— Ты что себе позволяешь?! Притащилась тут со своими сказками! — голос Светланы Ивановны разрезал морозный воздух в прихожей острее, чем январский ветер за окном.
Кристина стояла на пороге, прижимая к груди потёртую сумку. Снег на её тёмно-синем пуховике ещё не успел растаять, маленькие белые звёздочки медленно превращались в капли воды. За спиной скулил ветер, пытаясь пробраться в тёплую квартиру вместе с ней. Она молчала, глядя в пол, на мокрые следы от своих сапог на коврике. Внутри всё сжалось в тугой комок — страшно, стыдно, обидно. И главное — некуда деваться.
— Ах ты, врунья! Нагуляла ребёнка и хочешь на моего сына повесить? Без теста ДНК и на порог не подходи! — Светлана Ивановна была в ударе. Щёки горели, глаза блестели праведным гневом. Она стояла, упёршись руками в бока, преграждая путь в квартиру, словно страж у ворот рая.
«Какой там рай», — мелькнуло в голове у Кристины. Она подняла взгляд. Свекровь была в домашнем халате в мелкий цветочек, волосы аккуратно уложены, на губах — яркая помада. Даже дома она выглядела так, будто готовилась к выходу в свет или к приёму гостей. Только вот Кристина гостем здесь явно не была.
— Я не вру, — тихо произнесла девушка. — Егор знает...
— Егор! — свекровь захохотала, но смех этот был холодным, как осколки льда. — Егор у меня работает с утра до ночи, а ты тут явилась, небось высмотрела, что парень перспективный, вот и решила...
— Мама, пусти её, — раздался голос из глубины квартиры.
Егор появился в коридоре, в домашних штанах и мятой футболке. Волосы взъерошены, лицо бледное. Он вышел из своей комнаты, но будто не до конца проснулся. Или не хотел просыпаться. Не хотел, чтобы всё это было правдой.
— Я не пущу эту... эту особу в дом, пока она не докажет! — Светлана Ивановна развернулась к сыну. — Ты понимаешь, что она хочет?! Тебе двадцать шесть лет, у тебя вся жизнь впереди, карьера в банке, а она...
— Мам, хватит.
— Не хватит! — голос свекрови взметнулся вверх. — Ты думаешь, я не видела таких? Во мне тоже кровь с молоком бурлила когда-то, я тоже молодая была! Находится, значит, дурочка, которая думает, что стоит пальцем поманить — и всё, счастье обеспечено!
Кристина закрыла глаза. Её мутило с утра уже третий месяц подряд. Она потратила последние деньги на дорогу сюда, из своего небольшого городка до столицы — четыре часа на автобусе. Сидела, глядя в окно на бесконечные заснеженные поля, на придорожные деревни с покосившимися заборами и редкими огоньками в окнах. Думала, как скажет. Репетировала слова. А теперь все эти слова разбились о стену материнской ярости.
— Я уйду, — выдохнула она. — Просто... просто мне нужно было сказать.
Развернулась к двери. Рука легла на холодную ручку. За спиной повисла напряжённая тишина — Егор молчал, свекровь тяжело дышала.
— Стой.
Голос Егора. Не громкий, но твёрдый.
— Войди. Поговорим.
— Ты с ума сошёл?! — взвилась Светлана Ивановна. — Егорка, я запрещаю!
— Мам, это моя жизнь, — сын посмотрел на мать тяжело, устало. — Мой выбор. Моя ответственность.
— Какая ответственность?! За чужого ребёнка?! — женщина схватилась за сердце, прислонилась к стене. — Ты меня в гроб вгонишь! Я столько в тебя вложила, одна поднимала после того, как отец свалил! Ночами не спала, на двух работах вкалывала, чтобы ты...
— Знаю, мам, — перебил Егор. — Всё знаю.
Он подошёл ближе, взял мать за плечи. Светлана Ивановна всхлипнула, но в глазах всё ещё пылал огонь непримиримости.
Кристина стояла у двери, не зная, что делать. Оставаться? Уйти? Она чувствовала себя лишней в этой сцене, будто случайно попала в чужой спектакль. Ноги гудели после долгой дороги, в животе неприятно ныло, хотелось сесть, но она боялась пошевелиться.
— Снимай обувь, — бросил ей Егор через плечо. — Пойдём на кухню.
Свекровь резко отстранилась от сына и, не глядя на Кристину, прошла мимо — прямо, гордо, будто королева, отправляющаяся в изгнание. Хлопнула дверь её комнаты. Потом ещё раз — сильнее.
Кристина сняла сапоги, стянула пуховик. Руки дрожали. Она прошла за Егором на кухню — маленькую, но уютную, с бежевыми обоями и запахом кофе. На столе стояли две кружки, открытая упаковка печенья. Значит, они сидели здесь, пили кофе, когда она позвонила в дверь.
— Садись, — кивнул Егор на стул.
Сам остался стоять, прислонившись к подоконнику. За окном кружил снег — большими ленивыми хлопьями, которые казались такими мирными, такими невинными. А здесь, в этой маленькой кухне, решалась судьба. Чья-то жизнь. А может, сразу нескольких.
— Когда ты узнала? — спросил он.
Голос глухой, без эмоций. Кристина не могла понять, что он чувствует. Злость? Страх? Равнодушие?
— Три недели назад. Задержка была, я... я не сразу поняла. Думала, стресс на работе. Но потом купила тест. Два теста. Три. Все положительные.
— Почему сразу не сказала?
— Боялась, — призналась она. — Мы же... мы не планировали. После той вечеринки у Виталика... это было один раз, мы оба выпили, ты сказал, что это ошибка...
— Я так и думал, — перебил Егор. — Думал, это было ошибкой.
Он провёл рукой по лицу, потёр глаза. Кристина видела, как напряжены его плечи, как сжата челюсть. Егор всегда был сдержанным, спокойным. Даже тогда, в новогоднюю ночь, когда они остались вдвоём в пустой квартире Виталика, он был нежным, осторожным. Утром уехал рано, оставив записку: "Прости. Это не должно было произойти".
Она тогда разозлилась, разорвала записку, выбросила. А потом плакала, уткнувшись в подушку, которая ещё хранила запах его одеколона.
— И что ты хочешь? — спросил он наконец. — Денег?
Кристина вздрогнула, будто её ударили.
— Нет, — выдохнула она. — Я буду рожать!
— Зачем?
Вопрос прозвучал так просто, так буднично, будто они обсуждали, зачем покупать новый телефон или менять мебель.
— Потому что это... — она замолчала, подбирая слова. — Потому что я не могу иначе. Я выросла без отца. Знаю, каково это. И я не хочу, чтобы мой ребёнок...
— Наш, — поправил Егор. — Если это правда, то наш.
— Наш, — согласилась она.
Тишина растянулась, как резиновая нить, готовая лопнуть в любую секунду. Где-то капал кран. За стеной работал телевизор — наверное, свекровь включила, чтобы заглушить их разговор или свои мысли.
— Моя мать никогда не примет это, — сказал Егор. — Ты же видела. Для неё ты...
— Проходимка, охотница за деньгами, — закончила Кристина. — Понимаю. Но я не за этим пришла. Я просто хотела, чтобы ты знал. Всё остальное... всё остальное я как-нибудь решу сама.
Она встала, готовая уйти. Но Егор шагнул вперёд, преградил путь.
— Подожди, — в его голосе прозвучало что-то новое. — Я... мне нужно время. Чтобы подумать. Понимаешь?
Кристина кивнула. Время. Ей тоже нужно было время, когда увидела эти две полоски. Время, чтобы осознать, принять, решить.
— Сделаем тест, — предложил он. — ДНК. Когда ребёнок родится. И если...
— Если окажется твоим, то что? — перебила она. — Ты признаешь? Будешь помогать? Или просто переведёшь алименты и забудешь?
Егор молчал. И в этом молчании был ответ, который Кристине не хотелось слышать.
Дверь в кухню распахнулась так резко, что Кристина вздрогнула. На пороге стояла Светлана Ивановна, но теперь она выглядела иначе — лицо осунулось, помада стёрлась, и в глазах вместо гнева плескалось что-то похожее на отчаяние.
— Егор, к тебе пришёл Виталик, — голос дрожал. — Говорит, срочно надо.
Сын недоуменно взглянул на мать, потом на часы. Половина девятого вечера. Виталик никогда не приходил без звонка, да и вообще они виделись редко после того самого Нового года.
— Пусть войдёт, — буркнул Егор.
В кухню протиснулся высокий парень в кожаной куртке, от которого пахло морозом и табаком. Виталик обвёл взглядом присутствующих, задержался на Кристине, и что-то дрогнуло в его лице.
— Кристя? Ты чего здесь?
— Давай сразу к делу, — оборвал его Егор. — Зачем пришёл?
Виталик переминался с ноги на ногу, явно нервничая. Потянул молнию куртки вниз, потом снова вверх. Светлана Ивановна застыла в дверном проёме, наблюдая за сценой с каким-то болезненным любопытством.
— Слушай, брат, мне надо тебе кое-что сказать. Давно надо. Просто... не знал как, — он сглотнул. — Помнишь ту новогоднюю вечеринку?
Кристина похолодела. Егор напрягся, скрестил руки на груди.
— Ну и что? Была вечеринка. Я помню.
— Ты не всё помнишь, — Виталик потёр лицо ладонями. — Тебя вырубило после третьей бутылки. Ты вообще в сознание приходил только под утро. А до этого... до этого ты просто спал в моей спальне. Я тебя сам туда оттащил, накрыл одеялом.
Тишина повисла такая, что слышно было, как за окном скрипит снег под чьими-то шагами. Кристина почувствовала, как внутри всё оборвалось. Нет. Этого не может быть.
— О чём ты? — Егор шагнул к другу. — Какого...
— Это был я, — выпалил Виталик, глядя теперь прямо на Кристину. — Я был с тобой тогда. В темноте. Ты думала, что это Егор, потому что я... я специально... мы же похожи, рост одинаковый, и ты была выпившая...
Слова обрушились на кухню, как снежная лавина. Кристина схватилась за спинку стула, чувствуя, как подкашиваются ноги. Светлана Ивановна всхлипнула и прикрыла рот ладонью. Егор застыл, будто его заморозили.
— Ты... что? — прохрипел он.
— Я люблю её, — Виталик сделал шаг вперёд, голос надломился. — С самого института люблю. Но она всегда на тебя смотрела, всегда к тебе тянулась. А я был просто другом. Просто Виталиком, который рядом. Той ночью... той ночью я напоил тебя специально. Ждал момента. И когда все разошлись, когда осталась только Кристина...
— Ты... ты подонок! — Егор рванулся к другу, но споткнулся о ножку стула. — Ты понимаешь, что ты сделал?!
— Понимаю, — Виталик не отступал. — Каждый день понимаю. Каждую ночь не сплю. Но когда узнал, что Кристина беременна... я случайно услышал, как она подруге по телефону говорила на автобусной остановке... я не мог больше молчать.
Кристина медленно опустилась на стул. Руки тряслись так сильно, что она спрятала их под стол. В голове метались обрывки воспоминаний — темнота в той комнате, приглушённая музыка из гостиной, запах знакомого одеколона... она была уверена, что это Егор. Абсолютно уверена. Они танцевали вместе, он обнимал её, шептал что-то на ухо... или нет? Может, это был не он? Лицо она толком не видела, свет был выключен, только полоска от уличного фонаря пробивалась сквозь занавеску...
— Значит, — медленно проговорил Егор, — ребёнок... не мой?
— Мой, — твёрдо сказал Виталик. — И я готов его признать. Готов отвечать. Я пришёл сюда, чтобы сказать правду. Сколько бы мне это ни стоило.
Светлана Ивановна вдруг захохотала — истерично, надрывно. Все обернулись к ней.
— Вот оно как! — она смеялась сквозь слёзы. — Вот оно как бывает! А я-то, дура старая, кричала на девочку, выгоняла! Господи, что же это творится?!
Она опустилась на табурет у двери, уткнулась лицом в ладони. Плечи тряслись. Кристина не знала, плачет свекровь или всё ещё смеётся.
— Почему ты молчал? — тихо спросила Кристина, глядя на Виталика. — Почему не сказал сразу?
— Боялся, — признался он. — Боялся, что ты возненавидишь меня. Что все возненавидят. Это же... это же подлость. Я предал друга. Воспользовался тем, что ты была пьяная. Я... я не насиловал тебя, ты сама хотела, но... ты думала, что это Егор. И получается...
— Получается, ты мерзавец, — закончил за него Егор. Голос был ледяным, но в нём звучала не только злость. Звучала боль. — Моя мать права. Ты подонок.
— Знаю.
— И я не хочу тебя больше видеть.
— Понимаю.
Виталик развернулся к Кристине. В его глазах стояли слёзы, которые он даже не пытался скрыть.
— Прости. Прости меня, пожалуйста. Я понимаю, что не имею права просить. Но я буду помогать. Финансово, морально — как скажешь. Я найду работу получше, сниму квартиру. Если захочешь, чтобы я участвовал в жизни ребёнка — я буду. Если не захочешь меня видеть — пойму. Но я не брошу вас. Не брошу, слышишь?
Кристина молчала. Внутри бушевал ураган из чувств, которые она не могла разобрать. Гнев, обида, растерянность, страх, жалость — всё смешалось в один комок, застрявший где-то в горле.
— Уходи, — прошептала она. — Прошу тебя. Уходи.
Виталик кивнул, застегнул куртку и направился к выходу. У двери обернулся:
— Я оставлю свой номер. На случай, если... если передумаешь. Или понадобится помощь.
Он исчез в коридоре. Хлопнула входная дверь. И снова тишина — тяжёлая, липкая, невыносимая.
Светлана Ивановна первой пришла в себя. Поднялась, подошла к Кристине, опустилась на колени рядом со стулом. Взяла холодные руки девушки в свои.
— Доченька, — прошептала она, и в этом слове было столько раскаяния, что Кристина наконец разрыдалась. — Прости меня, глупую. Прости за те слова. Я не знала... не понимала...
— Никто не знал, — всхлипнула Кристина. — Я сама не знала.
Егор стоял у окна, глядя на падающий снег. Плечи напряжены, руки засунуты в карманы. Он молчал, и Кристина не знала, о чём он думает. Жалеет ли, что всё так обернулось? Или облегчение испытывает оттого, что груз ответственности свалился с его плеч?
— Оставайся на ночь, — вдруг сказал он, не оборачиваясь. — На улице метель. Автобусы, наверное, уже не ходят. Переночуешь, утром разберёмся.
— Да, да, — закивала Светлана Ивановна. — Оставайся, милая. Я постелю тебе в гостиной. И чаю сделаю. С мёдом. Тебе же нельзя нервничать сейчас, ребёночек...
Она замолчала, всхлипнула снова и поспешила из кухни — видимо, готовить место для ночлега.
Кристина и Егор остались вдвоём. Снег за окном кружил всё сильнее, заметая следы, скрывая улицы под белым покрывалом. Где-то там, в этой метели, шёл Виталик — человек, разрушивший и одновременно спасший их жизни одним признанием.
И впереди было так много неизвестности, так много вопросов без ответов. Но одно Кристина знала точно — назад дороги больше нет.
Кристина проснулась от запаха блинов. Зимнее утро просочилось в комнату бледным светом — за окном всё ещё падал снег, но уже не так яростно, спокойнее. Она лежала на диване в гостиной, укрытая тёплым пледом, который пах стиральным порошком и чем-то домашним, уютным.
Ночью она почти не спала. Прокручивала в голове вчерашнее, пыталась понять, что же теперь делать. Виталик... она даже представить не могла. Всегда казался таким надёжным, спокойным. Тихоней, который помогал всем, никогда не лез вперёд. А теперь выяснилось...
— Проснулась? — в дверях показалась Светлана Ивановна. На ней был тот же халат, но выглядела она иначе — мягче что ли. Без той агрессивной готовности к бою. — Иди умывайся, позавтракаем.
На кухне накрытый стол поражал изобилием — блины, сметана, варенье, творог, масло, нарезанный сыр. Чайник пыхтел паром. Егор сидел у окна с кружкой кофе, смотрел на заснеженный двор внизу.
— Садись, не стесняйся, — Светлана Ивановна подвинула тарелку с блинами. — Тебе сейчас есть за двоих надо. Я всю ночь думала... господи, как же я вчера орала на тебя. Стыдно мне, девочка. Так стыдно.
— Вы не знали, — пробормотала Кристина, наливая чай.
— Не знала, — согласилась свекровь. — Но это не оправдание. Я сразу решила, что ты корыстная, что хочешь денег, положения. А сама-то... сама когда-то через такое прошла. Егорова отца помнишь небось? Нет, конечно, не помнишь, ты маленькая была. Он тоже сначала отпирался, когда узнал, что беременна. Говорил — докажи, что мой. А потом всё равно сбежал, когда Егорке три года было.
Она замолчала, разглаживая скатерть ладонью. Егор дёрнул плечом, но ничего не сказал.
— Я поэтому так и взбесилась вчера, — продолжала женщина тише. — Подумала: опять. Опять моего мальчика хотят использовать, бросить с ребёнком. Вот и накинулась, как... как мегера какая-то.
— Мам, хватит, — Егор отставил кружку. — Всё, что было — было. Теперь другое.
Он повернулся к Кристине. Лицо серьёзное, во взгляде какая-то новая решимость.
— Я всю ночь думал. Виталик — подлец. Но он хотя бы признался. Мог ведь молчать дальше, я бы так и считал себя отцом. Но он пришёл, сказал правду. Это что-то да значит.
— Ты его оправдываешь? — не поверила Кристина.
— Нет. Но понимаю, что он чувствовал. Любовь иногда делает людей идиотами, — он хмыкнул без радости. — Послушай, я не хочу с ним больше общаться. Может, когда-нибудь прощу, но не сейчас. Это предательство. Но ребёнок... ребёнок ни в чём не виноват. И ты не виновата.
Кристина опустила глаза. Блин на тарелке остывал, но есть совсем не хотелось.
— Я поеду домой сегодня. Разберусь сама как-нибудь. У меня работа есть, мама поможет. Справлюсь.
— Погоди, — Светлана Ивановна накрыла её руку своей. — Не торопись. Виталик-то... он деньги предлагал? Помощь?
— Предлагал.
— Ну вот. Значит, хоть какая-то совесть у него осталась. Пусть помогает. Это его обязанность теперь. А ты... — она посмотрела на Егора, потом снова на Кристину. — А ты приезжай к нам, если что. Правда. Я тебе номер свой дам. Позвонишь — и приезжай. Хоть на день, хоть насовсем. Комната есть свободная, Егоркина старая, он всё равно почти не бывает, на работе пропадает.
— Зачем вам это? — удивилась Кристина. — Я же чужая совсем.
— Не чужая, — твёрдо сказала Светлана Ивановна. — Вчера я тебя чужой считала. А сегодня... сегодня вижу: девочка попала в историю, сама не понимая как. И одна осталась. Нет, не одна, с ребёнком. А я знаю, каково это. Знаю, как тяжело.
В горле у Кристины встал комок. Она не ожидала такого поворота. Думала, что после вчерашнего скандала её здесь видеть не захотят никогда.
— Спасибо, — прошептала она. — Честно, я не знаю, что сказать.
— И не надо ничего, — отмахнулась свекровь. — Ешь давай, пока не остыло.
Они завтракали молча. За окном снег наконец перестал, выглянуло солнце — бледное, зимнее, но всё же. Город начинал просыпаться: слышны были голоса дворников, скрежет лопат, редкий звук проезжающих машин.
— Я провожу тебя до автостанции, — сказал Егор, допивая кофе. — Дороги наверняка расчистили уже.
— Не надо, я сама дойду.
— Дойдёшь. Но я провожу.
Спорить было бесполезно. Через полчаса Кристина стояла в прихожей, одеваясь. Светлана Ивановна сунула ей в сумку пакет с бутербродами и термос с чаем.
— Дорога долгая. Перекусишь. И вот, — она протянула листок бумаги. — Мой номер записала. И Егоркин тоже. Звони, не стесняйся.
— Спасибо, — Кристина обняла её неловко. Женщина крепко прижала её к себе, погладила по спине.
— Держись, девочка. У тебя всё получится.
На улице мороз хватал за щёки, но после вчерашней метели воздух был свежим, чистым. Снег скрипел под ногами. Егор шёл рядом молча, засунув руки в карманы пуховика.
— Виталик позвонил мне утром, — вдруг сказал он. — Спросил, как ты. Передал, что устроился на вторую работу. Сказал, что будет переводить деньги каждый месяц.
— Мне не нужны его деньги.
— Нужны, — жёстко отрезал Егор. — Ребёнку нужны. Памперсы, одежда, коляска, врачи — всё это стоит. Не дури. Бери, что даёт. Он виноват — пусть исправляется.
Они дошли до автостанции. Автобус уже стоял, водитель проверял двигатель. Ещё пятнадцать минут до отправления.
— Кристина, — Егор остановил её за руку. — Если захочешь поговорить. Или помощь понадобится. Звони. Правда.
— Ты же не обязан, — пробормотала она, не поднимая глаз.
— Обязан, — возразил он. — Не перед ребёнком. Перед тобой. Я тоже виноват. Напился тогда, как дурак. Если бы не это, Виталик не смог бы... в общем. Звони.
Кристина кивнула, развернулась и пошла к автобусу. Села у окна, прижала сумку к груди. Егор стоял на остановке, помахал рукой. Она помахала в ответ.
Автобус тронулся, поплыл по заснеженным улицам. Город остался позади. Впереди — её маленький городок, мама, работа, обычная жизнь. Но теперь она была не одна. Внутри рос новый человек. Маленький, беззащитный. И что бы ни случилось, она справится. Обязательно справится.
Кристина достала телефон, открыла контакты. Там было два новых номера: Светлана Ивановна и Егор. И ещё один — тот, что Виталик оставил вчера на листочке.
Она смотрела на экран, потом убрала телефон в карман. Не сегодня. Сегодня нужно просто доехать домой, выспаться нормально, подумать. А там... там видно будет.
За окном мелькали поля, деревни, леса. Снег лежал ровным покрывалом, укрывая землю. Зима ещё будет долгой. Но весна обязательно придёт. Как всегда.