Рассказы Марго

– Настя, ты серьёзно? – Сергей замер в дверях кухни, всё ещё держа в руке ключи от машины. – Это же моя мама. Куда ей ехать в её-то годы? Настя не ответила сразу. Она стояла у окна, скрестив руки на груди, и смотрела на заснеженный двор их нового дома – того самого, о котором они мечтали последние семь лет. Дом был красивый: светлый кирпич, большие окна, камин в гостиной и даже маленький зимний сад, который она сама спроектировала. Они переехали сюда всего три месяца назад, и первые недели были похожи на сказку...

– У мамы ремонт, она всего на пару месяцев, – Сергей устало провёл ладонью по лицу. Раиса замерла посреди кухни. Пару месяцев. Он говорил это уже в пятый раз за последние полгода. – Пару месяцев? – она аккуратно положила половник на край тарелки. – Сереж, твоя мама живёт у нас с марта. Сейчас уже октябрь. Это семь месяцев, если ты вдруг забыл посчитать. Сергей наконец оторвался от экрана. Его глаза были красными – опять просидел всю ночь за отчётами. Раиса знала этот взгляд: сейчас начнёт оправдываться работой, усталостью, чем угодно, лишь бы не говорить по существу...

– Ты серьёзно? – спросила Алина. – Эта квартира была куплена мной за три года до того, как мы познакомились. Ты же сам знаешь. Сергей стоял у окна, спиной к ней, глядя на вечерний двор, где уже зажигались фонари. Он был в той самой серой рубашке, которую она когда-то гладила ему по утрам, ещё в те времена, когда всё казалось простым и понятным. – Знаю, – наконец ответил он, не оборачиваясь. – Но мы вместе делали в ней ремонт. Я вложил деньги. И потом… мы же семья. Всё общее. Алина медленно поставила чашку на стол...

– Леночка, ты что, обиделась? – голос Тамары Петровны в трубке стал ещё слаще, будто она намазывала мёд на горькую пилюлю. – Я же по-доброму, из заботы. Вы же молодые, неопытные… Вон, Сергей вчера рассказал, что вы опять в ресторан ходили. Дорого же нынче всё, а у вас ипотека, машина в кредит. Елена отложила телефон на стол и посмотрела в окно. За стеклом ноябрьский Петербург тонул в серой мороси, и капли медленно ползли по стеклу, как слезы, которые она себе не позволяла. – Тамара Петровна, мы с Сережей сами разберёмся, куда и на что тратить, – сказала она спокойно, хотя внутри всё кипело...

– Галина, ну как ты можешь так говорить? – голос Тамары Петровны в трубке дрогнул, будто её обидели до глубины души. – Это же мои племянники, дети моей покойной сестры. Им совсем негде жить, а ты одна в трёхкомнатной квартире маешься. Галина положила телефон на стол и посмотрела в окно. За стеклом тихо падал ноябрьский снег, покрывая тонким белым слоем подоконник и старые каштаны во дворе. Квартира была её крепостью – той самой, что досталась от бабушки ещё в девяностые, когда такие трёхкомнатные на Петроградской стороне считались почти роскошью...

– Что вы сказали, Тамара Петровна? – тихо переспросила Катя, чувствуя, как кровь отливает от лица. Она стояла в дверях своей же кухни, сжимая в руках сумку с продуктами, и смотрела на женщину, которая вот уже десять лет называла себя её второй мамой. Тамара Петровна сидела за столом, скрестив руки на коленях, и в глазах её было что-то твёрдое, непреклонное, будто она только что вынесла приговор. – Ты всё прекрасно слышала, Екатерина, – спокойно повторила свекровь, не повышая голоса. – Малыш не от моего сына...

– Людмила Васильевна, – Оля медленно поднялась с кресла, чувствуя, как кровь приливает к лицу, – вы хоть стучали? Свекровь стояла в дверях, крепко сжимая в руках папку с бумагами, которую только что вытащила из ящика прикроватной тумбочки. Глаза её горели праведным гневом, а губы были так плотно сжаты, что казались тонкой ниточкой. – Стучать? – переспросила она, повышая голос. – Когда в семье творится такое безобразие? Это что, Оленька, дарственная? На твоих родителей? На эту квартиру, которую мы...

– Что? – Ольга замерла с чашкой чая в руке, уставившись на Людмилу Петровну так, словно та только что предложила обменять их уютную квартиру на билет в один конец на Марс. Голос её прозвучал тихо, почти шепотом, но в нём уже звенела нотка недоумения, которая вот-вот могла перерасти в нечто более острое. Людмила Петровна, сидевшая напротив за кухонным столом, откинулась на спинку стула с видом человека, который только что озвучил неоспоримую истину. Её седеющие волосы были аккуратно уложены в прическу,...

– Катя, подожди, – Артём поставил кружку на стол и посмотрел на меня с таким видом, будто я только что обвинила его в чём-то непоправимом. – Это же не просто путёвка. Это санаторий. Хороший. В Кисловодск. Мама всю жизнь мечтала туда попасть, а здоровье у неё в последнее время… Я замерла посреди кухни, чувствуя, как внутри всё медленно закипает. Не взрывается – нет, именно закипает, как молоко на плите, когда забываешь убавить огонь. Мы только что вернулись с работы, дети ещё не пришли из школы, а я уже стояла с телефоном в руке и смотрела на смс от банка: списание тридцати восьми тысяч...

– Прости, что? – переспросила Ольга. Голос звучал спокойно, хотя внутри всё уже всё кипело. – Ты сейчас серьёзно? Артём стоял в дверях, скрестив руки на груди. Он только что вернулся с работы, ещё в куртке, с портфелем в руке. Лицо усталое, но глаза горели каким-то странным упрямством. – Абсолютно серьёзно, Оля. Мои родители всю жизнь прожили в двушке на окраине. Дом старый, лифт не работает, пятый этаж. Маме тяжело подниматься, папе тоже. А у тебя трёхкомнатная квартира в центре, которую тебе бабушка оставила...

– Серёжа, ты что... – начала Галина Петровна, но он не дал договорить. – Я всё сказал, Галина Петровна. Всё. Он прошёл мимо неё в коридор, взял куртку с вешалки и вышел, аккуратно, но решительно прикрыв за собой дверь. В квартире повисла тишина, такая густая, что казалось, её можно потрогать руками. Катя, стоявшая в дверях спальни, смотрела на мать. Лицо её было бледным, но спокойным. Ни слёз, ни растерянности, только тихая усталость в глазах. – Мам, ты слышала, что он сказал? Галина Петровна медленно повернулась к дочери...

– Людмила Васильевна, подождите, – Ольга отложила телефон. – Какое именно горе? Вы же вчера ничего не говорили. Свекровь тяжело опустилась на табуретку, достала из сумки платок и прижала его к глазам, хотя слёз пока не было видно. – Ой, Оленька, даже не знаю, как и сказать… У Толика с Надей беда случилась. Дом сгорел. Полностью. Вчера ночью. Остались на улице с тремя детьми, даже вещи спасти не успели. Ольга замерла. Толик – это двоюродный брат её мужа, человек, с которым они виделись раз в пять лет на юбилеях...