Часть 1
Субботний полдень вливался в комнаты ленивым, густым светом. Снежана только закончила протирать пыль на книжных полках. В квартире стоял тот особенный запах чистоты, который бывает, когда дома никого нет, и вещи, казалось, отдыхали от суеты. Трёхлетняя Алина гостила у дедушки с бабушкой — родители Снежаны забрали внучку на все выходные, чтобы молодые могли выспаться.
Однако выспаться не удалось. Сначала Леонтий долго возился на кухне, громыхая посудой, а к двум часам дня на пороге возникла Галина Дмитриевна. Она вошла по-хозяйски, не разуваясь в прихожей, а сразу промаршировала к зеркалу, поправила причёску и лишь потом скинула туфли.
— Чайник ставь, Снежана, — бросила она вместо приветствия. — Разговор есть.
Снежана, стряхнув с себя остатки утренней безмятежности, прошла на кухню. Ей не нравился этот тон. В нём сквозило что-то липкое, требовательное, словно она, хозяйка этой просторной трехкомнатной квартиры, вдруг превратилась в прислугу, которую вот-вот отчитают за плохо вымытый пол.
Леонтий сидел за столом, уткнувшись в телефон. При виде матери он даже не встал, лишь мотнул головой.
— Привет, мам.
Галина Дмитриевна уселась на стул, окинув кухню взглядом. Её глаза задержались на новом холодильнике, потом скользнули по гарнитуру и остановились на невестке.
— Хорошо живёте, — процедила она. — Просторно. Светло. Не то что у меня в двушке, где повернуться негде.
Снежана молча поставила перед ней чашку с чаем и вазочку с конфетами. Она знала эту песню наизусть. Жалобы на тесноту, на маленькую пенсию, на плохих соседей. Обычно это заканчивалось просьбой одолжить пару тысяч «до пенсии», которые никогда не возвращались.
— Угощайтесь, Галина Дмитриевна. Конфеты свежие.
— Конфеты, — хмыкнула гостья, разворачивая фантик. — Всё на широкую ногу. А за чей счёт банкет?
Снежана замерла с заварочным чайником в руке. Леонтий наконец оторвался от экрана и посмотрел на жену. В его взгляде читалось странное ожидание, смешанное с неловкостью, словно он знал сценарий пьесы, который сейчас начнёт разыгрывать его мать.
— О чём вы? — Снежана села напротив, чувствуя, как внутри начинает шевелиться нехорошее предчувствие.
— О справедливости, милочка. О ней самой, — Галина Дмитриевна отхлебнула чай, громко, с присвистом. — Я тут посчитала, подумала. Ты три года в декрете сидела. Ни копейки в дом не принесла. А мой Лёвушка горбатился, чтобы тебя и ребёнка прокормить. Себя не жалел.
— Леонтий работал на одной работе и только восемь часов, — спокойно поправила Снежана. — И я не «сидела», я занималась ребёнком. Вашей внучкой, между прочим.
— Не перебивай старших! — рявкнула свекровь, и чашка звякнула о блюдце. — Суть не в этом. Суть в том, что сын тебя кормил, поил, одевал, пока ты дома прохлаждалась. А теперь ты вышла на работу, королевишна. А он что? С чем остался?
Снежана перевела взгляд на мужа:
— Леонтий, ты понимаешь, о чём речь?
Муж пожал плечами, избегая смотреть ей в глаза:
— Ну... мама дело говорит. Я правда устал тянуть всё на себе эти годы. Тяжело было.
— И к чему этот разговор? — голос Снежаны стал твёрдым.
Галина Дмитриевна подалась вперёд, её лицо расплылось в хищной улыбке:
— Сын тебя кормил, пока ты сидела в декрете. Пора отдать ему долю в квартире, — потребовала свекровь от невестки. — Перепиши на него треть. Или половину. Это будет честно. Компенсация за его труды и потерянное здоровье.
Часть 2
Слова повисли в воздухе, тяжёлые и абсурдные, как чугунная гиря на кружевной скатерти. Снежана моргнула, пытаясь осознать услышанное.
— Долю? В этой квартире?
— Именно, — кивнул Леонтий, осмелев. — Снежан, ну а что ты удивляешься? Мы же муж и жена. Я вкладывался в нас, в семью. А квартира формально твоя... вернее, дочкина, но распоряжаешься-то ты. Отец твой, конечно, подстраховался, но мы же люди родные. Могла бы и уважить мужа.
— Ты серьезно сейчас? — Снежана почувствовала, как к горлу подкатывает горячий ком. — Эта квартира — подарок моего отца Алине. Там чётко прописано: никаких дарственных, никаких продаж до её совершеннолетия. Я лишь опекун. Я не могу никому ничего отдать, даже если бы сошла с ума и захотела этого.
— Ой, не надо нам заливать про законы! — махнула рукой Галина Дмитриевна. — Было бы желание. Сейчас нотариусы всё что хочешь оформят. Отец твой — богатей, ещё одну купит, если что. А у Лёвы ничего нет. Случись что — он на улице? Это, по-твоему, семья?
— Случись что? — переспросила Снежана. — Вы на развод намекаете?
— Я намекаю на совесть! — Галина Дмитриевна ударила ладонью по столу. — Ты жила за его счёт три года! Ела его хлеб! А теперь, значит, «это моё, это дочкино»? Какая же ты меркантильная, Снежана. Я всегда знала.
Леонтий поддакнул:
— Мать права. Я чувствую себя здесь примаком. Гостем. Я хочу гарантий. Я вкладывался в эту семью, я тратил свою зарплату на подгузники, на еду, на твои эти... женские штучки. И что я имею?
Снежана смотрела на человека, с которым прожила пять лет. На отца своего ребенка. Сейчас он казался ей незнакомцем. Мелочным, жалким, с бегающими глазками. Он не защищал её от нападок матери, он сам был инициатором этого безумия. Жадность исказила его черты, сделав лицо каким-то неприятно рыхлым.
— То есть, — медленно произнесла она, — то, что ты кормил своего ребенка и жену, которая ухаживала за этим ребенком 24 часа в сутки, ты считаешь подвигом, требующим оплаты недвижимостью?
— Не передергивай! — воскликнул Леонтий. — Я говорю о вкладе! Финансовом вкладе! Ты три года была нулем в бюджете!
— Нулём? — Снежана усмехнулась, но улыбка вышла страшной. — Ты назвал меня нулём?
— А кто ты была? Иждивенка! — вставила Галина Дмитриевна. — Скажи спасибо, что он тебя не бросил с прицепом, а кормил! А теперь давай, восстанавливай справедливость. Оформляй долю. Или мы по-другому разговаривать будем.
— По-другому? Это как? — Снежана встала из-за стола.
— А так! Застыдим тебя перед всей родней! Перед отцом твоим! Расскажем, какая ты неблагодарная! — визгливо пригрозила свекровь. — У меня давление, между прочим, скачет от твоей наглости!
Часть 3
Снежана подошла к окну. Ей нужно было несколько секунд, чтобы успокоить дыхание. Гнев, поначалу обжигающий, вдруг трансформировался в ледяную, кристальную ясность. Иллюзии рухнули. Перед ней сидели не родственники. Перед ней сидели враги. Наглые, уверенные в своей безнаказанности захватчики.
Она обернулась. Взгляд её стал сухим и колючим.
— Значит, говоришь, я тебе должна? За еду и подгузники? — спросила она мужа.
— За содержание, — важно поправил Леонтий. — Полное обеспечение в течение тридцати шести месяцев.
— Хорошо, — кивнула Снежана. — Раз мы переходим на язык бухгалтерии, давай посчитаем. Галина Дмитриевна, вы же любите считать чужие деньги?
— Я свои считаю! Которые сын на тебя потратил!
Снежана молча вышла из кухни и вернулась через минуту с планшетом и калькулятором. Она села за стол, отодвинув вазочку с конфетами.
— Давайте подведем баланс, — её голос звучал ровно, как у диктора новостей, сообщающего о катастрофе. — Леонтий, ты утверждаешь, что содержал меня. Но ты забыл одну маленькую деталь. Мы живем в квартире моего отца. Триста тысяч рублей в год — это налог и коммуналка. Кто их платил все эти годы?
Леонтий нахмурился:
— Ну... твой отец платил. Он же собственник формально, на внучку оформил.
— Верно. Мой отец оплачивал наше проживание. А теперь давай посмотрим рыночную стоимость аренды такой квартиры в нашем районе. Центр, новостройка, сто квадратных метров, свежий ремонт. Я специально смотрела цены перед выходом на работу, коллеге искали жильё. Минимум семьдесят тысяч рублей в месяц. Плюс счетчики.
— При чем тут аренда? — взвизгнула Галина Дмитриевна. — Мы же семья!
— А, теперь мы семья? — Снежана проигнорировала её. — Пять минут назад я была иждивенкой, которая должна расплатиться метрами. Так вот. Леонтий, ты жил здесь пять лет. Но давай возьмем последние три года, о которых ты так печешься. Тридцать шесть месяцев умножаем на семьдесят тысяч. Получаем два миллиона пятьсот двадцать тысяч рублей. Половина этой суммы — твоя доля за аренду, так как мы живем вдвоем. Миллион двести шестьдесят тысяч. Это твой долг мне. Или моему отцу.
Леонтий поперхнулся воздухом.
— Ты спятила? Какая аренда? Я муж!
— Ты инвестор, Леонтий. Ты же сам сказал — ты вкладывался. Я тоже вкладывалась. Я предоставила тебе элитное жилье. Бесплатно. Теперь еда. Сколько ты тратил на продукты?
— Ну... тысяч тридцать в месяц, — неуверенно буркнул он.
— Допустим. Хотя я знаю, что меньше, потому что мясо и рыбу нам часто привозили мои родители с фермерского рынка, а ты покупал только макароны, хлеб, молоко и пиво. Но пусть будет тридцать. За три года — миллион восемьдесят тысяч. Делим на троих (меня, тебя и Алину). Твоя доля съеденного — 360 тысяч. Остается 720 тысяч, которые ты потратил на нас.
Снежана быстро стучала пальцами по экрану планшета. Цифры, безжалостные и точные, выстраивались в колонки.
— Идем дальше. Услуги. Я сидела дома, как вы выразились. Но дома всегда было чисто, постирано, поглажено. Горячий ужин ждал тебя каждый вечер. Почем нынче услуги домработницы? Уборка стометровой квартиры — минимум три тысячи за выход. Два раза в неделю. Это двадцать четыре тысячи в месяц. Готовка еды — ещё столько же. Няня для ребенка? Полный день? Минимум пятьдесят тысяч в месяц.
— Да ты совсем что ли?! — Леонтий вскочил. — Ты материнские обязанности в прайс вносишь?!
— А ты отцовские обязанности в ипотеку превращаешь! — рявкнула Снежана, да так, что он осел обратно на стул. — ТЫ ПЕРВЫЙ НАЧАЛ ЭТОТ РАЗГОВОР! ТЫ ПОПРЕКНУЛ МЕНЯ КУСКОМ ХЛЕБА! ТАК ПОЛУЧАЙ СЧЁТ!
Часть 4
Галина Дмитриевна, видя, что инициатива уплывает, попыталась вмешаться:
— Да как у тебя язык поворачивается! Мать — это святое! Это призвание!
— Призвание не оплачивается квартирами мужа, Галина Дмитриевна! — отрезала Снежана. — Итак, считаем услуги няни, повара и уборщицы по самому минимуму. Пусть это будет восемьдесят тысяч в месяц. Рыночная, заметьте, цена гораздо выше. Умножаем на тридцать шесть месяцев. Два миллиона восемьсот восемьдесят тысяч рублей. Это та работа, которую я проделала, пока «сидела на шее».
Снежана повернула планшет к мужу и свекрови.
— Подводим итог. Твой долг за аренду: 1 260 000. Моя работа по дому и уходу за ребенком: 2 880 000. Итого: 4 140 000 рублей твоего виртуального долга нашей семье. Вычитаем отсюда те несчастные 720 тысяч, что ты потратил на еду для нас с дочкой.
Пальцы Снежаны ударили по кнопке «равно».
— Леонтий, ты должен мне три миллиона четыреста двадцать тысяч рублей.
В кухне повисла пауза. Слышно было, как гудит компрессор холодильника и как тяжело дышит Галина Дмитриевна. Её лицо пошло красными пятнами.
— Это... это бред, — просипел Леонтий. — Так нельзя считать.
— А КАК МОЖНО? — голос Снежаны сорвался на крик. — Как можно требовать у жены долю в квартире, которую купил не ты?! Как можно попрекать меня тремя годами декрета, когда я ночей не спала, когда у Алины резались зубы, а ты спал в другой комнате, потому что тебе «на работу»?! Ты, мелочный, жадный человек!
— Не смей так говорить с моим сыном! — потребовала свекровь. — Щенуля! Мы на тебя управу найдем! Я в опеку пойду! Скажу, что ты ребенка голодом моришь!
Снежана почувствовала, как внутри лопнула последняя струна, сдерживающая бешенство. Это была уже не обида, это была чистая, обжигающая ярость. Она схватила калькулятор, и ей захотелось швырнуть его в стену. Но она сдержалась. Вместо этого она с грохотом опустила ладонь на столешницу.
— ВОН!
Леонтий и Галина вздрогнули.
— Что? — переспросил муж.
— ВОН ОТСЮДА! ОБА! — Снежана вскочила, опрокинув стул. Глаза её горели сухим, страшным блеском. Она больше не была той милой девочкой, что терпела их колкости пять лет. Сейчас перед ними стояла фурия.
— Снежана, успокойся, ты истеришь... — начал было Леонтий, пытаясь вернуть контроль.
— Я СКАЗАЛА УБИРАЙТЕСЬ! — заорала она так, что зазвенели ложечки в чашках. — СЕЙЧАС ЖЕ! ЧТОБЫ ДУХУ ВАШЕГО ЗДЕСЬ НЕ БЫЛО! ТЫ ХОТЕЛ ДОЛЮ? ВОТ ТЕБЕ ДОЛЯ — НОЛЬ! ПОЛНЫЙ НОЛЬ! ТЫ БАНКРОТ, ЛЕОНТИЙ! ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ И ФИНАНСОВЫЙ БАНКРОТ!
Она метнулась в коридор, схватила с вешалки куртку мужа и швырнула её на пол кухни. Следом полетели его ботинки. Один угодил в ножку стола, другой проскользил к ногам свекрови.
— Ты что творишь, ненормальная?! — Галина Дмитриевна вжалась в угол.
— Я очищаю свой дом от паразитов! — Снежана схватила сумку свекрови и сунула ей в руки. — А ну пошли вон! Если через минуту вы не выйдете за дверь, я вышвырну ваши вещи в окно! А потом напишу заявление, что в мою квартиру ворвались посторонние!
— Я здесь прописан! — взвизгнул Леонтий.
— ТЫ ЗДЕСЬ НИКТО! У тебя временная регистрация, которая закончилась месяц назад! Я просто забыла тебе сказать, что не продлила её! А теперь — КАТИСЬ!
Часть 5
Страх — липкий и животный — наконец-то пробился сквозь их наглость. Видя, что Снежана в таком состоянии действительно способна на всё — хоть полицию вызвать, хоть с лестницы спустить, — они поспешно ретировались в коридор.
Леонтий, путаясь в рукавах куртки, пытался сохранить лицо:
— Ты пожалеешь! Ты ещё приползешь! Одна с ребенком! Кому ты нужна будешь!
— ДА ПОШЁЛ ТЫ К ЧЁРТУ! — гаркнула Снежана, распахивая входную дверь. — ЧТОБ ТЕБЯ СЧЕТЧИКИ ЗАГРЫЗЛИ! ВАЛИ ВСЛЕД ЗА МАМОЧКОЙ!
Она буквально вытолкнула их на лестничную площадку. Дверь захлопнулась с таким грохотом, что, казалось, содрогнулись стены всего подъезда. Снежана дважды повернула замок, затем накинула цепочку.
Её трясло. Адреналин бурлил в крови, но слез не было. Было ощущение невероятной, звенящей пустоты и... свободы. Словно она только что вырезала огромную, гноящуюся опухоль, которая мучила её годами.
За дверью слышалась возня.
— Мам, ну что делать-то? — донесся приглушенный голос Леонтия. — Ключи-то у неё остались. Вещи мои там...
— Дура она психованная, — шипела Галина Дмитриевна. — Ничего, Лёвушка. Сейчас перебесится, остынет. Пойдем пока.
— Куда пойдем, мам? К тебе?
Снежана прижалась ухом к холодному металлу двери. Ответ свекрови заставил её замереть, а потом нервно, истерично рассмеяться.
— Ко мне? — голос Галины Дмитриевны изменился. Стал холодным и отстраненным. — Лёва, ты же знаешь, у меня места нет. Я вторую комнату квартирантам сдала на полгода, деньги вперед взяла. Мне ремонт на даче делать надо. Куда я тебя положу? На коврик в прихожей?
— Мам, ты чего? Я же твой сын! Меня жена из дома выгнала!
— Ну, это твои проблемы, сынок. Надо было с умом к делу подходить, а не злить бабу. Видишь, какая она бешеная? А я тебе говорила — мягче надо, хитрее. А ты сразу в лоб. Сам виноват.
— И куда мне теперь? У меня до зарплаты три тысячи!
— А это меня не касается. Ты взрослый мужик. Иди к другу. Или в хостел. А ко мне не суйся, я не для того на пенсии покой искала, чтобы здорового лба на диване наблюдать. Дай пройти, такси ждет!
Послышался удаляющийся цокот каблуков.
— Мама! Мам, подожди! — крикнул Леонтий, и в его голосе прозвучало то самое отчаяние, которого он так хотел добиться от Снежаны.
Но лифт дзынькнул и уехал.
Снежана усмехнулась. Снаружи было тихо. Леонтий, её муж, её "защитник" и "кормилец", стоял там, в подъезде, брошенный собственной матерью, с тремя тысячами в кармане и с полным осознанием того, что он только что потерял рай, который считал своей собственностью.
Калькулятор в руке Снежаны пискнул, когда она случайно нажала на кнопку сброса. Цифры исчезли. Экран погас.
— Справедливость, — прошептала она в тишину коридора. — Какая же чудесная вещь — арифметика.
Она поднялась, отряхнула колени и пошла на кухню. Нужно было допить чай. Он уже остыл, но сейчас он показался ей невероятно вкусным. Она взяла телефон и заблокировала два номера. Раз и навсегда.
Автор: Елена Стриж © Канал «Рассказы для души от Елены Стриж»