Найти в Дзене

— У тебя нет прав, квартира моя! Это мой дом! А вы здесь — на птичьих правах, и будете платить, сколько я скажу, — заявила свекровь Оле

Часть 1. Золотая клетка с ключами у надзирателя Ощущение чужака в доме не проходило, оно въедалось в кожу, как запах старой пыли, который невозможно вытравить даже самой тщательной уборкой. Квартира, которую Галина Петровна царским жестом «презентовала» сыну и его молодой жене после свадьбы, напоминала музей несбывшихся надежд советского периода. Громоздкие серванты, хрусталь, который нельзя трогать, и ковры, хранящие историю шагов десятков жильцов, снимавших эти метры ранее. Оля, раскладывая инструменты на широком столе у окна, старалась не замечать угнетающей атмосферы. Она работала реставратором антикварных книг — профессия редкая, требующая тишины, света и предельной концентрации. Юра, её муж, считал, что им несказанно повезло. — Мама просто чудо, — говорил он, поедая ужин. — Сэкономим на ипотеке, скопим денег. Другие годами по съёмным углам скитаются, а у нас — трёшка. Почти центр. Оля молчала. Экономия выходила сомнительная. Галина Петровна имела свой комплект ключей и пользовала
Оглавление

Часть 1. Золотая клетка с ключами у надзирателя

Ощущение чужака в доме не проходило, оно въедалось в кожу, как запах старой пыли, который невозможно вытравить даже самой тщательной уборкой. Квартира, которую Галина Петровна царским жестом «презентовала» сыну и его молодой жене после свадьбы, напоминала музей несбывшихся надежд советского периода. Громоздкие серванты, хрусталь, который нельзя трогать, и ковры, хранящие историю шагов десятков жильцов, снимавших эти метры ранее.

Оля, раскладывая инструменты на широком столе у окна, старалась не замечать угнетающей атмосферы. Она работала реставратором антикварных книг — профессия редкая, требующая тишины, света и предельной концентрации. Юра, её муж, считал, что им несказанно повезло.

— Мама просто чудо, — говорил он, поедая ужин. — Сэкономим на ипотеке, скопим денег. Другие годами по съёмным углам скитаются, а у нас — трёшка. Почти центр.

Оля молчала. Экономия выходила сомнительная. Галина Петровна имела свой комплект ключей и пользовалась им с беспардонностью тюремного надзирателя. Она могла войти в восемь утра в субботу, чтобы проверить, политы ли цветы. Могла явиться вечером во вторник, якобы за старой квитанцией, и провести час, сидя на кухне и рассуждая о том, что шторы висят криво.

Беда пришла, откуда не ждали. Оля получила крупный заказ от частного коллекционера — восстановление фолианта семнадцатого века. Гонорар за работу превышал полугодовой доход Юры. Окрылённая, она поделилась новостью с мужем. Юра, простой, как три копейки, тут же пересказал всё матери по телефону.

На следующий день Галина Петровна сидела у них на кухне. Она не пила чай, она восседала на табурете, словно на судейской кафедре.

— Я тут подумала, — начала она, разглаживая несуществующую складку на скатерти. — Вы теперь люди состоятельные. Ольга вон какие деньжищи заколачивает. А квартира простаивает. Раньше я её сдавала, имела прибавку к пенсии. А теперь что? Убытки терплю ради вашего счастья.

Авторские рассказы Елены Стриж © (2763)
Авторские рассказы Елены Стриж © (2763)

Оля отложила пинцет, которым перелистывала хрупкую страницу. Внутри начало подниматься глухое раздражение.

— Галина Петровна, мы же платим коммуналку. Полностью. И ремонт в ванной начали.

— Коммуналка — это само собой! — заявила руками свекровь. — Я говорю об упущенной выгоде. Времена сейчас тяжёлые. Цены растут. В общем, так. С этого месяца будете платить мне аренду. Рыночную.

Оля посмотрела на мужа. Юра усердно изучал узор на линолеуме, будто там были начертаны ответы на все вопросы мироздания.

— Юра? — позвала она. — Ты ничего не хочешь сказать?

Муж дёрнул плечом.

— Ну... Оль, мама права. Ей тяжело. Раз у нас появились деньги, почему бы не помочь?

— Помочь и платить аренду — это разные вещи, — отрезала Оля. — Если мы платим аренду по рыночной стоимости, то наши отношения переходят в разряд «арендодатель — жилец». А это значит: никаких визитов без предупреждения, никаких советов по поводу штор и никаких своих ключей. Мы заключаем договор.

Галина Петровна покраснела.

— Ишь чего удумала! Договор! С родной матерью! У тебя нет прав, квартира моя! Я буду приходить, когда захочу, это мой дом! А вы здесь — на птичьих правах, и будете платить, сколько я скажу.

— ТОГДА КАКОЙ СМЫСЛ? — Оля повысила голос, чувствуя, как в груди вибрирует негодование. — За эти деньги мы снимем квартиру в новом доме, с чистым подъездом, и никто не будет врываться к нам в спальню в семь утра!

— Юра! — взвизгнула Галина Петровна. — Твоя жена выгоняет мать из собственного жилья! Ты слышишь, как она со мной разговаривает? Какая наглость!

Юра сжался, став визуально меньше на пару размеров.

— Оль, ну зачем ты так... Мама просто хочет как лучше. Не надо ссориться. Заплатим, не обеднеем же.

Оля смотрела на мужа и не узнавала его. Точнее, узнавала, но отказывалась верить, что связала жизнь с человеком, у которого вместо позвоночника — гибкий шланг.

— Хорошо, — тихо сказала она. — Мы обсудим это.

— Нечего тут обсуждать, — отчеканила Галина Петровна, вставая. — С первого числа жду деньги. И учтите, раз вы такие говорливые, сумма будет на десять процентов выше, чем я планировала. За моральный ущерб.

Она ушла, хлопнув дверью.

Часть 2. Закон обратной тяги

Неделя прошла в тягучем, липком молчании. Оля пыталась достучаться до мужа. Она рисовала схемы, показывала расчёты, объясняла, что платить за "бабушкин вариант" цену элитного жилья — это безумие. Но Юра был непробиваем в своей пассивности.

— Оль, ты преувеличиваешь, — бубнил он, уткнувшись в телевизор. — Это же мама. Она успокоится. Не хочу я скандалов. Если мы съедем, она обидится на всю жизнь. Скажет, что я подкаблучник и бросил её в старости.

— А то, что она нас грабит, тебя не смущает? — спрашивала Оля. — Юра, это не помощь. Это дань.

— Тебе жалко денег? Ты же много получила за эту книгу.

Эти слова царапнули больнее всего. Ему не было важно, что она сидела ночами, вдыхая химикаты и клей, портя зрение. Ему было важно, чтобы мама не кричала.

Оля предприняла последнюю попытку. Она позвонила свекрови сама.

— Галина Петровна, давайте встретимся и спокойно поговорим. Мы готовы помогать вам финансово, но формат аренды с условием полнейшего контроля нам не подходит.

— А ты кто такая, чтобы условия ставить? — голос в трубке сочился ядом. — Я сыну квартиру дала, а ты пришла на всё готовое и ещё нос воротишь? Не нравится — скатертью дорога. Только Юра с тобой не пойдёт, я его знаю. Он мать не бросит. А ты, раз такая умная, плати. И кстати, я посмотрела цены в интернете. Район у нас престижный. Так что к той сумме добавляй ещё пять тысяч. Это моё последнее слово. НЕТ — значит, выметайтесь.

Звонок оборвался. Оля смотрела на погасший экран телефона. Значит, так. Шантаж. Наглость, возведённая в абсолют.

Вечером она ничего не сказала мужу. Просто наблюдала. Смотрела, как он ест, как смеётся над глупым шоу, как звонит матери и елейным голосом желает ей спокойной ночи, ни словом не обмолвившись о проблеме. Он выжидал. Он надеялся, что проблема рассосётся сама собой, или, что вернее, Оля просто молча решит её, открыв кошелёк.

Эта трусость была омерзительна. Она напоминала плесень, которая незаметно пожирает всё живое.

Настал день расплаты. Первое число. Оля специально не снимала наличные. Она ждала. Ей было физически необходимо увидеть, как далеко зайдёт Юра в своём предательстве.

Стук в дверь раздался ровно в семь вечера. Не звонок, а требовательный, хозяйский стук. Галина Петровна вошла, не разуваясь, прошла в кухню и села на своё любимое место.

— Ну? — спросила она, протягивая руку с коротко остриженными ногтями.

Юра сидел за столом, крутя в руках пустую чашку. Он побледнел, на лбу выступила испарина. Он знал, что денег у него нет — его зарплата была "неприкосновенным запасом" на машину, о которой он мечтал. Все текущие расходы давно легли на Олю.

— Мам, чай будешь? — жалко проблеял он.

— Я за деньгами пришла, а не чаи гонять, — отрезала мать. — Давайте. Мне ещё в аптеку надо.

В кухне повисла та самая тишина, от которой звенит в ушах. Юра не смотрел на мать. Он повернул голову и уставился на Олю. В его глазах читалось: «Ну давай же, заплати. Не тяни. Не устраивай сцену».

Он ждал. Он рассчитывал, что Оля, чтобы избежать позора и криков, сейчас достанет конверт.

Галина Петровна тоже перевела взгляд на невестку. В её глазах светилось торжество победителя.

— Чего ждём? Или денег жалко для матери мужа? Жадность — плохой порок, деточка.

Внутри Оли что-то надломилось. Но не с хрустом, а с металлическим звоном, как лопается перетянутая струна. Она медленно достала из сумки кошелёк.

— Конечно, — сказала она ровным голосом. — Сейчас.

Она отсчитала купюры. Ровно ту сумму, которую эта женщина требовала в первый раз, плюс все надбавки. Пачка получилась увесистая.

Оля не передала деньги в руки. Она положила их на край стола.

— Берите.

— Вот и умница, — Галина Петровна смахнула купюры в свою необъятную сумку. — А то развели демагогию. В следующем месяце — то же самое число. И не задерживать.

Она ушла. Юра шумно выдохнул, будто разминировал бомбу.

— Фух... Ну вот видишь, Оль. Нормально же всё прошло. Она довольна. Ты молодец. Я знал, что ты поймёшь. Мы же семья.

Оля посмотрела на него долгим, изучающим взглядом, словно видела перед собой диковинное насекомое.

— Да, Юра, — сказала она. — Теперь я всё поняла.

Часть 3. Пустота громче крика

На следующий день Юра вернулся с работы в приподнятом настроении. Конфликт был исчерпан, мама получила своё, жена смирилась — жизнь наладилась. Он предвкушал вкусный ужин и спокойный вечер.

Ключ повернулся в замке, дверь открылась.

Тишина. Не та уютная тишина, когда дома никого нет, а гулкая, пустая.

— Оль? — позвал он.

Никто не ответил. Юра прошёл в комнату. Полки шкафа были распахнуты и зияли пустотой. Исчезли книги, исчезли статуэтки, пропал ноутбук. В ванной не было ни полотенец, ни зубной щётки, ни многочисленных баночек.

Исчезло всё, что делало это пространство жилым. Осталась только старая мебель Галины Петровны и его, Юрины, вещи, сиротливо лежащие на стуле.

— Оля! — закричал он, хватаясь за телефон. — ТВОЮ МАТЬ!

Гудки. Длинные, равнодушные гудки. Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети.

Паника накрыла его ледяной волной. Куда она делась? Почему? Ведь вчера всё решили! Она же заплатила!

Он набрал матери.

— Мам, Оля ушла. Вещей нет.

— Далеко не уйдёт, — фыркнула Галина Петровна в трубку. — Истеричка. Потреплет нервы и вернётся. Не звони ей, унижаться ещё. Проголодается — приползёт.

Но день сменялся днём, а Оля не возвращалась. Юра обзвонил подруг — те бросали трубки или посылали его К ЧЁРТУ открытым текстом. Он ездил к её родителям в другой город — там ему не открыли дверь.

Страх сменился ужасом. Он понял, что не умеет жить один. Он не знал, где лежат счета, как включается стиральная машина на режим деликатной стирки, и что вообще делать в этой гулкой, дорогой квартире.

Наконец, на третий день, телефон ожил. Пришло короткое сообщение с адресом кофейни и временем.

Юра примчался туда за полчаса. Он нервно теребил пуговицу на рубашке, репетируя речь. Он скажет, что был не прав, что поговорит с мамой, что всё уладит.

Оля вошла ровно в назначенное время. Она выглядела иначе. Никакой заплаканности, никаких мешков под глазами. Строгое пальто, собранные волосы, холодный, острый взгляд.

Она села напротив, даже не сняв перчатки.

— Оленька, солнышко, — начал Юра, пытаясь взять её за руку. — Слава богу. Я так волновался! Зачем ты так? Мама, конечно, перегнула, но мы бы всё решили...

Оля отдернула руку, как от раскалённого утюга.

— Заткнись! — сказала она тихо, но так, что Юра поперхнулся воздухом.

Это была не просьба. Это был приказ.

— Я не собираюсь слушать твоё блеяние, Юра. Я пришла отдать тебе это.

Она достала из сумки плотный конверт и швырнула его на стол. Он скользнул по полированной поверхности и ударился о грудь мужа.

— Что это? — прошептал он.

— Документы на развод. Мой адвокат уже всё подготовил. Тебе нужно только подписать.

— Развод? — Юра почувствовал, как пол уходит из-под ног. — Из-за аренды? Оля, ты с ума сошла? Это же глупо! Ну хочешь, мы съедем? Прямо сейчас!

Оля рассмеялась. Это был страшный смех — без грамма веселья, злой, колючий. Людей за соседними столиками передёрнуло.

— Из-за аренды? Ты идиот, Юра? Ты правда думаешь, что дело в деньгах? — Она наклонилась к нему, и её глаза потемнели от злости. — Дело в том, что ты продал меня. Трижды.

— Что ты такое говоришь...

— МОЛЧАТЬ! — рявкнула она. — Первый раз — когда ты не поставил свою мать на место сразу. Второй — когда ты не поддержал меня в желании съехать и заставил жить в этом музее жадности. А третий, самый мерзкий раз — это в тот вечер.

Оля ударила ладонью по столу. Чашка подпрыгнула.

— Ты сидел там, как трусливый заяц, и ждал, пока я достану кошелёк. Ты знал, что у тебя нет денег, но ты даже не попытался защитить меня. Ты просто ждал, когда я откуплюсь от твоей мамочки, чтобы тебе было спокойно. Ты смотрел на меня и мысленно умолял: «Ну заплати, ну что тебе стоит». Ты использовал меня как щит. Ты не мужчина, Юра. Ты — мамина функция. Подонок!

Лицо Юры пошло красными пятнами.

— Оля, я... я растерялся. Я боялся её обидеть! Я виноват, слышишь? Я признаю! Давай всё исправим! Я готов съехать! Прямо сегодня! Куда скажешь!

Оля смотрела на него с брезгливостью исследователя, нашедшего в супе таракана. Она видела его страх, но он больше не вызывал жалости. Только желание раздавить.

— Ты хочешь шанс? — спросила она ледяным тоном. — Хорошо. Съезжай.

— Да! Конечно! К тебе? Где ты сейчас?

Оля медленно взяла конверт, но не убрала его, а просто постучала им по столу.

— Нет, Юра. Не ко мне. Съезжай В НИКУДА. Сам. Без мамочки. Сними квартиру, начни жить взрослой жизнью. Докажи, что ты способен выжить без женской юбки, за которую можно спрятаться. Я пока не даю делу ход. Но если ты останешься там хоть на день — я тебя уничтожу в суде. Делить будем каждую вилку.

Она встала, возвышаясь над ним.

— Это твой последний шанс не быть ничтожеством. Время пошло.

Она развернулась и ушла, не оглядываясь. Каблуки стучали по плитке, как удары молотка по крышке гроба их брака.

Часть 4. Бунт на корабле

Юра сидел в кафе ещё час. Он был раздавлен. Слова жены, полные концентрированной злости и презрения, сожгли в нём остатки инфантильности. Он впервые испугался по-настоящему. Не маминого крика, а того, что он действительно останется один, выброшенный как ненужный хлам.

Он понял, что Оля не шутила. Её гнев был страшнее любой истерики. Это была холодная ярость сильного человека, которого слишком долго считали слабым.

В тот же вечер, не сказав матери ни слова, он собрал свои вещи. Два чемодана. Он нашёл на сайте объявлений крохотную «однушку» на другом конце города — с бабушкиным ремонтом, но дешёвую. Денег на аренду он занял у коллеги, соврав про поломку машины.

Он выносил чемоданы воровато, озираясь, боясь, что Галина Петровна нагрянет с проверкой. Но пронесло.

Он оставил ключи на тумбочке в прихожей. Записки писать не стал. Просто закрыл дверь, и она щёлкнула, отсекая прошлую жизнь.

Неделю он жил в новом месте. Ел лапшу быстрого приготовления, спал на жестком диване и вздрагивал от каждого звонка. Матери он не звонил.

Галина Петровна объявилась через семь дней. Она пришла в свою квартиру, как хозяйка мира, с намерением сообщить невестке, что тарифы на воду выросли, и надо доплатить ещё пару тысяч.

Она открыла дверь своим ключом.

— Оля! Юра! Я пришла!

Тишина ответила ей гулким эхом.

Галина Петровна прошла в зал. Пусто. Ни мебели (той, что покупали молодые), ни одежды, ни техники. Только её старый сервант и пыль, уже начавшая оседать на полу.

Она кинулась в спальню. Пустой шкаф. На кухне — чистый стол и ни крошки еды.

— Что за... — пробормотала она, чувствуя, как начинает колотиться сердце.

Она набрала сына. «Абонент временно недоступен».

Набрала невестку. Оля заблокировала её номер ещё в тот вечер.

— УБИРАЙТЕСЬ! — крикнула Галина Петровна в пустоту, сама не зная, к кому обращается.

Она была уверена, что это козни Оли. Увела мальчика! Сбила с пути! Но куда?

Три дня Галина Петровна металась по городу. Она караулила у подъезда прошлой квартиры, но там никого не было. Она звонила всем родственникам, поднимая панику, что детей похитили.

Наконец, ей подсказали адрес офиса Юры.

Часть 5. Урок бесплатного сыра

Утро было серым и промозглым. Галина Петровна стояла у проходной бизнес-центра, кутаясь в пальто. Её душила злоба. Как они посмели? Сбежать! Не заплатить за этот месяц! Оставить её квартиру пустой!

Когда Юра вышел из дверей на обед, она бросилась к нему, как коршун.

— Ах ты, паразит! — закричала она на всю улицу. — Мать с ума сходит, а он тут гуляет! Ты где шляешься? Почему квартира пустая? Где эта твоя лахудра?

Юра остановился. Вокруг начали оборачиваться коллеги. Раньше он бы покраснел, начал оправдываться, пытался бы увести мать в сторону. Но сейчас он был другим. Неделя одиночества, страха потерять жену и осознания собственной ничтожности что-то надломила в нём. Или, наоборот, починила.

Он посмотрел на мать тяжёлым, усталым взглядом.

— Не кричи, — сказал он. Спокойно. Без дрожи.

Галина Петровна осеклась. Она не привыкла к такому тону.

— Что? Ты как с матерью разговариваешь? Быстро говори, где вы живёте! Я сейчас поеду и устрою этой Оле...

— Ты никуда не поедешь, — перебил её Юра. — И к нам ты больше не придёшь.

— ТЫ В СВОЕМ УМЕ? — взвизгнула она. — Квартира стоит пустая! Кто будет платить? Вы мне должны за этот месяц!

Юра горько усмехнулся.

— Никто тебе ничего не должен. Мы съехали. Всё, цирк окончен. Сдавай свою квартиру кому хочешь. Ищи дураков на Авито.

— Да как ты смеешь! Я для вас старалась! Бесплатно пустила!

— Бесплатно? — Юра шагнул к ней, и Галина Петровна невольно отступила. — Ты брала с нас на пятьдесят процентов больше, чем это жильё стоит. Ты пила нашу кровь своими визитами. Ты разрушила мою семью своей жадностью.

— Я... я воспитывала!

— Ты зарабатывала, — жестко сказал он. — Я хорошо усвоил урок твоей «бесплатной» квартиры, мать. Дорого он мне обошёлся. Чуть жену не потерял.

— Да нужна она тебе! Вернись домой! Живи один, я разрешаю!

— НЕТ. — Юра произнёс это слово с наслаждением. — Я больше не вернусь в твою квартиру. И денег ты от меня больше не увидишь. У меня теперь свои расходы. Аренда, понимаешь ли. Рыночная.

— Я тебя прокляну! — зашипела она, чувствуя, как ускользает контроль. — Останешься без наследства!

— Подавись ты своим наследством, — бросил он, развернулся и пошёл ко входу в офис.

— Юра! Юрочка! — закричала она ему в спину, меняя гнев на жалобную мольбу. — Сынок! Как же я? У меня же две квартиры, за обе платить надо! Пенсия маленькая! Юра!

Он не обернулся. Дверь захлопнулась, отрезая его от неё.

Галина Петровна осталась стоять на ветру. Одна. Мимо проходили люди, всем было плевать на пожилую женщину с искажённым от злобы и страха лицом.

Она осталась одна. С двумя квартирами, которые теперь требовали оплаты. Оля не отвечала. Сын отрёкся. Жадность, которую она холила и лелеяла, считая прагматизмом, вдруг обернулась огромной, чёрной дырой, засасывающей её старость.

Где-то в другом конце города Оля сидела в своей новой, светлой студии. Телефон звякнул. Сообщение от Юры: «Я всё сказал ей. Я снял квартиру на Ленина. Я не прошу прощения, я буду доказывать делом».

Оля отложила телефон. Она не улыбнулась. Но конверт с документами на развод она переложила из сумки в дальний ящик стола. Пусть полежит. Пока.

А Галина Петровна медленно побрела к метро. Впереди была пустая квартира, тишина и бесконечные счета за коммунальные услуги, в которых она, кажется, наконец-то утонула.

Автор: Елена Стриж © Канал «Рассказы для души от Елены Стриж»