— Мама, а можно я покормлю паука сахаром? Он же сладкоежка?
Ольга замерла с кастрюлей в руках, закипающее молоко моментально забыто. Она медленно повернулась к дочери, сидящей на полу посреди кухни. Шестилетняя Алина с серьезным видом рассматривала пустой угол под потолком.
— Какого паука? — голос Ольги прозвучал хрипло. — У нас нет пауков. И кто их, вообще, сахаром кормит?
— А тот, который вчера в углу плел паутину. Я прочитала, как с ними договариваться. Нужно шепнуть особые слова и дать что-нибудь сладенькое. Теперь его нет, он ушел.
По спине Ольги пробежали мурашки. Она отчетливо помнила того противного мохнатого паука размером с грецкий орех, который обосновался под самым потолком неделю назад. Андрей обещал его убрать, но все руки не доходили. А вчера он и правда куда-то пропал. Совпадение. Должно быть совпадение.
— Алина, хватит нести чепуху. Иди мой руки, сейчас завтракать будем.
— Это не чепуха, мамочка! — девочка вскочила на ноги, ее глаза сияли восторгом. — Я все по книжке сделала! Там такие интересные штуки есть! Хочешь, я тебе покажу, как заставить фиалку снова цвести? У нее же все листочки повяли.
Ольга машинально взглянула на подоконник, где в самом деле грустила старенькая фиалка в горшке — подарок свекрови, которую она тихо ненавидела за ворчливость и навязчивые советы. Растение и правда выглядело неживым.
— Нет, не хочу! — рявкнула Ольга громче, чем планировала, и сама вздрогнула от собственного голоса. — Никаких штук! Иди мой руки, кому сказала!
Алина надула губки и нехотя поплелась в ванную. Ольга вздохнула, поставила кастрюлю на стол и провела рукой по лбу. «Нервы, просто нервы, — убеждала она себя. — Работа, дом, вечная круговерть. Ребенок фантазирует, а я уже готова поверить в сказки».
Из гостиной донесся голос свекрови, Марии Петровны, которая с утра пристроилась в кресле с вязанием.
— Чего ты на ребенка кричишь? Фантазия у нее богатая, это же хорошо. Вон, мой старший брат в детстве с воображаемым другом полгода разговаривал, так тот ему помог по математике домашку делать. Правда, потом двойку принес, но это потому что друг оказался двоечником.
— Мама, пожалуйста, не надо ваших историй, — взмолилась Ольга. — У меня и так голова трещит по швам.
— А я что? Я ничего. Просто ребенок играет. Ты в ее годы по три часа на одном месте могла просидеть, с червяками разговаривала. Говорила, они про погоду с тобой спорят.
Ольга просто зажмурилась. Иногда ее мать была невыносима. В этот момент на кухню вошел Андрей, ее муж. Он выглядел как обычно — слегка помятый, невыспавшийся, но с доброй улыбкой.
— А что это у нас тут за философские дебаты с утра пораньше? — он потрепал Ольгу по плечу и потянулся к чайнику.
— Папа, папа! — из ванной выскочила Алина, вытирая руки об штаны. — А можно мы с тобой сегодня на чердак заберемся? Мне там одну штуку доделать надо.
Андрей поднял бровь, наливая себе чай.
— На чердак? А что там делать? Там пыли на полвека, да и мама наша считает, что там привидение из прошлой пятилетки живет.
— Андрей! — предупредительно сказала Ольга.
— Шучу я, шучу. А что за штука, солнышко?
— Книжка одна. Старая-старая. Я ее вчера нашла, в сундуке, под бабушкиным свадебным платьем. Там такие картинки! И буковки смешные.
Ольга замерла. Сундук. Тот самый, дубовый, с мамиными старыми вещами, который они за ненадобностью задвинули в самый дальний угол чердака. Ей всегда было неприятно к нему прикасаться — от него пахло плесенью и чем-то еще, горьким, как полынь.
— Какая еще книжка? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
— Ну, такая… с заклинаниями! — выпалила Алина, подпрыгивая от возбуждения. — Там написано, как разговаривать с пауками, как сделать, чтобы молоко не сбегало, как…
— ХВАТИТ! — Ольга ударила ладонью по столу. Кастрюля подпрыгнула, и молоко пролилось на стол. Воцарилась тишина. — Чтобы я больше не слышала ни слова про эту дурацкую книжку! Ты меня поняла? Никаких заклинаний!
Алина смотрела на мать широко раскрытыми глазами, в которых тут же выступили слезы. Нижняя губа дрогнула.
— Но почему…
— Потому что я так сказала! И чтобы я эту книжку у тебя больше не видела!
— Оль, ну что ты… — начал Андрей.
— Молчи, Андрей! — она повернулась к нему, и он отшатнулся от взгляда ее горящих глаз. — Это все твои гены! Твое вечное «ой, какая прелесть, какая фантазия»! А теперь она там бог знает, что нашла на этом проклятом чердаке!
— Подумаешь, нашла какую-то книжку, — флегматично протянула Мария Петровна из гостиной.
— МАМА!
Алина, не выдержав, разрыдалась и убежала в свою комнату. Андрей вздохнул и потер переносицу.
— Ну, отличное начало дня. Прямо идиллия семейная. Сейчас пойду, успокою ее.
— Не надо ее успокаивать! Пусть подумает над своим поведением!
Но Андрей уже шел по коридору. Ольга с размаху упала на стул и сгребла волосы в руки. Ей было стыдно за свою вспышку, но страх был сильнее. Этот чердак, этот сундук… Ей всегда чудилось, что в доме есть что-то не то. Что-то, что наблюдает.
— Над ребенком издеваешься, — донеслось из гостиной. — Из-за какой-то книжки с заклинаниями. Могла бы просто сказать, что это вредно для глаз. А то «ах, заклинания!». Да любая гадалка из бульварного журнала тебя по части истерики обскачет.
— Вы не понимаете… — прошептала Ольга.
— Чего я не понимаю? Я, между прочим, на трех партийных съездах выступала, меня сам товарищ Брежнев… в общем, не важно. Суть в том, что не надо делать из мухи слона. Или из паука, в твоем случае.
Андрей вернулся на кухню минут через десять. Выглядел он озадаченным.
— Ну что? Простила нас тиранша? — ехидно спросила Мария Петровна.
— Успокоилась немного. Сидит, рисует. Говорит, что это портрет того паука. Очень похоже, кстати. Зловещий такой. Оль… а что за книжка-то такая? Я вроде бы все старые учебники и журналы с того сундука давно выкинул.
— Я не знаю! — почти взвыла Ольга. — Я сама тот сундук лет десять не открывала. Там какая-то мамина дребедень. Дневники, письма… И эта… эта книга.
Она замолчала, глядя в стол.
— Какая книга? — Андрей присел рядом.
— Старая, в кожаном переплете, без названия. Мама… мама называла ее «бестиарием» или вроде того. Говорила, что это сказки. Но… я ее в детстве открыла один раз. Там были странные символы, рецепты из трав, которые не пахли травами… И рисунки. Жуткие рисунки существ, которых не бывает. Я тогда ночь не спала. Мама отобрала ее и заперла в тот сундук. Сказала, чтобы я никогда-никогда ее не трогала.
— Вот видишь, — оживилась Мария Петровна, появляясь в дверях кухни. — Просто страшная книжка. Как фильм ужасов для детей. Ничего сверхъестественного. Моя покойная свекровь, царство ей небесное, «Камасутру» в носке под матрасом хранила, вот это был настоящий ужас, когда я ее нашла. По сравнению с этим твой бестиарий — детские стишки.
— Мама, это не смешно! — Ольга встала. — Я не хочу, чтобы Алина в это всерьез верила! Я не хочу, чтобы она… повторяла что-то оттуда!
— Оль, ну что она может повторить? — Андрей обнял ее. — Она же ребенок. Она пошепчет там что-то пауку, насыплет ему сахарку, и он сбежит от такой диеты. Все. Не драматизируй.
— А фиалка? — тихо спросила Ольга.
— Какая фиалка?
— Та, что на подоконнике. Вчера она была полумертвая. А сейчас посмотрите.
Все трое повернулись к окну. Фиалка, еще утром бывшая жалким комочком увядших листьев, теперь стояла прямая и гордая. Среди сочной зеленой листвы алели два новых, крошечных, но несомненных бутона.
Воцарилась гробовая тишина, которую нарушил только довольный голосок из коридора.
— Видите? А вы не верили. Я же говорила — там есть заклинание, чтобы цветы оживлять. Правда, для него нужна капелька крови, но я укололась вчера иголкой, так что все по правилам
***
— Капелька… чего? — голос Ольги прозвучал так, будто его пропустили через мясорубку.
Алина стояла в дверях кухни, держа в руках листок бумаги с криво нарисованным цветком и какими-то закорючками по краям.
— Крови, — невозмутимо пояснила девочка. — Там так написано. «Капля жертвенной крови дарует силы земные». Я не сильно укололась. Чуть-чуть. И посмотрите, как фиалочка ожила! Я теперь знаю, как бабушкины кактусы спасать!
Мария Петровна, которая уже открыла рот для очередной язвительной реплики, замерла с открытым ртом. Ее взгляд метнулся от сияющей внучки к фиалке, которая и правда выглядела так, будто только что сошла с витрины цветочного магазина.
— Это… это, наверное, от полива, — неуверенно пробормотала она. — Я вчера удобрение в воду добавила. «Радуга» называется. Там на этикетке такой же цветок нарисован.
— Бабуля, ты уже год как «Радугу» не покупаешь, — парировала Алина. — Говорила, что она дорогая, а толку — как дохли растения, так и дохнут. Кроме фиалки. Теперь она не дохнет.
Андрей первым пришел в себя. Он тяжело вздохнул и подошел к дочери, присев перед ней на корточки.
— Солнышко, слушай меня внимательно. Никаких уколов. Никаких иголок. Никакой крови. Ты меня поняла? Это очень и очень опасно.
— Но папа, это же всего лишь капелька! Как от комарика!
— НЕТ! — это крикнули уже хором Ольга и Андрей.
Алина снова надула губы, ее глаза наполнились слезами предательства.
— Но оно же работает… — прошептала она.
— Работает не работает, но игры в доктора с кровью мы запрещаем, — твердо сказал Андрей. — И где эта книга сейчас?
— Я ее… я ее спрятала, — Алина опустила голову. — Чтобы мама не отняла и не сожгла.
Ольгу будто током ударило от этих слов.
— Почему ты решила, что я ее сожгу?
— Потому что ты так всегда делаешь. С моими старыми рисунками, которые тебе не нравятся. Говоришь «мусор» и выбрасываешь. А эта книга не мусор! Она волшебная!
— Ольга, — медленно произнес Андрей, поднимаясь во весь рост и глядя на жену. — Ты что, правда, ей такое говоришь?
— Речь не обо мне! — вспыхнула Ольга. — Речь о том, что наш ребенок колется иголками и цитирует какие-то сатанинские ритуалы!
— Сатанинские? — фыркнула Мария Петровна. — Оль, ну что ты несешь? В наше время пионеры кровью знамена вышивали, и ничего, выросли нормальными людьми. Правда, некоторые потом в олигархи подались, но это опять же детали.
— Хватит! — взревел Андрей так, что все вздрогнули, включая фиалку. — Все замолчали! Алина, слушай сюда. Ты принесешь эту книгу и отдашь ее мне. Сейчас же.
— Но, папа…
— Без «но». Иначе никакого мультика вечером. И никакого чердака. Никогда.
Это был убийственный аргумент. Лицо Алины исказилось от ужаса. Чердак был ее святыней.
— Ладно… — она прошептала и, шмыгнув носом, поплелась в свою комнату.
Пока девочка ходила, в кухне стояла тяжелая, давящая тишина. Ольга безумно гладила стол тряпкой, Андрей смотрел в окно, а Мария Петровна с внезапным интересом разглядывала свои узловатые пальцы.
Через пару минут Алина вернулась. В руках она сжимала тот самый предмет. Книга была невелика, в потертом кожаном переплете темно-бурого, почти черного цвета. Страницы пожелтели от времени и были испещрены причудливыми, угловатыми символами, которые не принадлежали ни одному известному им алфавиту. Местами попадались рисунки — странные гибриды растений и животных, схемы расположения звезд, диаграммы, от которых слезились глаза. От книги исходит слабый, но стойкий запах старой пыли, сухих трав и чего-то металлического, как будто кровь.
Андрей взял ее осторожно, как берут ядовитую змею. Кожа переплета была неприятно холодной.
— Вот и славно, — он попытался говорить спокойно. — И чтобы я больше не видел, чтобы ты туда лазила. Договорились?
Алина молча кивнула, глядя на книгу с тоской обреченного.
— И что ты теперь с ней будешь делать? — спросила Ольга, не отрывая глаз от «бестиария».
— Что положено, — Андрей мотнул головой по направлению к печке в гостиной. — Сожгу.
— Нет! — взвизгнула Алина.
— Андрей, подожди, — неожиданно вступилась Мария Петровна. — Может, не стоит? Антикварная вещь. Может, в музей сдать? Или букинистам отдать? Выручишь пару тысяч, купишь мне новый телевизор.
— Мама, какую такую тысячу?! — Ольга смотрела на мать с недоверием. — Ты же только что сама говорила…
— Я говорила, что не надо истерик! А книжку жалко. Старина, редкость. Вон, посмотри, — она ткнула пальцем в угол страницы, которую листал Андрей. — Там, поди, дата какая-нибудь есть. Может, она при царе Горохе издана.
Андрей перевернул книгу. На заднем форзаце, выцветшими чернилами, была выведена аккуратная дата: «1901 г.».
— Вот видишь! — торжествующе сказала Мария Петровна. — Прабабушка Алина, наверное, ею пользовалась. Могла бы реликвией семьи стать. А вы — жечь.
— Прабабушка Алина, — холодно сказала Ольга, — сошла с ума в сорок лет и пыталась принести в жертву кота соседам, чтобы те переехали. Теперь все встает на свои места.
Наступила пауза.
— Все равно жалко, — упрямо повторила старуха.
— Решение принято, — твердо заявил Андрей. — Мы не будем плодить в доме сумасшествие. Я сожгу ее сегодня вечером, после работы.
Он завернул книгу в старую газету и сунул в свой портфель. Алина смотрела на это с таким выражением лица, будто на ее глазах хоронили лучшего друга.
Весь день в доме витало напряженное молчание. Ольга пыталась работать, но буквы на мониторе расплывались. Она снова и снова вспоминала тот случай из детства, тот единственный раз, когда она заглянула в книгу. Она помнила рисунок существа с телом человека и головой, похожей на подсолнух, уставившегося на нее с страницы пустыми глазницами-семечками. И запах. Всегда этот запах.
Андрей ушел на работу, прихватив злополучный портфель. Мария Петровна ворчала что-то про «вандализм» и «неуважение к истории». Алина заперлась в своей комнате и отказывалась выходить.
К вечеру Ольга не выдержала. Она подошла к двери дочери и постучала.
— Алина, открой. Давай поговорим.
— Не хочу говорить, — донесся глухой голос. — Вы все врете. Вы уничтожаете магию.
Ольга вздохнула и прислонилась лбом к прохладной поверхности двери.
— Солнышко, магия… она бывает разная. Бывает добрая, из сказок. А бывает… опасная. Эта книга — опасная. Она может сделать больно.
— А может и помочь! — дверь резко распахнулась, и Ольга едва удержалась на ногах. Алина стояла на пороге, ее личико было заплакано и решительно. — Я хотела помочь! Хотела, чтобы папа перестал грустить! Чтобы у бабушки ноги не болели! Чтобы ты так не уставала!
Ольга сжала зубы. Глаза у нее навернулись на глаза.
— Я знаю, родная. Но есть вещи, которые… не должны работать. Их не должно быть. Понимаешь?
— Почему? — в голосе девочки слышалась неподдельная жажда познания. — Почему паук ушел — плохо? Почему фиалка расцвела — плохо?
— Потому что за все надо платить! — вырвалось у Ольги. — Капля крови за цветок… а что потребуется за что-то большее? Понимаешь? Ничего не бывает просто так!
Алина смотрела на нее, и в ее глазах что-то менялось. Детская обида сменялась сложным, не по годам взрослым пониманием.
— Значит… если я заплачу больше… я смогу сделать так, чтобы папа всегда улыбался?
Ледяной ужас пронзил Ольгу.
— НЕТ! Ничего ты не должна платить! И ничего делать не должна! Ты просто ребенок, и твоя работа — играть, а не… не заниматься этим!
Она схватила дочь за плечи, возможно, слишком сильно, потому что Алина вскрикнула.
— Слушай меня! Забудь эту книгу! Забудь все, что в ней прочитала! Она злая! Она обманывает!
В этот момент снаружи послышался звук ключа в замке. Вернулся Андрей. Он вошел в прихожую, и Ольга сразу поняла — что-то не так. Он был бледен, его волосы встали дыбом, а в глазах горел странный, лихорадочный блеск.
— Андрей? Что случилось? — отпустив дочь, Ольга шагнула к нему.
Он уставился на нее, словно видя впервые.
— Случилось? — его голос звучал глухо и отрывисто. — Ничего не случилось. Все только начинается.
Он прошел на кухню, не снимая пальто, и сел за стол. Его движения были резкими, угловатыми.
— Ты… ты сжег книгу? — тихо спросила Ольга, следуя за ним.
Андрей медленно повернул голову. Уголок его рта дернулся в подобии улыбки.
— Книгу? А, ту… Нет. Не сжег. Печка на работе сломана. Выбросил в мусорный бак во дворе завода. Пусть там гниет.
Ольга почувствовала слабое, но отчетливое облегчение. Выброшена. Значит, все кончено.
— Хорошо… хорошо, что выбросил.
— Да, — Андрей уставился в пустоту перед собой. — Знаешь, Оль… а ведь старики были правы. Иногда чтобы что-то построить, нужно сначала разрушить. Полностью. До основанья. А затем…
Он замолчал, и в его глазах на мгновение мелькнуло что-то знакомое, доброе, испуганное. Но тут же погасло, сменившись тем же стальным блеском.
— Папа, — робко позвала Алина с порога. — Ты… ты не грустишь больше?
Андрей перевел на нее свой взгляд. Он улыбнулся. Но улыбка была не его — холодная, расчетливая, без единой искорки в глазах.
— Грустить? Нет, солнышко. Теперь я не буду грустить. Теперь все будет по-другому.
Ольга смотрела на мужа, и по ее спине снова поползли мурашки. Он был похож на самого себя, но в то же время это был кто-то другой. Кто-то, кто только что вышел из той самой книги, которую, как он сказал, выбросили на свалку.
И она поняла, что это была не ложь. Он и правда ее выбросил.
Но что-то из нее уже выбралось наружу. И теперь было здесь. В нем.
***
— Андрей, милый, ты как себя чувствуешь? — Ольга осторожно присела рядом с мужем, положив руку ему на лоб. Лоб был холодным и слегка влажным. — Может, тебе отпроситься с работы завтра? Отдохнешь.
Он медленно повернул к ней голову. Взгляд был стеклянным и отстраненным.
— Отдохнуть? — он произнес это слово с легкой насмешкой. — Нет, Оль. Отдых — для слабаков. А у меня на завтра запланирован маленький апокалипсис в отделе снабжения.
— А пока… что? — Ольга отдернула руку.
— Шучу, — он внезапно улыбнулся своей обычной, доброй улыбкой, и Ольга выдохнула с облегчением. — Просто серьезный разговор предстоит. С Виктором Петровичем.
— С начальником твоего цеха? Но вы же с ним всегда как рыба с водой…
— Вода застоялась, рыба протухла, — его улыбка исчезла, сменившись холодной маской. — Пора менять экосистему. Он два месяца саботирует мое предложение по модернизации. Думает, я не замечу. Думает, я тот самый терпеливый Андрюша, который все стерпит.
Он встал и снял пальто. Движения были резкими, полными скрытой энергии.
— Ладно, не будем о грустном. Что у нас на ужин? Хочется чего-то… мясного. Пожирнее.
Ольга смотрела на него, и тревога в ней росла, как дрожжевое тесто. Это был он, но не он. Словно кто-то скопировал ее мужа, но забыл проставить несколько ключевых галочек в графе «доброта» и «смирение».
Ужин прошел в неестественно напряженной атмосфере. Андрей ел с волчьим аппетитом, не поднимая глаз от тарелки. Алина ковыряла вилкой в картошке, украдкой поглядывая на отца. Мария Петровна пыталась разрядить обстановку.
— Так, значит, Виктор Петрович у вас в немилости? — начала она, хлюпая чаем. — А я его женат всегда находила. Он мне как-то помог холодильник на третий этаж затащить. Правда, потом он у нас неделю отходил, сорвал спину, но жест доброй воли был налицо.
— Жест доброй воли, — усмехнулся Андрей, отодвигая пустую тарелку. — Он и на работе так же. Сует свой нос, куда не просят, а потом месяцами расхлебывает последствия. Только последствия уже за мой счет.
— Папа, а что ты ему сделаешь? — спросила Алина широко раскрыв глаза.
Андрей посмотрел на дочь, и в его глазах на мгновение мелькнуло что-то теплое.
— Ничего, солнышко. Просто поговорю по-мужски. Взрослые дела.
— Надеюсь, без мордобоя, — проворчала Мария Петровна. — А то в прошлый раз, когда ты «по-мужски» поговорил с сантехником, тот чуть в обморок не упал. До сих пор, когда почтальон звонит, я вздрагиваю.
— Тот сантехник залил нам пол, мама. А этот… этот сливает мои шансы на повышение.
Ольга молчала. Она видела, как сжимаются его кулаки на столе. Белые, с выступающими костяшками. Таким она его не видела никогда. Даже в самые тяжелые времена.
На следующее утро Андрей ушел на работу раньше обычного. Он был одет в свой лучший костюм, и его глаза горели холодным решительным огнем.
Целый день Ольга не находила себе места. Она пыталась работать, но из головы не выходил образ мужа — этого нового, чужого. Около трех часов дня ее телефон завибрировал. Сообщение от Андрея.
«Всё OK. Виктор Петрович написал заявление по собственному. Уезжает к родне в деревню. Надолго.»
Ольга перечитала сообщение несколько раз. «По собственному». Она знала Виктора Петровича. Тот держался за свою должность как репейник за штаны. Добровольно он бы никогда…
Вечером Андрей вернулся домой другим человеком. Он не просто шел — он летел. Его глаза сияли, походка была легкой и пружинистой.
— Ну, как там твой Виктор? — встретила его в дверях Мария Петровна. — Не поехал ли он в ту самую деревню, откуда не возвращаются? В смысле, в морг?
— Мама, что за чушь! — рассмеялся Андрей, и смех его был звонким и искренним, но от этого не стало менее жутко. — Он жив, здоров и будет разводить гусей. Говорит, это его детская мечта. Я, можно сказать, помог человеку осуществить мечту.
Он прошел на кухню, схватил Ольгу за талию и крутанул.
— Поздравь меня, Оль! Меня назначают исполняющим обязанности начальника цеха! С понедельника!
Ольга попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривой.
— Это… это прекрасно, дорогой. Но как ты…? Я думала, вы поговорите…
— Мы и поговорили, — он отпустил ее, и его лицо снова стало серьезным. — Я ему все четко разложил по полочкам. Все его промахи за последний год. Все «случайные» утечки информации конкурентам. Все завышенные сметы. У него был выбор — уйти по-хорошему, или я передаю папочку директору, и он уходит по-плохому, с волчьим билетом. Он оказался не дурак.
Ольга смотрела на него в оцепенении. Она знала, что муж давно копил компромат на Виктора, но всегда говорил, что пользоваться этим — ниже его достоинства. А теперь… теперь достоинство куда-то испарилось.
— Папа, ты теперь главный? — в кухню влетела Алина.
— Почти, рыбка. Скоро.
— Это потому что я сделала ритуал? — прошептала она, глядя на отца с благоговением.
Наступила мертвая тишина. Даже Мария Петровна замерла с чайником в руке.
Андрей нахмурился.
— Какой еще ритуал?
— Я… я вчера вечером, — девочка говорила, запинаясь, глядя в пол. — Я прочитала в книжке, как помочь папе добиться своего. Нужно было взять что-то его, связанное с работой, и что-то того человека, и сжечь вместе с сухой полынью, сказав слова…
Ольга почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног.
— Алина… что ты взяла?
— Я… у папы из портфеля ручку взяла. А у того дяди… — она замолчала.
— У того дяди ЧТО? — голос Ольги стал низким и опасным.
— Фотографию… из твоего старого альбома, мама. Там вы вместе на корпоративе. Я вырезала его одного и…
— Боже правый… — прошепелявила Мария Петровна. — Внучка, да ты настоящий черный пиарщик. Готовишь компромат с пеленок.
— И что ты сделала с этими вещами? — спросил Андрей. Его голос был странно спокоен.
— Сожгла в печке. Как в книжке написано. И прошептала слова. «Да рассеются враги его, яко дым…»
Андрей медленно подошел к дочери, присел перед ней. Он смотрел ей в глаза долго и пристально.
— И ты думаешь, это твой ритуал мне помог?
Алина неуверенно кивнула, в ее глазах стояли слезы.
Андрей вдруг снова улыбнулся. Широко, открыто. Он обнял ее.
— Спасибо, солнышко. Наверное, ты мне очень помогла. Твоя вера придала мне сил.
Ольга смотрела на эту сцену, и ее тошнило. Он говорит с ней так, словно это нормально. Словно сжигать фотографии сослуживцев в печи — это часть здорового детского досуга.
— Андрей, мы должны поговорить, — выдавила она. — Наедине.
— Конечно, дорогая, — он легко согласился, отпустил Алину и направился в гостиную.
Ольга последовала за ним, закрыв за собой дверь.
— Ты что, совсем спятил? — зашипела она, как только дверь закрылась. — Ты поддерживаешь ее в этой… этой ереси! Она сжигает фотографии людей!
— Она хотела помочь отцу, — пожал плечами Андрей. — Детская непосредственность. Никто не пострадал. Виктор уехал к своим гусям, я получил повышение, дочь счастлива. Все в плюсе.
— В ПЛЮСЕ? — Ольга чуть не задохнулась от ярости. — Андрей, посмотри на себя! Ты был самым добрым и спокойным человеком на свете! А теперь ты улыбаешься, когда рассказываешь, как уничтожил карьеру человека!
— Я никого не уничтожал! — его голос вдруг зазвенел сталью. — Я всего лишь расчистил себе дорогу. То, что должен был сделать годы назад! Я годами тащил на себе весь его цех, а он получал премии и похлопывания по плечу! Где справедливость? Где она, Оль?
— Справедливость не в этом! Она не в том, чтобы твой шестилетний ребенок занимался симпатической магией!
— А где тогда? — он шагнул к ней, и Ольга инстинктивно отпрянула. В его глазах плясали зеленые чертики. — В том, чтобы молчать и терпеть? В том, чтобы быть удобным? Таким, как твой отец? Он ведь тоже всю жизнь терпел, а чем кончил? Инфарктом в пятьдесят пять, оставив тебя и твою мать без гроша!
Ольга онемела. Он никогда не говорил с ней о ее отце. Никогда.
— Не смей… — прошептала она.
— Почему? Это правда. Он был слабаком. Я не хочу быть слабаком. Я не хочу, чтобы моя дочь росла и видела отца-неудачника. Я хочу, чтобы она гордилась мной. И если для этого нужно стать немного… другим, то я становлюсь.
— Другим? — Ольга с трудом сглотнула ком в горле. — Андрей, милый, это не ты. Это… это та книга. Та проклятая книга! Она что-то с тобой сделала!
Он рассмеялся. Сухо и безжизненно.
— Книгу я выбросил, Оль. Помнишь? Это я. Настоящий. Тот, кого ты никогда не знала. Или не хотела знать.
Он повернулся и вышел из комнаты, оставив ее одну посреди гостиной, с трясущимися руками и леденящим душу пониманием.
Он был прав. Книгу он выбросил. Но заклинание сработало. Заклинание, которое должна была прочитать их дочь, чтобы «помочь папе добиться своего».
И оно помогло. Оно высвободило то, что сидело в нем глубоко внутри. И теперь этот незнакомец, холодный и расчетливый, ходил по их дому в кожу ее мужа.
И самое ужасное было то, что он, казалось, был этим вполне доволен.
Продолжение следует!
Читайте и другие наши истории, золотушечки:
Если не трудно, оставьте хотя бы пару слов нашему автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы ничего не пропустить и дальше. Виктория будет вне себя от счастья и внимания!
Можете скинуть ДОНАТ, нажав на кнопку ПОДДЕРЖАТЬ - это ей для вдохновения. Благодарим, желаем приятного дня или вечера, крепкого здоровья и счастья, наши друзья!)