Часть 1. Наследство с привкусом горечи
Старый дом дышал смолой и речной сыростью. Это был не тот затхлый запах запустения, от которого хочется чихать и быстрее открыть веранду, а густой, настоянный на десятилетиях аромат жизни. Урбан провёл ладонью по шершавому бревну стены. Дядя Глеб любил этот дом. Он строил его не для престижа, не для того, чтобы пускать пыль в глаза соседям, а для души. Здесь, у излучины реки, где вода была черной и маслянистой от глубины, прошло детство Урбана. Теперь Глеба не было. Сухая строчка в извещении, закрытый гроб и эта дача — всё, что осталось от человека, который учил Урбана держать удочку и не бояться крапивы.
— Тут нужно всё менять, — голос Дарьи разрезал тишину, как нож разрезает натянутую ткань. — Эти занавески в цветочек — ужас. И пол скрипит. Но место... Место шикарное, Урбан. Ты только посмотри, какой спуск к воде.
Урбан обернулся. Его жена стояла посреди комнаты, оценивающе оглядывая пространство. В её взгляде не было скорби, лишь деловитый блеск, похожий на отблеск монеты. Они были женаты всего год, и до этого момента Урбан считал, что знает её. Но смерть дяди словно сдернула с реальности какой-то защитный слой, обнажив механизмы, о которых он не задумывался.
— Глеб любил эти занавески, — глухо сказал Урбан. — Мать их шила.
— Ну, это прошлое, милый. А мы живём в настоящем, — Дарья подошла к нему, провела пальцем по его плечу. — Мы здесь такой рай устроим. Мама говорит, что если веранду застеклить современными пакетами, то можно будет сидеть до глубокой осени.
Урбан промолчал. Ему не хотелось спорить. Работа поглощала его целиком: новый проект в конструкторском бюро требовал нечеловеческих усилий. Мозг кипел от чертежей и расчетов, и дача была для него глотком воздуха, памятью, а не стройплощадкой.
Первые месяцы прошли в суете. Дарья действительно взялась за дело рьяно. Она моталась в строительные гипермаркеты, выбирала краску, командовала рабочими, которых нанимала на деньги Урбана. Сам он приезжал редко. Повышение, которого он так ждал, обернулось бесконечными совещаниями и командировками. В те редкие моменты, когда он добирался до реки, он хотел просто сидеть на пирсе и смотреть на воду. Но там уже хозяйничали другие люди.
Тамара Игоревна, мать Дарьи, обосновалась на даче основательно. Её визгливый голос, раздающий указания, слышался от самой калитки.
— Урбан, ну наконец-то! — встречала она его не с пирогами, а с претензиями. — Крыльцо нужно переделывать. Почему ты не заказал машину с песком? Даша надрывается, я тут спину гну, а ты всё в городе.
Он устало тёр переносицу.
— Я работаю, Тамара Игоревна. Чтобы оплачивать этот песок и ваши идеи по благоустройству.
— Работает он, — фыркала теща, поворачиваясь к нему широкой спиной. — Мужчина должен быть хозяином на земле, а не придатком к офисному стулу.
Урбан глотал обиду, списывая всё на разницу поколений и характеров. Он не знал, что это было лишь начало великой экспроприации.
Часть 2. Ползучая оккупация
Осень окрасила лес в багрянец и золото, но отношения в семье становились всё холоднее и серее. Урбан практически перестал ездить на дачу. Ему там не было места. В доме дяди Глеба теперь пахло чужими духами, валерьянкой Тамары Игоревны и каким-то кислым варевом, которое они называли «полезным питанием». Его вещи были переложены в дальний угол чулана, а на его любимом кресле водрузили огромный фикус, который притащила теща.
Разговор начался в один из ноябрьских вечеров, когда Урбан, измотанный отчётами, сидел на кухне своей квартиры. Квартиры, которая юридически принадлежала его матери, но в которой они с Дарьей жили совершенно бесплатно, оплачивая только коммуналку.
— Урбан, нам надо серьезно расставить точки над «i», — Дарья села напротив. Она не заварила чай, на столе не было ужина. Только листок бумаги и ручка.
— О чём ты? — спросил он.
— О даче. Мама считает, и я с ней полностью согласна, что ситуация ненормальная. Мы вкладываем туда силы, душу, деньги...
— Мои деньги, — резко перебил Урбан.
— Наши деньги! Мы семья! — голос Дарьи звенел. — Но дело не в этом. Ты там почти не бываешь. Дом оформлен на тебе, но, по сути, живём и ухаживаем за ним мы с мамой. Было бы справедливо, если бы ты оформил дарственную на меня.
Урбан отложил планшет. В висках застучала кровь.
— Почему я должен подарить тебе дачу родителей? — удивился супруг. — Это наследство Глеба. Это родовое гнездо.
— Какое гнездо, Урбан? Ты там был за лето три раза! Три! А мама там жила безвылазно. Она грядки полола, она за домом следила. Мы боимся, что если с тобой что-то случится... или ты решишь её продать... мы останемся ни с чем. Столько труда вложено!
— Ты меня хоронишь уже? — Урбан усмехнулся, но усмешка вышла кривой. — Или разводиться собралась?
— Не говори глупостей. Просто так будет честнее. Юридическая формальность. Ты же любишь меня? Ты же доверяешь мне?
Урбан тогда ушел от ответа, сославшись на головную боль. Но зерно было брошено. И оно прорастало ядовитым плющом.
В игру вступила Римма, младшая сестра Дарьи. Она была совсем другой — резкой, прямой, с вечно растрепанными волосами и циничным взглядом на жизнь. Однажды она перехватила Урбана у подъезда.
— Слушай, зятек, — Римма курила тонкую сигарету, щурясь от ветра. — Ты ведь не дурак, я надеюсь? Не подписывай ничего.
— С чего бы тебе заботиться о моем имуществе? — удивился Урбан.
— Потому что я знаю свою сестрицу и нашу маман. Дашка — она ведомая, а мать у нас — танк. Им мало того, что они живут в твоей хате на всём готовом. Им нужны гарантии. Им нужно всё. Дача — это только первый шаг. Мать спит и видит, как продаст этот участок у реки. Земля там дорогая.
— Даша не такая, — неуверенно возразил Урбан.
— Ну-ну. Блажен, кто верует. Я тебя предупредила. Не будь лопухом, Урбан. Иначе останешься с голой задницей на морозе.
Но Римму никто не слушал. А дома давление нарастало. Тамара Игоревна начала звонить Урбану на работу.
— Ты эгоист, Урбан! — кричала она в трубку. — Мы облагораживаем твою землю, мы спины не разгибаем! А ты жалеешь бумажку подписать? Да если бы не Даша, там бы всё бурьяном поросло!
— Я не просил вас там спины гнуть! — рявкнул однажды Урбан, не выдержав. — Отдыхайте! Жарьте шашлыки! Зачем вы там целину поднимаете?
— Ах, вот как ты заговорил? Мы для него стараемся, а он... Неблагодарная скотина!
Часть 3. Зимнее перемирие и фальшивый мёд
К декабрю скандалы стали ежедневным рационом. Дарья меняла тактики. То она плакала, закрывшись в ванной, демонстрируя вселенскую скорбь. То ходила с ледяным лицом, отвечая односложно. То пыталась подкупить его внезапной лаской, которая выглядела так искусственно, что Урбана тошнило.
Однажды вечером, когда Дарья в очередной раз завела пластинку о том, что «не чувствует уверенности в завтрашнем дне», Урбан сломался. Но не так, как они ожидали. Он не стал оправдываться. Его охватила холодная, злая решимость. Ему нужно было время. Нужно было понять, как выпутаться из этой липкой паутины, не потеряв рассудка.
— ХВАТИТ! — он ударил ладонью по столу так, что подпрыгнула сахарница.
Дарья отшатнулась, испуганно моргая.
— Я услышал тебя. Я понял вашу позицию. Вы считаете, что заслужили мой дом, потому что посадили там петрушку. Хорошо.
— Правда? — глаза Дарьи расширились, в них зажглась алчная искра.
— Я перепишу дачу. Но не сейчас. С оформлением документов много возни, у меня горят сроки по работе. Весной. В марте, когда закрою квартал, мы пойдем к нотариусу. До этого момента — ни слова о даче. Иначе я продам её первому встречному. Поняла?
— Ой, Урбанчик! — Дарья бросилась ему на шею, целуя колючую щеку. — Ты самый лучший! Я знала, что ты поймешь! Мама так обрадуется!
Урбана передернуло от её прикосновений. Теперь он видел всё отчетливо: этот восторг был адресован не ему, а квадратным метрам и гектарам. Он был лишь функцией, ручкой, которая должна поставить подпись.
Наступило странное время. Дарья порхала. Она готовила его любимые блюда, спрашивала, как прошел день, не ворчала, если он задерживался. Тамара Игоревна при встрече расплывалась в улыбке, похожей на оскал.
— Какой ты у нас умница, Урбан, — елейно говорила она. — Настоящий мужчина. Всё в дом, всё в семью.
Урбан смотрел на них и чувствовал, как внутри копится яд. Он видел эту фальшь, грубую, как дешевая позолота. Они считали его дураком, которого удалось прогнуть. Римма, узнав о его «обещании», покрутила пальцем у виска и перестала с ним разговаривать.
Зима тянулась бесконечно. Урбан работал как одержимый, стараясь приходить домой, когда Дарья уже спала. Он не мог видеть её торжествующее лицо, не мог слышать, как она по телефону обсуждает с матерью, какого цвета плитку они положат на «своей» кухне.
Часть 4. Весенний взрыв
Март пришел с грязным снегом и промозглым ветром. В тот субботний день Урбан был дома, лежал на диване, тупо глядя в потолок. Усталость после сдачи проекта навалилась бетонной плитой.
Звонок в дверь был настойчивым, требовательным. Дарья побежала открывать. В прихожей послышался громкий голос Тамары Игоревны. Она ввалилась в квартиру как победительница, стряхивая капли с зонта прямо на паркет.
— Ну что, молодежь! Весна пришла! — провозгласила она, не разуваясь, проходя в гостиную. — Урбан, ты не забыл? Март на дворе. Пора, как говорится, отвечать за базар.
Дарья замерла за её спиной, теребя край кофты. Взгляд её был напряженным.
— Здравствуйте, Тамара Игоревна, — Урбан медленно сел на диване. — И вам не хворать.
— Давай без церемоний, — теща плюхнулась в кресло. — Даша сказала, что документы готовы. Нотариус ждет в понедельник. Мы уже узнавали, там сейчас очереди, но я договорилась через знакомую. Тебе нужно только паспорт взять.
Урбан посмотрел на жену. Дарья потупила взор.
— Ты уже и к нотариусу записалась? Без меня?
— Мы просто хотели помочь, ускорить процесс, — пролепетала Дарья.
— Ускорить процесс изъятия моего имущества? — голос Урбана был тихим, но в нём вибрировала угроза.
— Перестань паясничать! — Тамара Игоревна хлопнула себя по коленям. — Ты обещал! Мужик сказал — мужик сделал. Переписывай дачу, и мы отстанем. Мы там всё лето пахали! Это, считай, наша зарплата!
И тут плотину прорвало.
Урбан встал. Он не кричал, он заревел, как раненый медведь. Вся боль, всё унижение, вся злость, что копилась год, вырвалась наружу потоком раскаленной лавы.
— ЗАРПЛАТА?! — рявкнул он так, что Тамара Игоревна вжалась в кресло. — ЗАРПЛАТА ЗА ЧТО? ЗА ТО, ЧТО ВЫ ЖРАЛИ МОИ ПРОДУКТЫ НА МОЕЙ ВЕРАНДЕ? ЗА ТО, ЧТО ВЫ ИСПОРТИЛИ ДОМ МОЕГО ДЯДИ СВОИМИ КОЛХОЗНЫМИ ПЕРЕДЕЛКАМИ?
— Урбан, успокойся... — пискнула Дарья.
— ЗАТКНИСЬ! — она никогда, никогда не видела его таким. Она думала, он тряпка, банкомат, безропотный теленок.
— КАТИСЬ К ЧЁРТУ! — Урбан наступал на тещу, его лицо перекосило от бешенства. — Вы думали, я слепой? Думали, я не вижу, как вы делите шкуру неубитого медведя? Дача вам нужна? ХРЕН ВАМ, А НЕ ДАЧА!
Он схватил куртку Тамары Игоревны с вешалки и швырнул ей в лицо.
— ВОН ОТСЮДА! ОБЕ!
— Ты... ты меня выгоняешь? — Дарья побелела, её губы тряслись. — Я твоя жена! Мы семья!
— СЕМЬЯ?! — Урбан расхохотался, и этот смех был страшнее крика. — Семья не вымогает у мужа наследство умерших родных! Семья не считает мужа ресурсом! Ты мне не жена. Ты — паразит. Твою мать я терпел из уважения, но уважение кончилось. ВЫМЕТАЙТЕСЬ!
Он метнулся в спальню, схватил охапку вещей Дарьи — платья, джинсы, косметичку — и просто вывалил их в коридор.
— У тебя десять минут, чтобы собрать свои шмотки и исчезнуть из моей квартиры. Квартиры МОЕЙ МАТЕРИ, за которую вы ни копейки не платили!
— Да как ты смеешь! — взвизгнула Тамара Игоревна, пытаясь вернуть былую власть. — Мы на тебя в суд подадим! Мы тебя разденем!
— ПОШЛА ВОН старая карга! — Урбан схватил стул и ударил им об пол так, что ножка отлетела. — ИНАЧЕ Я СПУЩУ ВАС С ЛЕСТНИЦЫ ВМЕСТЕ СО ШМОТКАМИ!
Дарья зарыдала в голос, беспорядочно запихивая вещи в сумки. Её руки дрожали, она роняла всё подряд. Она не узнавала этого человека. Этот бешеный, брызжущий слюной, крушащий мебель зверь не имел ничего общего с её интеллигентным Урбаном. Она поняла одно — он не шутит. Её мир рушился прямо сейчас, под треск ломаемого стула.
— Я проклинаю тебя! — шипела Тамара Игоревна, пятясь к двери. — Жмот! Сквалыга! Чтоб ты подавился своей дачей!
— УБИРАЙТЕСЬ! — Урбан пнул сумку Дарьи в сторону двери.
Через пять минут квартира опустела. Дверь захлопнулась с грохотом, который, казалось, сотряс весь дом. Урбан остался один посреди разгромленной гостиной. Он тяжело дышал, руки тряслись, но в голове была звенящая, кристальная ясность. Он был свободен.
Часть 5. Расплата за жадность
Прошло две недели. Урбан сменил замки в тот же день. Подал на развод. Телефон Дарьи был заблокирован, номера тещи — в черном списке.
Дарья сидела на кухне в маленькой «двушке» своей матери. Здесь пахло кислым супом и нестиранным бельем — контраст с чистой, светлой квартирой Урбана был разительным. Коробки с её вещами громоздились в коридоре, занимая всё проходное пространство.
— Ты идиотка, Даша! — орала Тамара Игоревна, расхаживая по тесной кухне. — Какая же ты тупая! Не могла умаслить мужика! Нужно было ласковее, хитрее! А ты? "Давай подпишем, давай подпишем". Спугнула!
— Мама, но ты сама говорила жать на него! — плакала Дарья, размазывая тушь по щекам. — Ты говорила "требуй, он тряпка, он прогнется"!
— Я говорила?! Не ври матери! — Тамара Игоревна остановилась и с ненавистью посмотрела на дочь. — Теперь из-за твоей глупости мы в полной заднице!
— Почему? — всхлипнула Дарья. — Мы же можем...
— Что мы можем? — взвизгнула мать. — Я кредитов в банке набрала! На ремонт этой чертовой дачи, на твои шмотки, чтобы ты перед ним задом вертела, на свою новую кухню! Я рассчитывала, что мы продадим участок у реки весной! Там земля золотая! Я уже риелтору задаток дала, чтобы он покупателя искал побыстрее!
Дарья замерла.
— Ты... ты хотела продать дачу? Но ты же говорила, что это родовое гнездо... что мы там будем жить...
— Какое к лешему гнездо?! Ты в своем уме? Ездить в эту глушь комаров кормить? Мне нужны были деньги! У меня долг полтора миллиона! И закрывать его я собиралась с продажи дачи Урбана! А теперь что? Что теперь, я тебя спрашиваю?!
Дарья смотрела на мать и чувствовала, как холодный ужас сковывает тело. Всё это — разговоры о семье, о справедливости, о вложенных силах — было ложью. Её просто использовали. Собственная мать использовала её как таран, чтобы пробить оборону Урбана и добраться до денег.
— Ты... ты чудовище, — прошептала Дарья.
— Я чудовище?! — Тамара Игоревна схватила полотенце и замахнулась на дочь. — Я тебя вырастила! Я о тебе заботилась! А ты, бестолочь, мужа удержать не смогла! Тряпка! Теперь будешь пахать на двух работах, чтобы мои кредиты гасить, раз уж ты здесь живешь! Квартиру тебе муж давал, а здесь изволь платить!
В коридоре хлопнула дверь. Это вышла из своей комнаты Римма. Она несла большую спортивную сумку.
— Ну что, цирк уродов, — спокойно сказала сестра. — Я сваливаю. Сняла комнату с подругой. Жить в этом гадюшнике больше не намерена.
— Куда?! — рявкнула мать. — А кто платить будет за коммуналку?
— Сами, мамочка. Сами, — Римма усмехнулась. — Дашка теперь свободная женщина, время у неё вагон. Пусть разгребает то, что вы обе наворотили. А я предупреждала.
— Римма, не бросай меня! — бросилась к ней Дарья. — Мне некуда идти!
Римма отстранила сестру холодной рукой.
— Тебе было куда идти. У тебя был нормальный мужик, хорошая квартира и жизнь без забот. Ты променяла это на жадность этой старой ведьмы. Теперь вы стоите друг друга. Ешьте друг друга поедом.
Римма вышла, не оглядываясь. Щелкнул замок.
Дарья села на табурет. Слёзы высохли. Осталась только черная пустота и визгливый голос матери, перечисляющий суммы платежей по кредитам. Она потеряла всё: любовь Урбана, уютный дом, тихую дачу у темной реки. И получила взамен лишь материнскую злобу и долги, которых не делала. Урбан был прав. Она действительно осталась ни с чем.
Автор: Елена Стриж © Канал «Рассказы для души от Елены Стриж»