх. Никаких тайн. Только моя жизнь, которая, кажется, только начинается.
В дверь позвонили. Мастер по замкам. Я пошла открывать, улыбаясь. Свекровь действительно ждала не дождалась нашего развода. Что ж, мечты должны сбываться. Она получила своего сына обратно. Целиком и полностью. Без возврата и обмена. А я получила себя. И это был самый выгодный размен в моей жизни — размен иллюзий на свободу.