— Астронавт НАСА. Погиб при внекорабельной деятельности у станции «Салют-7». Но он не погиб. Его...
Три чёрных внедорожника замерли в сотне метров от табора, словно стая хищников, оценивающих добычу. Из машин не выходили. Они просто стояли, и это ожидание было хуже любого нападения.
В лагере царила гнетущая тишина, нарушаемая лишь треском костра и тяжёлым дыханием людей. Цыганские мужчины с ружьями наперевес стояли на линии обороны, проведенной Маришкой. Игорь Васильевич сжимал в руке старенький пистолет. Артём, бледный, но твёрдый, держал в руках тяжелый монтировку. Людмила стояла рядом с Маришкой, её пальцы впивались в её плечо.
Злата сидела в центре нарисованного круга, её глаза были закрыты. Она была их радаром, их единственным шансом предугадать действия врага.
— Они не одни, — прошептала она, не открывая глаз. — С ними... пустота. Та самая. Она плывёт за ними, как шлейф.
— Готовьтесь! — крикнул Игорь Васильевич.
Но дверь лишь первого внедорожника открылась. Вышел Пётр Сергеевич. На этот раз он был не один. С ним была женщина в белом халате, с медицинским кейсом, и двое крепких парней, чьи позы кричали о профессиональной боевой подготовке.
Пётр Сергеевич сделал несколько шагов вперёд, подняв руки, демонстрируя, что он безоружен.
— Бабушка Маришка! — его голос громко прозвучал в утренней тишине. — Мы не за войной! Мы хотим поговорить!
— Разговаривали уже! — крикнула в ответ Маришка. — Результат виден! Убирайтесь!
— Ситуация изменилась! — Пётр Сергеевич не отступал. — Мы... мы не полностью понимали, с чем имеем дело. Произошёл... инцидент. Нам нужна помощь девочки. Её уникальный дар... это, возможно, единственный шанс.
— Шанс на что? — ядовито спросил Игорь Васильевич. — Увезти её в свою лабораторию?
— Нет! — в голосе Петра Сергеевича впервые прозвучала искренняя, почти отчаянная нота. — Шанс понять! Шанс предотвратить катастрофу! Вы не понимаете... «Объект Каин»... это не просто призрак. Это...
Он замолчал, подбирая слова, и в его глазах был настоящий, непритворный ужас.
— Капитан-лейтенант ВМС США Майлз Кейн, — негромко сказала Злата. Все взгляды устремились на неё. Она открыла глаза. Они были огромными, чёрными, отражавшими небо. — Астронавт НАСА. Погиб при внекорабельной деятельности у станции «Салют-7». Но он не погиб. Его... забрало.
Пётр Сергеевич замер, его лицо вытянулось от изумления.
— Как... как ты можешь это знать? Это информация уровня «совершенно секретно»...
— Он мне рассказал, — просто сказала Злата. — Он кричит уже три года. И он не один там.
В этот момент из второго внедорожника вышли ещё двое людей. Но это были не русские. Высокий седовласый мужчина в очках и строгая женщина с собранными в тугой узел волосами. Оба были в дорогих, но практичных костюмах. На их лицах была печать того же ужаса, что и у Петра Сергеевича, смешанного с безумной надеждой.
— Доктор Алан Рид, НАСА, — представился седовласый мужчина на ломаном, но понятном русском. — Это... это мисс Злата?
Его спутница, не сводя с Златы взгляда, полного слёз, прошептала:
— Майлз... он... он жив?
Лагерь застыл в полном недоумении. Враги внезапно превратились в просителей. И просили они о том же, о чём и все остальные — о правде.
Маришка, не опуская ножа, шагнула вперёд.
— Объяснитесь. Быстро.
Пётр Сергеевич тяжело вздохнул.
— Три года назад во время рутинного выхода в открытый космос с астронавтом Майлзом Кейном пропала связь. Камеры зафиксировали... необъяснимое явление. Вспышку света. И его исчезновение. Официально — трагическая гибель. Но мы... наша лаборатория... мы регистрировали аномальные сигналы из того сектора. Сигналы, которые шли после его исчезновения. Мы считали, что имеем дело с неким видом космической аномалии, возможно, разумной. Мы назвали её «Объект Каин». Мы пытались выйти на контакт. И... мы считаем, что нам это удалось. Мы думали, это некая форма энергии. Но после вчерашнего сеанса с девочкой... — он с содроганием посмотрел на Злату, — ...мы получили расшифровку её энцефалограммы. Там был... голос. На английском. Он повторял одно слово: «Помогите».
Доктор Рид подошёл ближе, его руки дрожали.
— Мы проанализировали запись. Это голос Майлза. Без сомнений. Его вокальные характеристики, его акцент... Но как... КАК он может передавать сигнал? И ЧТО удерживает его там, в пустоте, все эти годы?
Все смотрели на Злату. Маленькую, испуганную девочку в центре магического круга. Она была ключом к величайшей тайне в истории освоения космоса.
— Он не просто «там», — тихо сказала Злата. Её голос был странным, в нём слышалось эхо. — Он стал частью того... того, что его схватило. Оно не отпускает его. Оно слушает. Учится. Через него. Оно... голодное. И одинокое. И оно хочет... заглянуть сюда.
— Что... «оно»? — спросил доктор Рид, бледнея.
— Я не знаю, — честно ответила Злата. — У него нет имени. Оно просто... есть. Как ветер. Как гравитация. Но... разумное. И сейчас оно держит Майлза как... как антенну. Или как глаз. И оно смотрит на меня. Потому что я единственная, кто может его услышать.
Женщина из НАСА, представившаяся как доктор Элизабет Шоу, упала на колени, рыдая.
— Он жив... Боже мой, Майлз жив... Мы должны помочь ему! Мы должны его вернуть!
— Вернуть? — горько усмехнулась Маришка. — А вы не думали, что эта... сущность... может не захотеть его отпускать? И что, если вы попытаетесь его «вернуть», она может последовать за ним? Или за той, кто его позовёт?
Пётр Сергеевич и доктор Рид переглянулись. Этот вопрос явно приходил им в голову.
— Мы должны попытаться, — твёрдо сказал доктор Рид. — Мы не можем оставить своего человека. Мы предлагаем сотрудничество. Полную прозрачность. Девочка будет под постоянным наблюдением лучших врачей. Мы обеспечим безопасность...
— Нет! — это крикнула не Маришка, а Злата. Она встала, её лицо исказилось от страха и боли. — Нет! Оно... оно стало сильнее! Оно услышало вас! Оно... радуется!
Воздух вокруг вдруг стал густым, тяжёлым. Температура упала на несколько градусов за секунду. Лошади в таборе забеспокоились, заржали, забив копытами землю.
— Что происходит? — испуганно прошептал Артём.
— Оно здесь, — закричала Злата, закрывая уши руками. — Оно использует его голос! Оно пытается говорить!
Из её горла вырвался хриплый, неестественный звук, который медленно оформился в слово, произнесённое на искажённом английском:
— ...HOME...
Доктор Шоу вскрикнула.
— Майлз!
— Это не он! — закричала Злата, падая на колени. — Это ОНО! Оно хочет домой! Оно хочет сюда!
Небо, ещё минуту назад ясное, стало заволакивать странной, перламутровой дымкой. В ушах у всех присутствующих начал нарастать высокочастотный писк, исходящий словно из самого мозга.
Люди из НАСА и Лаборатории №7 в ужасе отступали к своим машинам. Их хладнокровие испарилось, сменившись примитивным страхом перед необъяснимым.
Маришка бросилась к Злате, схватила её за лицо.
— Закрой дверь, дитя! Закрой сейчас же! Выгони его!
— Я не могу! — рыдала Злата. — Он слишком сильный! Он тянет меня!
Игорь Васильевич подбежал к Петру Сергеевичу.
— Вы что, натворили? Вы что за дверь открыли?
— Мы не знали! — в отчаянии кричал тот. — Мы думали, это просто энергия!
Внезапно Злата замерла. Её тело выпрямилось. Она повернула голову к доктору Шоу, и её глаза стали абсолютно чёрными, без единого проблеска света. Когда она заговорила, её голос был на удивление спокойным, но это был голос множества существ, говорящих в унисон, на идеальном английском.
— Элизабет. Милая Элизабет. Ты плачешь по мне. Не плачь. Скоро мы будем вместе. Все вы. Вы откроете дверь. И я приду. Я принесу с собой... тишину. Вечную, прекрасную тишину.
Доктор Шоу с визгом отпрянула. Доктор Рид схватил её за руку и потащил к машине.
Пётр Сергеевич смотрел на Злату с лицом человека, увидевшего собственного дьявола.
— Отбой! Немедленный отбой! — закричал он своим людям. — Контакт враждебен! Повторяю, контакт враждебен!
Машины завелись, развернулись и на огромной скорости помчались прочь, поднимая тучи пыли.
Давление спало. Писк в ушах стих. Небо снова стало ясным. Злата рухнула без сознания в руки Маришки.
В лагере воцарилась гробовая тишина. Люди стояли, не в силах пошевелиться, всё ещё находясь под впечатлением от того, что произошло.
Игорь Васильевич первым пришёл в себя.
— Что... что это было, бабушка?
Маришка, бледная как смерть, качала на руках бесчувственную Злату.
— Это была разведка. Тот, кто держит их астронавта, теперь знает о нас всё. Он знает, что здесь есть дверь. И он знает, кто может её открыть. Война, о которой я говорила... она только что началась. И враг у нас теперь не только в костюмах. Враг — в самом небе.
Она посмотрела на испуганные лица своих союзников.
— Они вернутся. И на этот раз они будут умолять нас о помощи. Потому что то, что идёт сюда... оно не разбирает русских и американцев. Оно голодно. И мы — его обед.
Она отнесла Злату в фургон. Девочке предстояло долгое, тяжёлое выздоровление. Но Маришка знала — это была лишь передышка. Самый страшный их «клиент» только что объявил о своём визите. И его проблема была не в невысказанной любви или спрятанном завещании. Его проблема была в том, что он был бесконечно одинок. И он нашёл способ эту проблему решить. Забрать к себе всех
Тишина, наступившая после ужасающего контакта, была тяжелее любого шума. Она висела над табором густым, липким покрывалом. Люди двигались как во сне, их лица застыли в масках потрясения. Даже степной ветер, обычно безудержный и свободный, казалось, затих, прислушиваясь к отголоскам голоса из бездны.
Злата пролежала без сознания весь день и всю ночь. Маришка не отходила от неё ни на шаг, смачивая её губы водой и напевая старинные цыганские напевы — не столько для внучки, сколько для самой себя, чтобы не сойти с ума от осознания произошедшего.
На рассвете девочка пришла в себя. Она не плакала и не кричала. Она просто лежала, уставившись в потолок фургона широко открытыми глазами, в которых плескалась бездонная, космическая тоска.
— Он... оставил часть себя во мне, бабушка, — прошептала она, и её голос был чужим, пустым. — Как пятно. Я чувствую его холод. Его одиночество. Оно... заразительно.
Маришка сжала её руку.
— Это пройдёт, дитя. Ты сильнее. Ты — жизнь. А он — смерть. Жизнь всегда сильнее.
Но в её собственных глазах не было уверенности.
Утром лагерь посетил нежданный гость. Вернулся Игорь Васильевич. Он привёл с собой двух своих бывших коллег — таких же поседевших, уставших, но с цепкими, живыми глазами. Они принесли с собой не оружие, а сумки с аппаратурой — старые полевые радиоприёмники, осциллографы, приборы, названия которых никто в таборе не знал.
— Это Василий и Геннадий, — коротко представил Игорь. — Лучшие радисты из «прослушки», каких я знал. Если эта... сущность... передаёт сигнал, мы можем попытаться его перехватить. Узнать о ней больше.
— Зачем? — устало спросила Маришка. — Чтобы ещё раз напугать нас до смерти?
— Чтобы понять врага, — возразил Василий, мужчина с умными глазами за стёклами очков. — Всякая передача — это данные. Частота, модуляция, мощность. Это может рассказать о её природе, о местоположении...
— Его местоположение — вечность, — мрачно сказала Злата, выходя из фургона. Она была бледной, почти прозрачной, но держалась на ногах. — Он не в космосе, как вы думаете. Он... между. Между мирами. В щели.
Все смотрели на неё. Девочка изменилась. В ней появилась недетская, леденящая душу уверенность.
— Он показал мне, — продолжала она, глядя куда-то вдаль. — Там нет звёзд. Нет времени. Только... серость. И ветер, который не дует. И он один. Один уже... так долго, что сам забыл, кто он. Астронавт... Майлз... это лишь крошечная часть, которую он недавно поглотил. Как вы глотаете каплю воды. И теперь у него есть вкус. Вкус жизни. И он хочет больше.
Геннадий, второй радист, скептически хмыкнул.
— Мистика. А мы тут с аппаратурой...
— Включите её, — вдруг сказала Злата, поворачивая к нему свой пронзительный взгляд. — Сейчас. На частоте... — она на мгновение зажмурилась, — ...1420,405 мегагерц.
Люди переглянулись. 1420 МГц — это частота излучения нейтрального водорода, «стандартная» частота для поиска внеземных цивилизаций.
Радисты, пожимая плечами, начали настраивать аппаратуру. Минуту была тишина, нарушаемая лишь шипением эфира. Потом из динамика послышался слабый, но отчётливый звук. Не голос. Не код. Это была... музыка. Простая, одинокая мелодия, повторяющаяся снова и снова. Все узнали её. Это была первая часть «Лунной сонаты» Бетховена.
— Что... что это? — прошептал Артём.
— Это он, — так же тихо ответила Злата. — Он играет. На чём-то... что когда-то было его кораблём. Он научился у Майлза. Майлз любил Бетховена. Он слушал его перед выходом в открытый космос. Это его последняя связь с домом. И его пытка.
Музыка внезапно оборвалась, сменившись нарастающим, пугающим гулом. И затем из динамика полился поток шёпота. Тысячи, миллионы голосов, говорящих на незнакомых языках, плачущих, кричащих, молящих о помощи. Это был хор потерянных душ, целая вселенная страдания, переданная в виде радиосигнала.
— Боже правый... — Василий срывающимся голосом выключил приёмник. Его руки дрожали. — Что это?..
— Это его коллекция, — с ледяным спокойствием сказала Злата. — Все, кого он поглотил за... за всё время. Он не убивает их. Он хранит. Как вы храните воспоминания. И теперь он хочет добавить в свою коллекцию нас. Всю планету.
В лагере воцарилась мертвенная тишина. Даже самые скептически настроенные теперь понимали — они столкнулись не с призраком, а с чем-то бесконечно более древним и могущественным.
— Мы не можем сражаться с этим, — с отчаянием в голосе произнесла Людмила. — Это... это бог. Или дьявол.
— Нет, — вдруг сказала Злата. Её голос прозвучал с новой силой. — Он не бог. Он — тюремщик. И он сам в тюрьме. В тюрьме собственного одиночества. Он боится. Боится снова остаться один, если мы... уйдём.
— Что ты предлагаешь? — спросил Игорь Васильевич.
— Поговорить с ним, — просто ответила Злата. — Не как с монстром. А как с... существом. Выслушать. Узнать, чего он хочет на самом деле. Может быть... может быть, ему не нужна вся планета. Может быть, ему нужен просто... друг.
— Это безумие! — воскликнул Геннадий. — Ты слышала этот хор! Это ненависть! Отчаяние!
— Это боль, — поправила его Злата. — А боль можно утихомирить. Я знаю. Я делаю это каждый день.
Она посмотрела на бабушку. Та смотрела на неё с гордостью и бесконечной тревогой.
— Ты уверена, дитя? Это самый опасный диалог в твоей жизни.
— Я уверена, — кивнула Злата. — Потому что если мы не попробуем, он придёт сам. И тогда разговаривать будет не о чем. Он просто заберёт.
Она повернулась к радистам.
— Включите передатчик. На той же частоте. Я буду говорить. А вы... слушайте. И записывайте всё. Каждый звук. Каждую паузу.
Василий и Геннадий, всё ещё под впечатлением, кивнули. Они настроили аппаратуру на передачу, поднесли Злате самодельный микрофон.
Девочка закрыла глаза, сделала глубокий вдох и начала говорить. Не по-цыгански, не по-русски. На том самом, искажённом английском, на котором с ней говорила сущность.
— Мы слышим тебя. Мы знаем, что ты одинок. Мы не хотим вредить тебе. Мы хотим понять. Позволь нам помочь.
Она умолкла. В напряжённой тишине было слышно, как бьются сердца десятков людей. Ответа не было. Только тихий гул в динамиках.
Злата попробовала снова.
— Майлз... он с тобой? Он может говорить с нами? С Элизабет? Она ждёт его.
Снова тишина. Потом... что-то изменилось. Воздух снова стал тяжёлым. Но на этот раз не было того леденящего ужаса. Было чувство... внимания. Пристального, сконцентрированного внимания.
И тогда из динамика, чистым, ясным голосом, без каких-либо искажений, донёсся знакомый радистам НАСА голос.
— Элизабет? — произнёс он. Голос был полон изумления и... надежды. — Это... это действительно ты?
Голос, прозвучавший из динамика, был настолько чистым и живым, что у всех присутствующих перехватило дыхание. Это был не электронный голос, не искажённый шёпот. Это был голос мужчины — уставшего, измученного, но настоящего.
— Элизабет? Это... это действительно ты?
Злата, не открывая глаз, ответила, и её голос снова приобрёл тот странный, двойной оттенок — её собственный и что-то ещё, глубокое и древнее.
— Это не Элизабет. Это я. Девочка. Та, что слышит. Майлз, ты... ты всё ещё там?
Наступила пауза, наполненная таким напряжённым ожиданием, что казалось, воздух вот-вот вспыхнет. Потом голос зазвучал снова, и в нём послышалась неуверенность, растерянность.
— Я... я не знаю. Где «там»? Я помню... вспышку. Холод. И потом... тишину. Такую громкую тишину.
— Ты не один, — мягко сказала Злата. — С тобой кто-то есть. Другой. Кто он?
Голос Майлза дрогнул, в нём послышался страх.
— Он... он всегда был здесь. Он — эта тишина. Он — этот холод. Он показал мне... столько всего. Миры, которые умерли. Звёзды, которые погасли. Он... он коллекционер. Коллекционер душ.
В таборе все переглянулись. Самые страшные догадки подтверждались.
— Зачем он тебе? — спросила Злата, выступая в роли психолога для заточённой в вечности души.
— Я... я его напоминание, — голос Майлза стал тише, словно он боялся, что его подслушают. — Напоминание о том, что есть не только тишина. Что есть звук. Музыка. Любовь. Элизабет... Он часто заставляет меня думать о ней. Ему нравится эта боль. Эта тоска. Она... острая.
В этот момент из динамика донёсся другой звук — низкий, властный гул, нарастающий, как гневное ворчание. Голос Майлза тут же оборвался, сменившись тем самым, множественным шёпотом.
— Он сердится, — быстро прошептала Злата, уже своим голосом. — Ему не нравится, что Майлз говорит слишком много.
— Спроси его! — крикнул доктор Рид, который вместе с коллегами, оказалось, не уехал далеко, а стоял на окраине лагеря, слушая трансляцию через портативную рацию. — Спроси, что ему нужно!
Злата сжала кулаки, её лицо исказилось от усилия. Она боролась. Боролась с давлением, которое стремилось вытеснить её из её же собственного сознания.
— Чего... ты хочешь? — выдохнула она, обращаясь уже к самой сущности.
Множественный шёпот стих. В эфире воцарилась абсолютная, звенящая тишина. И тогда из динамика полилась та самая, одинокая мелодия. «Лунная соната». Но на этот раз она звучала иначе — не как воспоминание, а как вопрос. Как приглашение.
— ...Присоединиться... — прошептали тысячи голосов в унисон. — ...К хору... К вечности...
— Нет! — закричала Злата, падая на колени. Её голос сорвался. — Мы не хотим! Мы хотим жить! Мы хотим чувствовать! Боль, радость, любовь... это наше! Отдай нам Майлза!
Давление достигло пика. Стекло в фургонах затрещало. Лошади рвались с привязей. Люди падали на землю, закрывая уши от нарастающего, невыносимого гула.
И вдруг... всё прекратилось.
Тишина. Настоящая, глубокая тишина. Давление исчезло. Воздух снова стал лёгким.
Злата лежала на земле, тяжело дыша. Из её носа снова текла кровь, но в её глазах был не ужас, а изумление.
— Он... он ушёл, — прошептала она.
— Что случилось? — подбежала к ней Маришка.
— Он слушал, — сказала Злата, с трудом поднимаясь. — Когда я закричала... о жизни... о боли... он слушал. Ему было... интересно. Как ребёнку, который впервые видит что-то новое. Он не понимает. Он забыл, что такое чувствовать.
В этот момент радиоприёмник снова ожил. Но на этот раз из него донёсся лишь один, чистый голос. Голос Майлза Кейна.
— Скажи Элизабет... — его голос был полон невыразимой печали и... прощания, — ...что я люблю её. И... скажи ей, чтобы она жила. Чтобы все вы... жили. Громко. За себя. И за меня.
Последние слова почти растворились в эфире. Связь оборвалась.
Доктор Шоу, слушавшая всё это по рации, разрыдалась. Но это были не слезы отчаяния. Это были слезы облегчения. Она получила прощание. Она получила ответ.
В лагере воцарилась оглушённая тишина. Никто не знал, что сказать. Они столкнулись с чем-то невообразимым, и каким-то чудом остались живы.
Игорь Васильевич первым нарушил молчание.
— И... что теперь? Он вернётся?
Злата покачала головой. Она выглядела измотанной до предела, но в её глазах горела искра понимания.
— Не знаю. Но я не думаю, что скоро. Мы... мы дали ему что-то подумать. Мы показали ему, что есть не только тишина. Что есть воля. Что есть любовь, которая сильнее страха. Для него это... новая концепция.
Она посмотрела на бабушку.
— Он не злой, бабушка. Он... потерянный. Как все те души, что приходят к нам. Только он потерялся не в жизни и смерти. Он потерялся во времени. И в одиночестве.
Маришка обняла её. Впервые за долгое время в её глазах была не только тревога, но и надежда. Возможно, самый страшный их «клиент» не был врагом. Возможно, он был просто самым одиноким существом во вселенной. И их встреча была не объявлением войны, а первым шагом к чему-то, что никто не мог понять.
Но все они знали одно — мир стал больше. И в этом мире восьмилетняя цыганская девочка, умеющая говорить с мёртвыми, неожиданно стала тем, кто поговорил с чем-то, что было гораздо больше смерти. Она стала мостом не только между миром живых и мёртвых, но и между человечеством и бездной. И этот мост только что выдержал первое, самое страшное испытание. Но впереди были ещё многие
Продолжение ниже!
Нравится рассказ? Тогда можете поблагодарить автора ДОНАТОМ! Для этого нажмите на черный баннер ниже
Начало ниже по ссылке
Все части этого рассказа будут в этой папке
Нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы ничего не пропустить дальше