– Сереж, ты серьезно? – Лариса посмотрела на Сергея через стол, словно пытаясь понять, не ослышалась ли она. – Мы пять лет копили на свою квартиру. Пять лет я отказывала себе во всём, ты брал подработки… Это же наши деньги. Наши с тобой.
Сергей отвёл взгляд, покрутил в руках телефон, потом положил его экраном вниз.
– Лар, ну пойми, маме сейчас очень тяжело. У неё пенсия маленькая, сестра болеет, лекарства дорогие. А мы молодые, здоровые, ещё успеем. Потом накопим снова.
Он говорил это так, будто всё уже решено, будто её мнение – просто формальность, которую нужно вежливо учесть. Лариса почувствовала, как внутри всё холодеет. Она знала эту интонацию: мягкую, виноватую, но непробиваемую. Так он говорил, когда просил её потерпеть, когда свекровь в очередной раз приезжала «на недельку» и оставалась на месяц. Когда «займы» маме уходили из семейного бюджета и не возвращались.
– Сергей, – она старалась говорить ровно, без дрожи, – сколько раз мы уже «потом накопим»? Помнишь, как мы хотели в отпуск поехать, а потом твоя мама «срочно» нужна была операция сестре? Мы отдали тогда почти всё, что отложили. Потом ты сказал: «Ничего, в следующем году». Прошёл год, потом ещё один. А теперь ты предлагаешь отдать всё, что осталось. Всё до копейки.
Сергей вздохнул, провёл рукой по волосам.
– Лар, ты преувеличиваешь. Мы же не всё отдаём. Только часть. Ну… большую часть. Мама сказала, что это на ремонт квартиры, чтобы потом продать и купить ей что-то поменьше, поближе к поликлинике. Это же разумно.
– Разумно? – Лариса почувствовала, как щёки начинают гореть. – А то, что мы снимаем квартиру уже семь лет, это тоже разумно? То, что я каждый месяц считаю копейки, чтобы отложить хоть что-то, это разумно? Сергей, мы с тобой семья. У нас должна быть своя крыша над головой. Не у твоей мамы – у нас.
Он посмотрел на неё с лёгким укором, как будто она говорила что-то неприличное.
– Лариса, ты же знаешь, какая у меня мама. Она одна осталась после отца. Я единственный сын. Как я могу ей отказать?
– А как ты можешь отказать мне? – тихо спросила она. – Я твоя жена.
Повисла пауза. Сергей встал, подошёл к окну, посмотрел на тёмный двор, где мигала одинокая лампочка у подъезда.
– Я поговорю с ней ещё раз, – сказал он, не оборачиваясь. – Может, она согласится взять меньше.
– Сергей, – Лариса поднялась, подошла к нему сзади, положила ладонь ему на плечо. – Это не в сумме дело. Это в принципе. Мы не можем каждый раз отдавать всё, что у нас есть. У нас ведь тоже жизнь. И она проходит.
Он повернулся, обнял её – привычно, тепло, как всегда. От него пахло домашним ужином и чуть-чуть одеколоном, который она подарила ему на день рождения.
– Я всё понимаю, – прошептал он ей в волосы. – Просто… дай мне пару дней, ладно? Я найду выход.
Лариса кивнула, но внутри уже знала: выхода он не найдёт. Потому что для него «выход» всегда был один – сделать так, как хочет мама.
На следующий день свекровь позвонила сама.
– Лариса, привет, – голос у неё был бодрый, будто ничего не случилось. – Слушай, я тут посчитала, сколько мне нужно на ремонт. Сергей тебе говорил?
Лариса сжала телефон так, что костяшки побелели.
– Говорил, Нина Петровна.
– Ну вот, я тут всё прикинула… Получается, около двух миллионов. Это с материалами, с рабочими. А если ещё мебель поменять…
– Два миллиона? – Лариса почувствовала, как пол уходит из-под ног. – Нина Петровна, у нас нет двух миллионов. У нас чуть больше полутора на счету. Это всё, что мы накопили за пять лет.
– Ой, ну что ты, доченька, – свекровь рассмеялась, будто Лариса сказала что-то милое и наивное. – Я же не сейчас прошу. Подкопите ещё немного. Сереженька говорил, у вас премия скоро будет. А я подожду. Я же не волк какой.
Лариса закрыла глаза. Подкопите. Ещё немного. Как будто это так просто.
– Нина Петровна, – она постаралась говорить спокойно, – мы не можем. Эти деньги – на нашу квартиру. Мы уже и район присмотрели, и ипотеку считали. Если мы их отдадим, то всё сначала.
– Лариса, – голос свекрови стал чуть строже, – ты же понимаешь, что я не вечно буду. Мне уже шестьдесят восемь. Хочу пожить по-человечески последние годы. А вы молодые, вам всё нипочём.
Разговор закончился ничем. Лариса положила трубку и долго сидела на кухне, глядя в одну точку. Потом открыла банковское приложение и посмотрела на цифру на экране. Полтора миллиона триста сорок тысяч. Их мечта. Их будущее. Их дом, которого пока не было.
Вечером Сергей пришёл уставший, но довольный.
– Маме я сказал, что мы подумаем, – сообщил он, целуя Ларису в щёку. – Она поняла. Сказала, что не торопит.
– Сергей, – Лариса повернулась к нему, – а ты когда-нибудь думал, что мы тоже можем не торопить? Что мы тоже имеем право на свою жизнь?
Он посмотрел на неё удивлённо.
– Конечно, Лар. Я же для нас стараюсь.
– Нет, – тихо сказала она. – Ты стараешься для неё. А я… я просто жду, когда у нас что-то останется.
Он хотел что-то ответить, но в этот момент телефон у него зазвонил. Нина Петровна.
– Да, мам, – ответил он, отходя в комнату.
Лариса осталась на кухне одна. Она открыла ноутбук, зашла в историю переводов и начала прокручивать вниз. Месяц за месяцем. «Маме на лекарства». «Маме на коммуналку». «Маме на день рождения тёте Свете». Суммы были разными – от десяти тысяч до ста. Иногда возвращались, чаще нет.
Она остановилась на переводе полугодовой давности. Пятьдесят тысяч. «На лечение сестре». Потом ещё тридцать. Потом двадцать пять. И так далее.
Лариса вдруг вспомнила, как год назад Нина Петровна приезжала в гости и хвасталась новой кухней.
– Представляете, – говорила она, открывая шкафчики, – всё по последнему слову. Даже посудомойка есть!
Тогда Лариса улыбалась и радовалась за свекровь. А теперь вдруг подумала: откуда? Пенсия у неё была тринадцать тысяч. Сестра на инвалидности. Откуда новая кухня? Откуда ремонт в ванной? Откуда поездка в Турцию, о которой она рассказывала прошлым летом?
Она открыла калькулятор и начала считать. Суммы, которые они с Сергеем отдавали «в долг» за последние три года. Получилось почти восемьсот тысяч.
Восемьсот тысяч, которые они могли бы уже внести как первоначальный взнос.
Лариса закрыла ноутбук и пошла в спальню. Сергей всё ещё говорил по телефону, голос его был мягким, успокаивающим.
– Да, мам, конечно… Я всё понимаю… Не переживай…
Она легла, натянула одеяло до подбородка и впервые за много лет почувствовала, как в груди зарождается что-то твёрдое, холодное и очень спокойное.
На следующий день она пошла в банк и открыла новый вклад. Только на своё имя. И перевела туда всё, что было на их общем счету, кроме десяти тысяч – на текущие расходы.
Потом написала Сергею сообщение:
«Я перевела деньги на отдельный счёт. Пока мы не решим, что с ними делать, они будут там. Это наш с тобой семейный бюджет, и решать будем только мы вдвоём. Без третьих лиц.»
Он перезвонил через минуту.
– Лариса, ты что творишь? – голос у него был растерянный, почти испуганный.
– То, что должна была сделать давно, – спокойно ответила она. – Сергей, я люблю тебя. Но я больше не позволю отдавать наше будущее.
Он молчал. Потом тихо сказал:
– Мама сейчас позвонит.
– Пусть звонит, – ответила Лариса. – Я готова.
И в этот момент она поняла, что разговор, который должен был состояться уже давно, наконец-то начнётся. И закончится он уже не так, как раньше.
– Лариса, ты что, совсем с ума сошла?! – голос Нины Петровны в трубке дрожал от негодования и, как показалось Ларисе, от плохо скрываемого страха. – Ты деньги прячешь от мужа?! От родной матери?! Это же наши общие деньги!
Лариса стояла у окна в гостиной, прижимая телефон к уху. На улице шёл мелкий весенний дождь, капли тихо стучали по подоконнику. Она смотрела, как по стеклу ползёт одинокая капля, и чувствовала странное спокойствие.
– Нина Петровна, – сказала она тихо, но твёрдо, – это не ваши деньги. Это деньги нашей семьи. Моей и Сергея. Мы их копили вместе, на нашу жизнь. И я больше не позволю их раздавать.
– Да как ты смеешь так со мной разговаривать! – свекровь почти перешла на крик. – Я Сергея родила, вырастила! А ты кто такая, чтобы мне указывать?!
– Я его жена, – ответила Лариса. – И мать его будущих детей, если мы когда-нибудь сможем их завести. Потому что на съёмной квартире с пустым счётом это сделать сложно.
Повисла пауза. Потом Нина Петровна заговорила уже тише, с привычной обидой в голосе:
– Лариса… Я же не для себя прошу. Для здоровья. Для спокойствия. Ты же добрая девочка, я знаю…
Лариса закрыла глаза. Она слышала эти слова сотни раз. «Добрая девочка». «Понимающая». «Хорошая невестка». И каждый раз сдавалась. Потому что не хотела быть плохой. Не хотела ссор. Не хотела, чтобы Сергей выбирал между ней и матерью.
Но сейчас она вдруг поняла: он и так выбирал. Каждый раз.
– Нина Петровна, – сказала она, – я всё понимаю. Правда. Но я больше не могу. И не буду.
Она нажала отбой и выключила телефон. Руки не дрожали.
Вечером Сергей пришёл бледный. Сел за стол, молчал долго, глядя в свою тарелку.
– Мама плакала, – наконец сказал он. – Говорит, что ты её унизила. Что забрала последнее.
Лариса поставила перед ним чашку чая.
– Сергей, сядь нормально. И послушай меня. Только один раз в жизни послушай по-настоящему.
Он поднял глаза. В них было смятение.
– Я посчитала, – она открыла ноутбук, повернула экран к нему. – Вот. Все переводы за последние четыре года. Смотри сам.
Он начал листать. Сначала быстро, потом всё медленнее. Лицо менялось на глазах: удивление, растерянность, потом – что-то похожее на стыд.
– Это… это же не всё ей уходило, – тихо сказал он. – Часть я тёте Свете отправлял, часть на лекарства…
– Сергей, – Лариса мягко закрыла ноутбук, – я вчера позвонила тёте Свете. Просто так, поздравила с наступающей весной. Она сказала, что давно уже сама оплачивает свои лекарства. И что ты ей ничего не переводил больше двух лет.
Он замер.
– А ещё, – продолжила Лариса, – я зашла в группу вашего дома в соцсетях. Увидела фотографии. Нина Петровна выложила прошлым летом: новая кухня, новый диван, поездка в Сочи «на воды». Всё в один год. А мы в это время тебе на работе задерживали зарплату, и я брала подработки на выходных, чтобы хоть что-то отложить.
Сергей открыл рот, хотел что-то сказать, но не нашёл слов.
– Я не обвиняю, – Лариса взяла его за руку. – Правда. Я просто хочу, чтобы ты увидел. Мы не помогаем твоей маме выживать. Мы спонсируем её комфорт. За счёт нашего будущего.
Он молчал. Долго. Потом встал, подошёл к окну, как тогда, несколько дней назад. Только теперь плечи его были опущены.
– Я не знал, – прошептал он. – Она говорила… всегда говорила, что совсем плохо…
– Я знаю, – Лариса подошла, обняла его сзади. – Ты хороший сын. Самый лучший. Но ты ещё и муж. И должен быть отцом. Когда-нибудь. И я хочу, чтобы у наших детей был дом. Настоящий. Не съёмная двушка с чужой мебелью.
Он повернулся, прижал её к себе крепко-крепко.
– Прости, – сказал он хрипло. – Я… я правда не видел. Думал, делаю правильно.
– Я знаю, – повторила она. – Но теперь видишь?
Он кивнул.
На следующий день он поехал к матери. Один.
Лариса не спрашивала, как прошёл разговор. Видела по его лицу, когда он вернулся: глаза красные, голос тихий.
– Она всё отрицала сначала, – сказал он, снимая куртку. – Говорила, что я предатель. Что ты меня против неё настроила. А потом… потом заплакала. По-настоящему. Сказала, что боялась остаться одна. Что привыкла, что я всегда помогу. Что не думала, что это так много…
Он сел на диван, закрыл лицо руками.
– Я сказал ей, что больше не буду переводить деньги просто так. Что если действительно нужна помощь – будем решать вместе. С тобой. И что я люблю её, но моя семья – это теперь мы с тобой. В первую очередь.
Лариса села рядом, положила голову ему на плечо.
– И что она?
– Сначала кричала. Потом молчала. Потом… попросила прощения. Сказала, что подумает.
Они сидели молча. Дождь за окном кончился, и в комнате стало совсем тихо.
– Лар, – Сергей взял её руку, – я хочу, чтобы ты вернула деньги на общий счёт. И чтобы мы завтра же пошли к риелтору. Выбирать квартиру. Нашу.
Она посмотрела на него. В глазах его было что-то новое. Твёрдость. Взрослость.
– Ты уверен?
– Абсолютно.
В тот вечер они впервые за долгое время легли спать не просто рядом, а обнявшись. И Лариса почувствовала, как внутри отпускает многолетний комок напряжения.
Но наутро, когда она включила телефон, пришло сообщение от Нины Петровны.
«Лариса, я всё поняла. Приезжайте в субботу. Хочу поговорить с вами обоими. И ещё… я нашла кое-какие документы. Кажется, я должна вам кое-что вернуть».
Лариса перечитала сообщение три раза. Потом показала Сергею.
Он нахмурился.
– Что она имеет в виду?
– Не знаю, – честно ответила Лариса. – Но чувствую, что это ещё не конец.
И она оказалась права. То, что ждало их в субботу в квартире Нины Петровны, перевернёт всё с ног на голову. И заставит Сергея сделать выбор, которого он боялся всю жизнь.
– Присаживайтесь, дети, – Нина Петровна указала на диван, сама осталась стоять у окна.
На ней был тот самый новый халат, который она купила «на распродаже» в прошлом году. Руки нервно теребили пояс.
Сергей сел, Лариса рядом. В комнате пахло свежезаваренным чаем и чем-то старым, знакомым с детства – смесью лекарств и духов «Красная Москва».
– Я долго думала после твоего визита, сынок, – начала свекровь, не глядя на них. – И поняла, что вела себя… неправильно. Очень неправильно.
Сергей хотел что-то сказать, но она подняла ладонь – подожди.
– Я всё время боялась, что останусь одна. Что без вас я никто. И тянула, тянула деньги, придумывая то лекарства, то коммуналку, то ещё что-то… А на самом деле просто не хотела отпускать тебя, Сереженька.
Она наконец повернулась. Глаза были красные, но сухие.
– Вчера я сходила в банк. Вот.
Она положила на стол толстую папку и несколько сберегательных книжек – старых, ещё советских, с потёртыми обложками.
– Это всё, что осталось от продажи бабушкиной дачи в девяносто восьмом. Папа тогда положил деньги на книжки, чтобы «на чёрный день». Я их не трогала. Думала – пригодятся на похороны. А потом… потом начала брать у вас и боялась признаться, что свои-то я давно потратила.
Сергей открыл первую книжку. Цифры были старые, но даже с учётом инфляции сумма получалась приличная – почти миллион двести на сегодняшний день.
– Мам… – он поднял на неё глаза. – Почему ты молчала?
– Стыдно было, – тихо ответила она. – Я же всегда вам говорила: «У меня ничего нет, помогите». А сама… В общем, вот. Всё, что осталось от тех денег, и ещё то, что я успела накопить за последние годы, продавая кое-что из мебели и украшений. Полтора миллиона триста сорок тысяч. Ровно столько, сколько вы мне за всё время отдали. Я посчитала. До копейки.
Лариса почувствовала, как у неё перехватывает дыхание.
– Нина Петровна…
– Подожди, доченька, – свекровь впервые назвала её так искренне, без привычного снисхождения. – Я хочу, чтобы вы взяли эти деньги. Все. И добавили к своим. И купили себе квартиру. Хорошую. Большую. Чтобы места хватило и нам иногда приезжать в гости. Не жить, нет. Просто в гости.
Сергей встал, подошёл к матери, обнял её – крепко, по-мужски.
– Мам, мы не возьмём всё, – сказал он глухо. – Это твои деньги. Ты их сохранила.
– Нет, – она покачала головой. – Это ваши. Вы их мне дали. Я их просто… вернула. С процентами, можно сказать.
Лариса тоже поднялась. Подошла, взяла свекровь за руку – впервые за десять лет сама, без принуждения.
– Мы возьмём миллион, – сказала она. – Это будет справедливо. А остальное оставьте себе. На жизнь. На здоровье. И на маленькую однокомнатную квартиру поближе к нам, если захотите. Мы поможем с ремонтом. Вместе.
Нина Петровна посмотрела на неё долгим взглядом. Потом вдруг улыбнулась – устало, но по-настоящему.
– Ты хорошая, Лариса. Я это давно поняла. Просто не хотела признавать.
В тот день они пили чай втроём, и впервые за многие годы никто не притворялся. Говорили о квартирах, о районах, о том, где лучше школа, где детский сад. Нина Петровна даже достала старый альбом и показала Сергея в пять лет – толстого, в песочнице, с огромным совком.
– Вот таким я его хочу и внуков увидеть, – сказала она, гладя фотографию. – В своём дворе.
Через два месяца они нашли квартиру. Трёхкомнатную, с большой кухней и балконом на юг. Первоначальный взнос составили их накопления плюс тот самый миллион от Нины Петровны. Остальное – ипотека на пятнадцать лет, но уже своя, родная, с запахом свежей краски и будущим.
В день, когда подписывали договор, Нина Петровна приехала в агентство сама. Принесла коробку домашнего печенья и маленькую иконку – «на новоселье».
– Это вам, дети, – сказала она, передавая ключи от новой квартиры риелтору, а потом обнимая их обоих. – Теперь у вас есть дом. А у меня – сын и невестка, которых я, кажется, наконец-то научилась любить правильно.
Сергей посмотрел на Ларису. В глазах его стояли слёзы, но улыбка была шире, чем когда-либо.
– Спасибо, – прошептал он. И Лариса поняла, что это «спасибо» адресовано и ей, и матери, и, может быть, самому себе – за то, что наконец-то вырос.
А вечером, когда они втроём стояли на пустом балконе новой квартиры и смотрели, как зажигаются огни в соседних домах, Нина Петровна тихо сказала:
– Знаете, я ведь тоже когда-то мечтала о таком балконе. И о такой семье.
Она взяла их за руки – сына с одной стороны, невестку с другой.
– Теперь у меня есть и то, и другое.
И Лариса впервые за долгие годы почувствовала, что всё действительно на своих местах. Деньги вернулись. Границы установлены. А любовь – настоящая, взрослая любовь – осталась. И даже стала больше.
Рекомендуем: