Вечер пятницы выдался промозглым, таким, когда хочется завернуться в плед с головой и не высовываться до самой весны. За окном настойчиво барабанил ноябрьский дождь, смывая остатки серого снега, а на кухне, под уютное бормотание телевизора, я лепила пельмени. Это была наша маленькая традиция – домашние пельмени по выходным. К тому же, это существенно экономило бюджет, который в последние полгода трещал по швам.
Мой муж, Андрей, вернулся с работы позже обычного. Выглядел он измотанным, плечи опущены, под глазами залегли тени.
— Устал, Маш, сил нет, — выдохнул он, стягивая мокрые ботинки в прихожей. — Опять начальник лютует, премии лишил. Говорит, кризис в отрасли, скажите спасибо, что оклад не режут.
Я сочувственно покачала головой, вытирая руки о фартук.
— Ну ничего, Андрюш, прорвемся. Главное, работа есть. Я вот фарша купила по акции, сейчас налеплю, заморозим, на две недели хватит. Ты иди в душ, грейся, ужин скоро будет.
Андрей благодарно кивнул, поцеловал меня в макушку – как-то механически, привычно – и побрел в ванную. Я смотрела ему вслед с жалостью и любовью. Хороший он у меня мужик, старается, да вот только не везет ему с этой работой. Третий месяц подряд "лишают премии", "штрафуют", "урезают". Мы уже и пояс затянули туже некуда. Я отказалась от абонемента в бассейн, который так любила, перестала покупать себе косметику, а зимние сапоги, у которых треснула подошва, решила отнести в ремонт, вместо того чтобы купить новые. Все в дом, все в семью. Мы ведь копили на первый взнос по ипотеке для сына, который через год возвращался из армии. Хотелось парню старт дать, чтобы не мыкался по съемным углам, как мы в молодости.
Я вернулась к тесту, раскатывая тонкие кружочки. На кухонном столе лежал телефон Андрея. Он забыл его, когда пошел мыться, хотя обычно таскал с собой даже в туалет, объясняя это тем, что "вдруг по работе срочно дернут".
Экран телефона вдруг вспыхнул, озаряя кухню холодным голубоватым светом. Коротко дзынькнуло уведомление.
Я даже не посмотрела сначала. Мало ли, спам или рассылка от МЧС про гололед. Но телефон пискнул еще раз, потом еще. Я мельком глянула на экран, просто чтобы убедиться, что это не срочный вызов от того самого лютого начальника.
На заблокированном экране висело сообщение от банка. Крупные цифры бросились в глаза мгновенно, словно выжженные на сетчатке.
"Списание: 25 000 RUB. Получатель: Салон штор 'Уют'. Баланс: 42 000 RUB".
Я замерла со скалкой в руках. Двадцать пять тысяч? На шторы? У нас в зале тюль висит уже пятый год, посерел от времени, а я все стираю его с отбеливателем, потому что "лишних денег нет".
Следом пришло сообщение в мессенджере. Имя контакта высветилось как "Мамочка".
"Андрюша, спасибо! Оплатила, привезут во вторник. Бархат изумительный, цвет как я хотела, под новый диван идеально!"
Руки у меня задрожали так, что скалка с грохотом упала на пол. Я подняла ее, положила на стол и, чувствуя себя преступницей, потянулась к телефону. Пароль я знала – год рождения нашего сына. Андрей его не менял лет десять. Обычно я никогда не лезла в его переписки, считала это ниже своего достоинства. Доверие – фундамент брака, так меня мама учила. Но сейчас фундамент пошатнулся.
Я ввела четыре цифры. Открыла диалог с "Мамочкой" – моей свекровью, Тамарой Игоревной.
То, что я увидела, заставило меня забыть, как дышать.
Листать пришлось долго. Это была хроника красивой жизни, о которой я могла только мечтать.
"Сынок, на санаторий не хватает пятнадцать тысяч, докинь, пожалуйста".
Ответ Андрея через минуту: "Лови, мам. Отдыхай хорошо".
Дата – месяц назад. В тот день он пришел домой чернее тучи и сказал, что на работе удержали деньги за какой-то брак в партии товара, и мы неделю ели пустые макароны.
Листаю дальше.
"Сломалась стиралка, мастер сказал, ремонт невыгоден. Выбрала новую, 'Бош', скинула ссылку".
Чек о переводе на сорок тысяч. Сорок тысяч! А я стираю в нашей старенькой машинке, которая прыгает по всей ванной при отжиме так, что ее нужно держать руками.
Еще выше.
"Андрей, у тети Любы юбилей, нужен приличный подарок. Переведи десятку".
Перевел. В тот месяц я ходила в осенней куртке в минус десять, потому что мы "экономили".
Я читала и не верила своим глазам. Это было похоже на дурной сон. Мой муж, который каждый вечер ныл о тяжелой жизни, о том, как нас давят обстоятельства, о том, что нужно потерпеть, на самом деле получал отличную зарплату. И половину, а то и больше, сливал своей матери.
Тамаре Игоревне. Женщине, которая при каждом нашем визите надевала старый, застиранный халат, ставила на стол чай с сушками и жалобно рассказывала, как тяжело жить пенсионерам, как растут цены на ЖКХ и как она экономит на лекарствах.
— Ох, Машенька, — говорила она мне, прихлебывая пустой чай, — ты уж береги Андрюшу, ему так трудно, он так пашет. Вы уж не транжирьте, копеечка рубль бережет. Я вот сама на всем экономлю, носки штопаю...
А сама в это время заказывала бархатные шторы за двадцать пять тысяч.
В ванной стих шум воды. Я услышала, как щелкнул замок. Метнулась к столу, положила телефон точно так, как он лежал, и вернулась к пельменям. Сердце колотилось где-то в горле, руки были ледяными, несмотря на жару от плиты.
Андрей вошел на кухню, распаренный, в домашней футболке, вытирая голову полотенцем.
— Ох, хорошо-то как! — он потянулся к телефону, проверил экран. — О, спам какой-то от банка, наверное.
Он смахнул уведомление, не моргнув глазом.
— Маш, а пельмешки скоро? Есть хочется – страсть.
Я посмотрела на него. На его знакомое лицо, на морщинки вокруг глаз, которые я так любила целовать. И вдруг увидела перед собой совершенно чужого человека. Расчетливого, лживого, двуличного. Он смотрел мне в глаза и врал. Каждый день. Годами. Он видел, как я хожу в старых вещах. Он видел, как я отказываю себе в куске хорошего сыра. Он знал, что я мечтаю поменять очки, потому что зрение село, но откладываю, потому что "дорого". И при этом покупал маме диваны и шторы.
— Скоро, — голос мой прозвучал глухо, как из бочки. — Вода закипает.
— Ты чего такая бледная? — он подошел, попытался приобнять. — Случилось что?
Я отстранилась, сделав вид, что нужно достать лавровый лист.
— Голова разболелась. На погоду, наверное.
Весь ужин я молчала. Андрей что-то рассказывал про коллегу, который купил машину в кредит и теперь ноет, смеялся, макал пельмени в сметану. А я смотрела на него и думала: как? Как можно так жить? Как можно есть еду, приготовленную женой, которая экономит на всем, и при этом спонсировать капризы матери, у которой и так пенсия больше моей зарплаты?
Ночью я не спала. Лежала, глядя в потолок, и слушала мерное посапывание мужа. План мести, или, скорее, план прозрения, созревал в моей голове медленно, но верно. Скандал сейчас ничего не даст. Он начнет оправдываться, скажет, что это было один раз, или что я все не так поняла, или что мама болеет. Нет. Мне нужно было увидеть все своими глазами. Увидеть этот "новый диван" и "бархатные шторы".
Наступила суббота. Андрей, как обычно по выходным, сказал, что ему нужно в гараж — чинить машину, которая тоже вечно "ломалась", требуя денег. Теперь я понимала, куда на самом деле уходили деньги "на запчасти".
Как только он уехал, я собралась. Надела свои старые сапоги с треснутой подошвой, то самое пальто, которое уже стыдно было носить на работу, и поехала к свекрови.
Тамара Игоревна жила на другом конце города, в хорошей "сталинке". Я не звонила ей, решила нагрянуть сюрпризом. Повод придумала по дороге — якобы везла Андрею забытые документы в гараж (который был в том же районе), но перепутала и решила заскочить к ней, проведать.
Дверь она открыла не сразу. За замком слышалась возня, шарканье. Наконец, щелкнул замок.
На пороге стояла Тамара Игоревна. Но не в том убогом халате, в котором она обычно встречала нас с Андреем. На ней был отличный домашний костюм из велюра, на ногах — модные мягкие угги, а на голове — свежая укладка.
Увидев меня, она на секунду растерялась, в глазах мелькнула паника.
— Маша? Ты? А что случилось? Где Андрей?
— Здравствуйте, Тамара Игоревна! — я изобразила самую лучезарную улыбку, на которую была способна. — Да вот, мимо проезжала, дай, думаю, забегу к маме, гостинцев завезу. Пельмешек домашних.
Я протянула пакет. Она взяла его машинально, все еще перегораживая мне вход.
— Ой, спасибо, дочка... Но у меня тут не прибрано, я не ждала... Может, в другой раз?
— Да бросьте вы! — я нахрапом шагнула вперед, практически отодвигая ее плечом. — Мы же свои люди! Я только чайку попить и убегу. Замерзла страшно, пока автобус ждала.
Она не успела возразить, как я уже была в прихожей и разувалась.
Квартира преобразилась. Я не была у нее месяца три — Андрей все время говорил, что маме нездоровится и гостей она не хочет. Теперь понятно почему.
В коридоре стоял новый шкаф-купе с зеркальными дверями. На полу лежал пушистый ковер. Но самое интересное ждало меня в зале.
Я прошла в комнату, и у меня перехватило дыхание.
Это была не квартира бедной пенсионерки. Это был филиал мебельного салона. Посреди комнаты красовался огромный, явно дорогой угловой диван благородного бежевого цвета. Напротив висела плазма диагональю в полстены — та самая, про которую Андрей говорил "у мамы телевизор сгорел, надо бы хоть старый кинескопный найти".
А на окнах... На окнах пока висели старые тюлевые занавески, но на кресле уже лежали упакованные в прозрачные чехлы тяжелые свертки темно-синего бархата. "Уют".
— Как у вас... уютно стало, — сказала я, проходя к дивану и проводя рукой по обивке. — Откуда такая роскошь, Тамара Игоревна?
Свекровь засеменила следом, нервно одергивая кофту.
— Да какая роскошь, Машенька... Это все... это все старое, просто чехлы поменяла. А телевизор... это соседка отдала, у нее сын богатый, новый купил, а этот мне, по старой дружбе...
— Соседка отдала "Самсунг" последней модели? — я обернулась к ней. — Надо же, какие у вас соседи. А диван? Тоже соседка?
— Диван... это я в кредит взяла! — нашлась она. — С пенсии выплачиваю, копейки считаю. Старый-то совсем развалился, спина болела. Вот, решила на старости лет пожить по-человечески. Грех это, что ли?
— Нет, не грех, — я улыбнулась, но глаза мои оставались ледяными. — Конечно, не грех. А шторы? Вон те, в упаковке. Тоже в кредит?
— Это подарок! — быстро сказала она. — Подруга подарила.
— Хорошая подруга. Двадцать пять тысяч на подарок не пожалела.
Тамара Игоревна побледнела. Она поняла, что сболтнула лишнего, или что я знаю больше, чем должна.
— Ты... ты о чем? Какие двадцать пять тысяч? Ты мне в карман не заглядывай! Я перед тобой отчитываться не обязана!
— Не обязаны, — согласилась я. — Конечно. Давайте чай пить. Я так замерзла.
Мы прошли на кухню. Там тоже появились обновки: новая микроволновка, красивый набор посуды, дорогая кофемашина, которая тихо гудела в углу.
— Кофе будете? — спросила она уже не так уверенно. — Или чай? Чай простой, "Лисма", другого не держим.
— Кофе давайте. Из той машины. Капучино она делает?
Свекровь поджала губы, но кнопку нажала.
Мы сидели друг напротив друга. Она — холеная, в тепле и достатке. И я — в свитере, который уже начал скатываться, с руками, обветренными от холода и дешевого моющего средства.
— Тамара Игоревна, — начала я, размешивая сахар. — А Андрей вам не говорил? У нас ведь беда.
— Какая беда? — она напряглась.
— Его премии лишают третий месяц. Зарплату урезали. Мы на всем экономим. Я вот сапоги не могу купить, в дырявых хожу. На ипотеку сыну не получается отложить, все в прорву уходит. Может, вы поможете? Вы же видите, как нам тяжело.
Она поставила чашку на стол с громким стуком.
— Маша, у тебя совесть есть? У пенсионерки деньги просить? Я сама концы с концами еле свожу! Кредиты, лекарства... Вон, давление скачет каждый день! А вы молодые, здоровые, лбы здоровые! Работать надо лучше, а не у матери на шее сидеть! Андрей и так пашет как вол, а ты, небось, только маникюры делаешь!
Я посмотрела на свои руки с коротко остриженными ногтями без лака.
— Значит, не поможете?
— Нет у меня денег! — отрезала она. — И нечего по сторонам смотреть и завидовать. Все, что здесь есть — моим горбом заработано и выстрадано!
— Вашим горбом, — повторила я. — Или горбом вашего сына, который врет жене и ворует деньги из семьи?
— Ты как со мной разговариваешь?! — взвизгнула она. — Вон отсюда! Хамка! Я сейчас Андрею позвоню!
— Звоните, — я спокойно встала. — Обязательно позвоните. Скажите ему, что шторы красивые. И диван мягкий. И что совесть у вас такая же чистая, как ваша новая кухня.
Я вышла из квартиры, не попрощавшись. Меня трясло, но не от страха, а от ярости. Теперь пазл сложился окончательно.
Вечером я ждала Андрея. Я не стала готовить ужин. На столе было пусто. Я достала чемодан и начала собирать его вещи. Спокойно, методично. Рубашки, носки, трусы, те самые свитера, которые я стирала специальным порошком, чтобы они не сели.
Андрей пришел в восемь.
— Машуль, я дома! — крикнул он с порога. — Представляешь, в гараже провозился, там такая поломка была... О, чемодан? Мы куда-то едем?
Он зашел в спальню и увидел меня. Я сидела на кровати, рядом с горой его одежды.
— Мы никуда не едем, Андрей. Едешь ты.
— В смысле? — он глупо улыбнулся. — В командировку? Я вроде не собирался...
— Ты едешь к маме. На новый диван.
Улыбка сползла с его лица.
— Ты была у мамы?
— Была. Видела шторы. За двадцать пять тысяч. Видела телевизор. Видела кофемашину. И сообщение в твоем телефоне тоже видела.
Андрей побледнел, потом покраснел, потом снова побледнел.
— Маша, ты не так поняла... Я просто помогал... Она пожилой человек...
— Помогал? — я встала. — Ты не помогал, Андрей. Ты содержал ее. В ущерб нам. В ущерб нашему сыну. В ущерб мне. Ты врал мне в глаза, глядя, как я хожу в рваных сапогах. Ты жрал мои пельмени, сэкономленные на фарше, и переводил маме десятки тысяч на "красивую жизнь".
— Это моя мать! Я не могу бросить ее в нищете!
— В нищете?! — я закричала. — У нее квартира обставлена лучше, чем у нас! Она ест деликатесы, пока мы давимся макаронами! Это я живу в нищете, Андрей! Я! Твоя жена!
— Ты преувеличиваешь! Ну купил я ей пару вещей...
— Пару вещей? Я видела историю переводов. Половина твоей зарплаты уходит туда. Каждый месяц. Годами. Ты украл у нас квартиру для сына. Ты украл у меня нормальную жизнь. Ты предал нас.
— Маш, ну прости... Ну давай поговорим... Я больше не буду...
— Не будешь, — согласилась я. — Потому что не с чего будет. Твоя зарплатная карта теперь будет уходить только на твои нужды. Но уже без меня.
— Ты меня выгоняешь? Из-за денег?
— Не из-за денег. Из-за лжи. Из-за того, что ты сделал из меня дуру. Из-за того, что ты поставил капризы своей матери выше потребностей своей семьи. Ты сделал свой выбор, Андрей. Ты выбрал маму. Вот и живи с ней. Пусть она тебе готовит, стирает и штопает носки на своем новом диване.
— Маша, одумайся! Кому ты нужна в сорок лет? Одна останешься!
— Лучше одной, чем с крысой, которая тащит еду из дома, — отрезала я. — Ключи на тумбочку. Уходи.
Он уходил долго, ругался, пытался давить на жалость, обвинял меня в меркантильности. Кричал, что я пожалею. Что без него я пропаду.
Когда дверь за ним захлопнулась, я закрыла ее на верхний замок, на который мы никогда не закрывали. Споткнулась о его забытые домашние тапки, пнула их в угол и... заплакала.
Я плакала не о нем. Я плакала о себе. О той дуре, которая годами верила, экономила, жалела, поддерживала, а в итоге оказалась просто удобной ширмой для его двойной финансовой жизни. Я плакала о своих некупленных сапогах, о своем зрении, о своих несбывшихся планах.
Но потом я вытерла слезы. Посмотрела на часы. Было еще не поздно.
Я взяла телефон, зашла в приложение банка. На моем личном счете, куда я откладывала копейки с подработок, было немного, но на жизнь хватит.
На следующий день я пошла в магазин и купила себе сапоги. Дорогие, кожаные, теплые. И красную помаду.
Андрей звонил еще месяц. Сначала с угрозами, потом с мольбами. Оказывается, жить с мамой на новом диване было не так уж сладко. Тамара Игоревна привыкла только получать, а обслуживать взрослого мужика в быту ей быстро надоело. Она начала пилить его, что он мало зарабатывает, что он неудачник, раз жена выгнала.
А я подала на развод. И на раздел имущества. И знаете что? Мне стало так легко. Дышать стало легко. Денег, как ни странно, стало хватать на все. И на бассейн, и на косметику, и даже сыну помочь. Потому что когда из лодки выкидываешь балласт, она плывет гораздо быстрее.
Вчера я встретила Андрея на улице. Он шел в старой куртке, ссутулившись, с пакетом из дешевого супермаркета. Увидев меня — красивую, в новых сапогах и с улыбкой — он хотел подойти, но я прошла мимо, даже не замедлив шаг.
У меня своя жизнь. А у него — бархатные шторы и мамочка. Каждому свое.
🔔 Уважаемые читатели, чтобы не пропустить новые рассказы, просто подпишитесь на канал 💖
Читайте также: