Часть 1. Ненасытная утроба
Скрежет ключа в замке прозвучал как сигнал тревоги. Дарья инстинктивно выпрямила спину, сидя на краю дивана в гостиной. Воздух в квартире мгновенно изменился, стал спёртым, словно само пространство сжалось в ожидании чего-то неприятного. Пётр вернулся.
Тумба в прихожей отозвалась глухим стуком от брошенной сумки. Тяжёлые, шаркающие шаги направились прямиком на кухню, минуя комнату, где сидела жена. Ни приветствия, ни вопроса о том, как прошёл день. Только басовитое сопение и звук открываемого холодильника, дверца которого жалобно скрипнула под натиском грубой силы.
Дарья прошла на кухню. Пётр стоял спиной к ней, его широкая фигура в клетчатой рубашке занимала, казалось, половину всего свободного места. Он жадно поглощал холодные котлеты прямо со сковороды, даже не удосужившись разогреть их или переложить в тарелку. Жир стекал по его подбородку, капая на натянутую ткань рубашки в районе живота.
— Пётр, ты бы хоть руки вымыл, — тихо произнесла Дарья, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — И Ванечка уже спит, не греми так посудой.
Мужчина медленно повернулся, продолжая пережёвывать пищу. В его глазах, мутных и осоловелых, не читалось ничего, кроме животного удовлетворения процессом насыщения. Он проглотил огромный кусок, едва не подавившись, и вытер рот тыльной стороной ладони.
— Мой дом, мои правила, — буркнул он, потянувшись к хлебнице. — Я работаю как вол, обеспечиваю эту нору, имею право есть так, как мне удобно. А ты вместо того, чтобы зудеть, лучше бы чаю налила. Живее!
Дарья молча нажала кнопку электрического чайника. Спорить было бесполезно. За последние два года Пётр изменился до неузнаваемости. Из амбициозного, подтянутого начальника отдела логистики он превратился в существо, чьи интересы сузились до размеров обеденного стола и телевизионного экрана. Любая попытка призвать его к порядку или здоровому образу жизни натыкалась на стену агрессии и обвинений.
— Завтра у Вани день рождения, — напомнила она, ставя перед ним кружку. — Пять лет. Надеюсь, ты не забыл, что мы договорились не устраивать шумных застолий для твоих коллег? Это детский праздник.
Пётр фыркнул, отламывая половину батона.
— Опять ты со своими глупостями. Ребёнку всё равно, а отцу нужно расслабиться. Но ладно, чёрт с тобой. Подарка хватит. Кстати, где он?
— В шкафу, в детской. И, Петя, пожалуйста... — Дарья подошла к холодильнику и приоткрыла его, демонстрируя большую белую коробку, перевязанную лентой. — Это торт. Заказной. С фигурками героев мультфильма, которые Ваня обожает. Кондитер делала его двое суток. Не трогай его. Это на утро, чтобы сын задул свечи.
Пётр скользнул равнодушным взглядом по коробке.
— Подумаешь, торт. Кусок теста и сахара. Стоил, небось, как крыло самолёта? Транжира.
— Это для сына, — твёрдо повторила Дарья и закрыла холодильник. — Там есть борщ, есть пирожки с капустой. Ешь их.
— Катись отсюда, не мешай мне отдыхать, — махнул он рукой, вновь погружась в изучение содержимого сковороды.
Дарья вышла, чувствуя, как неприятный холодок ползёт по спине. Ей не нравился этот взгляд. В нём читалась какая-то первобытная, бессмысленная жадность, не поддающаяся логике. Но она отогнала дурные мысли. Даже Пётр, при всей его деградации, не посмеет испортить ребёнку праздник.
Она заглянула в детскую. В свете ночника мирно спал её белокурый мальчик, обнимая плюшевого медведя. Завтра он проснётся, увидит шары, которые Дарья спрятала на балконе, и тот самый торт. Всё будет хорошо. Она обязана сделать этот день счастливым.
Часть 2. Сахарные руины предательства
Утро ворвалось в сознание Дарьи не лучами солнца, а зловещей, неестественной тишиной квартиры. Обычно в выходной Пётр храпел так, что вибрировали тонкие перегородки, но сейчас было тихо. Слишком тихо.
Она накинула халат и поспешила на кухню, ведомая нехорошим предчувствием. То, что она увидела, заставило её замереть в дверном проёме.
На столе царил хаос. Белая картонная коробка была разорвана, будто её вскрывал дикий зверь. От изысканного кондитерского изделия не осталось практически ничего — лишь жирные разводы крема на подложке и сиротливо валяющаяся сахарная фигурка щенка с откушенной головой.
Пётр сидел тут же, откинувшись на стуле. Рубашка была расстёгнута, на животе и подбородке виднелись следы цветной глазури. Он лениво ковырял зубочисткой во рту, глядя на вошедшую жену с вызовом.
— Доброе утро, — хмыкнул он, даже не пытаясь скрыть улики.
Дарья смотрела на уничтоженный праздник. В голове билась только одна мысль: через час проснётся Ваня. Он так ждал этого щенка. Он так ждал свечи.
— Ты... — выдохнула она, чувствуя, как голосовые связки каменеют. — Ты съел его. Весь?
— Да брось ты, — Пётр поморщился, словно от зубной боли. — Приторный, сухой. Зря только деньги выкинула. Я тебя спас от позора перед гостями, если бы они пришли. И вообще, мне ночью захотелось сладкого. У меня стресс на работе, имею я право расслабиться в собственном доме?
— Это был торт для Вани, — произнесла она чеканно, каждым словом забивая гвоздь. — Для твоего сына. На пять лет.
— Купишь другой в магазине, — равнодушно бросил он. — Какая разница? Ребёнок не отличит. Не делай из мухи слона. И убери тут всё, срач развела.
Что-то внутри Дарьи оборвалось. Не с громким треском, а с тихим, фатальным звоном, с каким лопается тончайшая струна, удерживающая конструкцию моста. Она посмотрела на этого человека — грузного, лоснящегося от жира, наглого в своей безнаказанности. Он не просто съел сладость. Он сожрал уважение, сожрал их будущее, сожрал остатки её терпения.
— Как же ты низко пал, съел торт, который я купила на день рождения сына. Всё, хватит! — её голос звучал не громко, но в нём было столько ледяной стали, что Пётр на секунду перестал ковырять в зубах.
— Чего? — он нахмурился, его лицо начало наливаться багровым цветом. — Ты как с мужем разговариваешь? Я тебе крышу над головой даю! Я тебя кормлю! Да если бы не я, ты бы...
— Молчать! — рявкнула Дарья. Это слово прозвучало как удар хлыста. Пётр опешил. Он никогда не видел жену такой. В её взгляде не было привычной обиды или просьбы о понимании. Там была пустота. Абсолютная, пугающая пустота, за которой скрывался приговор.
— Убирайся в комнату, — сказала она уже тише. — Ваня скоро проснётся. Я не хочу, чтобы он видел отца в таком виде. И не хочу, чтобы он видел, что ты натворил.
— Да пошла ты, — пробурчал Пётр, тяжело поднимаясь. Стул противно скрипнул по плитке. — Истеричка. Куплю я твоему щенку шоколадку, успокойся.
Он шаркающей походкой удалился в спальню, бормоча проклятия.
Дарья осталась одна. Она механически начала собирать ошмётки картона, вытирать стол. Внутри неё заработал холодный, безжалостный механизм. НЕТ. Больше никаких уговоров. Никаких надежд на то, что он исправится. Жадность стала его сутью, а значит, через жадность он и будет наказан.
Часть 3. Иллюзия золотых гор
Следующие две недели прошли в странном затишье. Дарья не устраивала скандалов, не плакала, не требовала извинений. Она вела себя... услужливо. Готовила Петру его любимые жирные блюда, слушала его пьяные рассуждения о политике и несправедливости начальства.
В магазине она купила обычный торт, сказав сыну, что ту фигурку, которую он хотел, кондитер не успела сделать. Ваня, конечно, расстроился, но быстро утешился подарком — конструктором. Пётр на это даже не взглянул.
Однажды вечером, когда Пётр, сытый и благодушный, лежал перед телевизором, Дарья села рядом. В руках у неё была папка с бумагами.
— Петь, тут такое дело... — начала она неуверенно. — Я не хотела тебе говорить, думала, ты рассердишься. Но, кажется, мы можем потерять большие деньги.
Пётр мгновенно насторожился. Слово «деньги» действовало на него магически, как запах жареного мяса.
— Что ещё? Опять твои траты?
— Нет, наоборот. Ты слышал про новую программу субсидирования семей? Мне на работе юрист подсказала. Там выплаты какие-то колоссальные, чуть ли не миллион в год, но есть одно условие.
Он сел, диван жалобно пискнул.
— Ну? Не тяни.
— Условие хитрое. Считается, что семья нуждается, если у кормильца — то есть у тебя — официально нет доли в недвижимости. Типа, ты единственный добытчик, но жильём не владеешь, тебе положена компенсация за «амортизацию здоровья». Бюрократия, сам понимаешь. Но суммы там... На новую машину хватит. И на дачу, о которой ты мечтал. С мангалом.
Глаза Петра загорелись алчным блеском. Дача. Шашлыки каждые выходные. Огромный гриль. Он даже сглотнул слюну.
— И что делать надо?
— Юрист сказала, нужно временно, чисто формально, переписать твою долю в этой квартире на Ваню. По дарственной. Как только нам одобрят субсидию и выплатят первый транш — можно всё вернуть обратно. Или просто будем тратить деньги. Ты ведь отцу родному доверяешь? Ваня же маленький, он тебя из дома не выгонит.
Пётр задумался. Сомнение шевельнулось в его заплывшем жиром мозгу, но Дарья действовала точно. Она открыла на телефоне какую-то страницу с графиками и цифрами (заранее подготовленную картинку) и показала ему.
— Вот, смотри. Если подадим заявку до конца месяца, получим бонус. Я уже и документы подготовила, нотариус знакомый примет без очереди завтра. Но если ты боишься...
— Чего мне бояться? — фыркнул Пётр, уязвлённый в своей мужественности. — Я в этом доме хозяин, с бумажкой или без. Хоть на кота перепиши, всё равно всё моё. А миллион — это дело. Это ж сколько всего купить можно...
Наживка была проглочена. Жадность затмила разум. Он не стал проверять информацию, слишком ленив он был для этого, да и мысль о том, что Дарья, эта тихая мышь, может его обмануть, казалась ему абсурдной.
Часть 4. Подпись ценой в судьбу
В кабинете нотариуса пахло старой бумагой и пылью. Строгая женщина в очках монотонно зачитывала условия договора дарения. Пётр слушал вполуха, нетерпеливо барабаня пальцами по столу. Его мысли были заняты сегодняшним ужином — Дарья обещала запечь утку с яблоками в честь «удачной сделки».
— Вы подтверждаете, что действуете добровольно, без принуждения, и осознаёте последствия безвозмездной передачи доли в праве собственности? — спросила нотариус, глядя на него поверх очков.
— Да, да, подтверждаю, — раздражённо бросил Пётр. — Где расписаться? У меня времени нет, дела ждут.
— Пётр Валерьевич, помните, что договор дарения практически невозможно отменить, — сделала последнюю попытку предупредить его женщина.
— Слушайте, вы оформляете или лекции читаете? — вызверился он. — Я сыну дарю, а не дяде чужому. Давайте ручку.
Он размашисто поставил подпись, чувствуя себя благодетелем и хитроумным стратегом одновременно. Обмануть государство на субсидию — это ли не высший пилотаж? Глупцы, думают, он останется ни с чем. Деньги будут у него в руках, а квартира никуда не денется, Ваня под его контролем, а Дарья слова поперёк не скажет, пока он приносит добычу. Ну, или пока делает вид.
Дарья подписала документы со своей стороны, как законный представитель несовершеннолетнего. Её рука не дрогнула. Лицо оставалось непроницаемым, лишь в уголках губ затаилась едва заметная, горькая складка.
Когда они вышли на улицу, Пётр довольно похлопал себя по животу.
— Ну вот, дело сделано. Когда там твои деньги придут?
— Скоро, Петя. Очень скоро, — ответила она, не глядя на него. — Ты иди домой, утка в духовке, таймер я поставила. А мне нужно ещё в одно место зайти, документы донести.
— Давай, не задерживайся. И пива купи по дороге, отметить надо.
Он, насвистывая, направился к остановке, уже предвкушая пиршество. Дарья смотрела ему вслед. В её взгляде не было жалости. Только брезгливость к этому самодовольному шару, катящемуся в пропасть. Она достала телефон и набрала номер риелтора.
— Алло, Елена? Да, документы у меня. Собственник теперь один — мой сын. Я — опекун, согласие опеки на продажу с целью переезда и покупки жилья в другом регионе уже получено, как мы и договаривались заранее. Да, выставляйте в срочную продажу. Цену можно чуть снизить для скорости.
Ей нужно было действовать быстро. Квартира была «лакомым куском» в центре, желающие найдутся за пару дней.
Вечером Пётр ел утку, разрывая мясо руками, и рассуждал о том, какой марки гриль он купит. Дарья сидела напротив и молча пила пустой чай. Чемоданы были собраны и спрятаны у соседки ещё вчера. Деньги с продажи, которые поступят, будут лежать на счету Вани, и снять их Пётр не сможет никогда. А вот выписать его из квартиры, где он больше не собственник, — дело техники, особенно учитывая, что он давно грозился не платить коммуналку. Но план был ещё жёстче.
Часть 5. Горький вкус финала
Прошло три недели. Квартира была продана рекордными темпами. Покупатели — молодая пара, готовая въехать хоть сейчас. Дарья виртуозно разыграла спектакль, отправив Петра в «командировку» — на самом деле, в дешёвый санаторий в области, путёвку в который она якобы выиграла. Пётр, услышав про «шведский стол три раза в день», уехал не раздумывая.
Вернулся он через десять дней, раздобревший ещё на пару килограммов, с чувством полного удовлетворения жизнью.
Он поднялся на этаж, предвкушая встречу с родным диваном. Ключ привычно вошёл в скважину, но не повернулся. Пётр нахмурился. Попробовал ещё раз. Заело? Он надавил плечом, потом пнул дверь ногой.
— Да чтоб тебя! Даша! Открой!
Дверь распахнулась, но на пороге стояла не Дарья. Перед ним возвышался незнакомый крепкий парень в спортивных штанах. За его спиной виднелись коробки и чужая мебель.
— Тебе чего, мужик? — спросил парень, жуя жвачку.
— В смысле «чего»? Ты кто такой? Где моя жена? — Пётр попытался протиснуться внутрь, но парень ловко перегородил ему путь железной рукой.
— Какая жена? Квартира куплена неделю назад. Документы в порядке. Бывшие жильцы съехали.
— Что значит съехали?! — взвизгнул Пётр, чувствуя, как земля начинает раскачиваться под ногами. — Я собственник! Я здесь живу!
— Ты, дядя, не буянь, а то полицию вызову. По документам тут собственник был пацан малой, продавала мать. Все выписаны. Чистая сделка. Вали отсюда.
Дверь захлопнулась перед его носом с лязгом, отрезавшим прошлую жизнь.
Пётр стоял, тупо глядя на коричневый металл. В кармане завибрировал телефон. Сообщение. От Дарьи.
Он дрожащими пальцами открыл его. Там не было длинных текстов. Только фото: перрон вокзала другого города, улыбающийся (по-настоящему, впервые за долгое время) Ваня с тем самым огромным конструктором, и короткая приписка:
«Субсидия на глупость получена сполна. Твои вещи в камере хранения на вокзале, ячейка 214, оплачено на два дня. Торт был вкусным? Наслаждайся теперь свободой. Прощай».
Пётр осел прямо на грязный пол подъезда. До него начало доходить. Дарственная... «Срочная продажа»... Санаторий... Она всё спланировала. Он сам, своими руками отдал ей всё.
— Какого чёрта?! — заорал он, ударив кулаком по стене, но ответом ему было лишь гулкое эхо.
У него не осталось ни квартиры, ни семьи, ни денег, только сумка с грязным бельём из санатория. Он попытался набрать номер Дарьи, но механический голос сообщил, что абонент недоступен. Навсегда.
Ноги стали ватными. Желудок, привыкший получать желаемое по первому требованию, вдруг скрутило от острого, болезненного спазма. Но теперь этот голод утолить было некому. Он остался один на один со своей необъятной, всепоглощающей и, в конечном итоге, самоубийственной жадностью. В пустом подъезде, словно приговор, прозвучало урчание его собственного живота, требующего дань, которую платить было больше нечем.
Автор: Елена Стриж ©