— А вообще лучше бы Вы сразу квартиру эту на Лёшу бы отписали! — уже начала диктовать условия Анна.
— Вот те на те! — присвистнул Павел Иваныч.
— Не успели пожениться, а я уж в своей квартире кого‑то прописать должен, а лучше и квартиру с потрохами отдать?!
Павел Иванович смотрел на эту сцену и думал:
«Вот и началось. Теперь каждое её слово — это требование, каждый взгляд — вызов. И Лёшка, как телёнок, идёт за ней, даже не пытаясь понять, что происходит».
Он знал: впереди — долгие месяцы непростых переговоров, скрытых конфликтов и попыток сохранить хотя бы крупицу здравого смысла в этой стремительно меняющейся семейной картине.
Предыдущая глава тут:
Начало рассказа тут:
— Пап, ну а чего, ты же всё равно эту квартиру мне ведь купил? Какие проблемы‑то? —
поддакивал Анне слегка растерянный Алексей, невольно втягиваясь в её агрессивный настрой.
В голосе сына слышалась не столько уверенность, сколько отчаянная попытка оправдать перед отцом требования жены.
Павел Иванович медленно отложил ложку, посмотрел на сына с горькой усмешкой. В его взгляде читалось не раздражение — скорее глубокая, выстраданная печаль человека, который видит, как близкий ему человек идёт по неверной дороге.
— Слушай, сынок, — начал он ровным, почти спокойным голосом, но в нём угадывалась стальная нотка, — кто же тебе сказал, что квартира‑то тебе достанется?
— Я её покупал тебе не в дар, а как помощь на старте.
— Пока пустует квартира — живи, хочешь один, хочешь с квартирантами.
— А потом, может, я сам в город захочу переехать. Может, женюсь ещё, тряхну бородой, да ещё себе наследника заделаю, который батю, может, на свадьбу‑то возьмёт, да и пригласит! Эх‑хе‑хе!
Павел Иванович рассмеялся, но смех вышел сухим, без тени веселья.
Это был смех человека, который говорит правду, которую другие предпочитают не слышать.
Анна резко выпрямилась. Лицо её побагровело, губы сжались в тонкую линию. Она явно не ожидала, что свёкор не просто не поддастся на давление, но и ответит с такой откровенной иронией.
— Ну всё, хватит с меня этого цирка! Я больше это издевательство терпеть не буду! — выкрикнула она, вскакивая из‑за стола.
Анна резким движением откинула назад густые волосы, развернулась и, словно откормленная пони на маленьких толстеньких ножках, галопом поскакала к выходу.
Её шаги гулко отдавались в прихожей, дверь хлопнула с такой силой, что задребезжали стёкла.
-Эх... Видела бы мать эту лошадку в нашем доме! - пронеслось в голове Павла Иваныча при виде этого действа.
Ольга, до этого молча сидевшая в углу, вздрогнула. Не проронив ни слова, не взглянув на присутствующих, она торопливо поднялась и последовала за матерью. В её движениях была скованность и безмолвное подчинение матери.
Алексей, помедлив секунду, тоже встал. Он выглядел растерянным, словно не знал, как поступить: остаться с отцом или броситься вслед за женой. В конце концов, он молча направился к двери.
— Лёша! Ты тоже уподобишься этой кобылице, которая чуть чего — сразу спрыгивает с насиженного места?
— Неужели ты не понял, что ей квартира твоя, а точнее — моя, нужна? Вот и весь вопрос!
— Только мозгов у твоей Анны недостаточно, если она в таких условиях решила мне ультиматумы ставить!
Сын замер на пороге, обернулся. В его глазах читалась смесь обиды и растерянности.
— Пап, ты чего? Она же моя жена теперь…
— Жена, — кивнул Павел Иванович.
— Но разве жена — это тот человек, который ведёт тебя за собой, не давая подумать, не позволяя решить самому?
— Ты помнишь, как мы с тобой рыбу ловили? Как ты первый раз сам велосипед собрал? Ты всегда умел думать своей головой. Что же сейчас случилось?
Алексей опустил взгляд. Он явно не знал, что ответить.
— Ты подумай, Лёша, — тихо добавил отец. — Подумай, прежде чем снова бежать за ней, как щенок за хозяйкой. Ты мужчина или кто?!
В прихожей было тихо. Ольга, уже надевавшая куртку, замерла, прислушиваясь. Анна нетерпеливо щёлкнула замком машины.
— Леша! — крикнула она. — Ты там уснул?
— Пап, ну а в чём вопрос квартиру на меня оформить?!
— Во-первых, Анька меня пилить не будет, что, мол, я тут — не хозяин, будем жить спокойно! — выпалил Алексей, явно повторяя заученные от жены аргументы.
В его голосе звучала не столько убеждённость, сколько отчаянная надежда, что отец наконец «пойдёт навстречу» и разом решит все семейные трения.
— Так она действительно права, сынок, что ты — не хозяин этой квартиры.
— Хозяин — это кто приобрёл, коммуналку оплачивает, взносы на содержание платит.
— Вот если не наврала твоя Анна, родится у вас внучка, получите капитал, оформите ипотеку — вот там и прописывайтесь, и хозяйничайте, как душе вашей угодно! Или я не прав?
Павел Иваныч встал, подошёл к окну, машинально поправил занавеску — и замер.
Во дворе Анна, не скрываясь, дала затрещину Ольге. Девочка вздрогнула, опустила голову, но не заплакала — лишь плотнее сжала губы, словно привыкла к такому обращению.
— Да, хороша мамаша… — не сдержался Павел Иванович, сжимая кулаки. — Вот сколько мам с дочками видел, но такого…
— Ты присмотрись к своей падчерице, Леша!!! Эта же Ольга — словно из детдома сбежала. Ты глаза её видел? Смотрит исподлобья, взгляд маленького затравленного зверька. Не хватает, видно, девочке внимания…
Алексей молчал. Он сидел за столом, уставившись в узоры на белой скатерти, будто они могли дать ему ответ.
В душе его шла мучительная борьба: с одной стороны, он понимал, что отец говорит правду — Павел Иванович никогда не был жестоким, не стремился обидеть, просто отстаивал своё право распоряжаться тем, что заработал годами.
С другой — перед глазами стояла разъярённая Анна, которая уже копила злость, чтобы обрушить её на мужа с десятикратной силой за каждую минуту задержки.
— Эх, попал ты, Лёша, крупно попал, — вздохнул Павел Иванович, отходя от окна.
Волнение не давало отцу усидеть на месте — он медленно зашагал по кухне, заложив руки за спину.
— А ведь я тебе говорил: не торопись с ребёнком, присмотрись! А ты повёлся на глупую разводку своей пассии, которой только и надо было за тебя зацепиться! Или ты не слышал про контрацепцию?
Голос отца звучал требовательно, но в нём не было злобы — лишь горькое разочарование и тревога за сына.
— Ты хоть мне толком расскажи, как ты с этой Олей общаешься? Как хоть она к тебе относится? — снова бросил взгляд в окно Павел Иванович. Анна всё ещё стояла у машины, нервно поглядывая на дверь дома.
— Да как… — Алексей пожал плечами, не поднимая глаз.
— Сидит вот так же, как при тебе как робот. Что Анька ей скажет, так и делает. Заставляет её меня «папой» называть, а я вижу, что ей это трудно. Да и мне неудобно. Какой я ей папа?!
В его голосе прозвучала такая искренняя растерянность, что Павел Иванович остановился и внимательно посмотрел на сына.
— Да никакой… Отчим, сожитель матери — это да, но не папа, — подтвердил он.
— А где, кстати, у Оленьки отец? Неужели она с ним не общается? Ты хоть мне открой эту тайну.
— Да я сам толком не знаю, — вздохнул Алексей. — Аня говорит, что первый муж бросил её, когда та Ольгу родила.
— Мол, недоношенная она родилась, болела часто, а ему не нужен ребёнок был. Я этого мужа, честно говоря, ни разу не видел. Даже не знаю, жив ли он. Алиментов она не подавала — говорит, что сама справится!
— Не она справится, а ты справишься, Лёша. Ты! — Павел Иванович резко развернулся к сыну, голос его зазвучал твёрдо.
— Вот что она имеет в виду. Ты будешь оплачивать кружки, обучение, психолога — ведь девочке явно нужна помощь специалиста.
— Ты будешь её замуж выдавать, ставить на ноги, если из неё будет что‑то путное с её трудным детством…
— А Анна... Анна будет стоять над твоей душой, требовать, чтобы ты «был мужчиной», то есть платил, терпел её выходки и молчал.
Павел Иванович подошёл к столу, оперся на него ладонями, глядя сыну прямо в глаза.
— Подумай, Лёша. Хорошенько подумай.
— Ты же ведь хотел семью, любовь, уют? А что получил? Женщину, которая тебя не уважает, ребёнка, который тебя боится, и долг, который ты не брал.
— Это твоя жизнь? Это то, чего ты хотел?
Алексей молчал. В кухне повисла тяжёлая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов. За окном Анна нетерпеливо постукивала каблуком по асфальту, время от времени бросая взгляды на окна дома. Ольга стояла рядом, опустив голову, сжимая в руках край куртки, словно пытаясь стать незаметной.
Павел Иванович сел напротив сына, мягко положил руку на его плечо.
— Я не хочу тебя осуждать, Лёш. Но ты должен понять: ты не обязан платить за чужие ошибки.
— Ты не обязан терпеть унижения ради «спокойствия». У тебя есть право на счастье. Настоящее счастье, а не этот цирк.
Алексей поднял глаза на отца. В них читалась боль, сомнение и — впервые за долгое время — проблеск осознания.
Продолжение уже на канале. Ссылка внизу ⬇️
Продолжение тут:
Ставьте 👍Также, чтобы не пропустить выход новых публикаций, вы можете отслеживать новые статьи либо в канале в Телеграмме, https://t.me/samostroishik, либо в Максе: https://max.ru/samostroishik