- — Вот что она имеет в виду. Ты будешь оплачивать кружки, обучение, психолога — ведь девочке явно нужна помощь специалиста.
- — Я не хочу тебя осуждать, Лёш. Но ты должен понять: ты не обязан платить за чужие ошибки.
- — Ты не обязан терпеть унижения ради «спокойствия». У тебя есть право на счастье. Настоящее счастье, а не этот цирк.
— Не она справится, а ты справишься, Лёша. Ты! — Павел Иванович резко развернулся к сыну, голос его зазвучал твёрдо.
— Вот что она имеет в виду. Ты будешь оплачивать кружки, обучение, психолога — ведь девочке явно нужна помощь специалиста.
— Ты будешь её замуж выдавать, ставить на ноги, если из неё будет что‑то путное с её трудным детством…
— А Анна... Анна будет стоять над твоей душой, требовать, чтобы ты «был мужчиной», то есть платил, терпел её выходки и молчал.
Павел Иванович подошёл к столу, оперся на него ладонями, глядя сыну прямо в глаза.
— Подумай, Лёша. Хорошенько подумай.
— Ты же ведь хотел семью, любовь, уют? А что получил? Женщину, которая тебя не уважает, ребёнка, который тебя боится, и долг, который ты не брал.
— Это твоя жизнь? Это то, чего ты хотел?
Алексей молчал. В кухне повисла тяжёлая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов. За окном Анна нетерпеливо постукивала каблуком по асфальту, время от времени бросая взгляды на окна дома. Ольга стояла рядом, опустив голову, сжимая в руках край куртки, словно пытаясь стать незаметной.
Павел Иванович сел напротив сына, мягко положил руку на его плечо.
— Я не хочу тебя осуждать, Лёш. Но ты должен понять: ты не обязан платить за чужие ошибки.
— Ты не обязан терпеть унижения ради «спокойствия». У тебя есть право на счастье. Настоящее счастье, а не этот цирк.
Алексей поднял глаза на отца. В них читалась боль, сомнение и — впервые за долгое время — проблеск осознания.
Предыдущая серия рассказа тут:
Все главы рассказы собраны в хронологической последовательности тут:
После того как Павел Иванович через Госуслуги оформил временную прописку для Анны и Ольги, визиты «новой семьи» в его дом прекратились резко и безоговорочно. Словно перечеркнули разом все мосты. Ни звонков, ни сообщений — будто и не было того неловкого разговора за столом.
Не пригласили Павла Ивановича и на выписку из роддома, когда у Алексея родился сын - Кирилл. Даже фото не прислали сразу — только через месяц Алексей тайком отправил отцу снимок через мессенджер, сопроводив коротким: «Вот, пап, посмотри, какой богатырь».
Время шло. Связь между отцом и сыном поддерживалась лишь редкими, почти подпольными звонками.
Алексей набирал номер отца, когда Анна уходила в магазин или в салон красоты. Говорил быстро, оглядываясь, словно боялся, что жена застанет его за этим «запретным» разговором. Иногда, рискуя, включал видеосвязь — чтобы Павел Иванович хоть мельком увидел внука, смог сказать ему пару ласковых слов.
— Ну‑ка, Кирюша, посмотри сюда, это твой дедушка! — шепотом подсказывал Алексей, держа телефон так, чтобы в кадр не попала комната целиком.
Малыш тянул ручки к экрану, улыбался беззубым ртом, и у Павла Ивановича сжималось сердце: «Своего внука вижу украдкой, как посторонний…»
В один из таких звонков Алексей, запинаясь, рассказал, что Анна настаивает на постоянной прописке, а ещё лучше — на переоформлении квартиры на него.
— Говорит, что я должен обеспечить будущее ребёнка, а ты, мол, старый и всё равно скоро… ну, в общем, намекает, что ты уже немолодой, — смущённо пробормотал Алексей.
Павел Иванович сдержал вздох.
— Это она, значит, санкции на меня наложила за то, что я вам квартиру в собственность не передаю, негодница?
— А ты ей потакаешь? У себя же в квартире боишься со мной разговаривать? Чудак ты человек, Лёша. Ой, чудак. Плохо это всё закончится, вот чует моё сердце! — предупредил он.
Алексей молчал. Было слышно, как на заднем плане хлопает дверь, как Анна что‑то резко спрашивает.
— Пап, мне надо идти, она вернулась, — торопливо прошептал Алексей. — Я потом перезвоню, ладно?
Связь оборвалась.
Павел Иванович положил телефон на стол, посмотрел в окно. За стеклом медленно падал снег, укрывая огород, дорожку, скамейку — всё, что он когда‑то обустраивал с любовью, мечтая о семейных посиделках, о внуках, бегающих по этому двору.
«Вот и дождался внуков… — горько подумал он. — Один — под запретом, другого — вижу тайком. А та, что должна быть опорой сыну, только разъедает всё изнутри».
Он вспомнил Ольгу — её потухший взгляд, её молчаливую покорность. Вспомнил, как она вздрагивала от окриков матери. И понял: эта семья держится не на любви, а на страхе и расчёте.
Вечером, сидя у печки, Павел Иванович достал старый альбом с фотографиями. Вот он с женой Марией — молодые, счастливые, смеются на фоне цветущего сада. Вот Лёшка в первом классе — с огромным ранцем, с улыбкой до ушей. Вот они вместе на рыбалке, вот на пикнике…
«Всё было так просто, так ясно, — думал он. — А теперь — тайны, страх, ультиматумы. И сын мой — будто чужой, будто под гипнозом…»
Телефон снова пискнул. Сообщение от Алексея:
«Пап, прости за сегодня. Я знаю, ты прав. Но я не могу вот так сразу всё изменить. Я попробую поговорить с ней. Люблю тебя. Лёша».
Павел Иванович перечитал сообщение несколько раз.
— Любит… — прошептал он. — Да только любовь — это не шёпот в трубку, когда жена не слышит. Любовь — это смелость. А её‑то у тебя, сынок, и нет пока…
Он выключил свет, лёг в постель, но сон не шёл. В голове крутились мысли:
«Сколько ещё он будет жить в этом страхе? Сколько будет позволять ей ломать себя, ломать свою жизнь? И что будет с детьми — с Ольгой, с маленьким Кириллом, когда иллюзии развеются?»
За окном шумел ветер, заметая следы на снегу. А в доме Павла Ивановича стояла тишина — тяжёлая, одинокая тишина человека, который видит беду, но не может её предотвратить.
***
Сноха сидела в гостиной Павла Ивановича уже битый час, нервно постукивая каблуком по половицам. Она явно не привыкла ждать — обычно всё происходило по её щелчку, но сегодня свёкор словно нарочно тянул паузу, молча листая газету и изредка поглядывая на неё поверх очков.
За окном мела метель, рисуя причудливые узоры на окнах. В доме пахло печёным хлебом и травяным чаем — Павел Иванович только что достал из печи румяные булки. Но Анна даже не притронулась к угощению. Она приехала к свёкру не за этим.
Отношения молодожёнов после рождения Кирилла стремительно катились под откос. Поначалу всё выглядело как в дешёвой мелодраме: Алексей носил жену на руках, пеленал сына, готовил смеси по ночам. Но реальность оказалась жёстче романтических фантазий. Бессонные ночи, счета за памперсы и детское питание, вечный недосып — всё это постепенно превратило их дом в поле боя.
Анна решила: пора добиваться главного. Квартира, записанная на Павла Ивановича, должна стать их с Алексеем собственностью. Только так она могла чувствовать себя в безопасности. Но старик упорствовал.
— Ну давай, Аня, рассказывай всё по порядку, — наконец нарушил молчание Павел Иванович, отложив газету.
— Раз ты сюда одна приехала, значит, что‑то уж совсем из ряда вон приключилось!
Анна выпрямилась, поправила прядь волос, напустила на лицо выражение оскорблённой добродетели:
— Так чего же рассказывать, Павел Иваныч? Я же говорю: Лёша с рождением Кирилла всё внимание уделяет ему, а свою дочку не любит! Ругается на неё, уроки с ней делать не хочет! Не занимается ей!
Павел Иванович медленно отхлебнул чаю, поставил чашку на стол. Его глаза, умные и чуть усталые, смотрели на невестку без тени сочувствия.
— Так она же не дочка ему, Аня. С чего он её любить‑то должен? Работает мужик, кормит, одевает, а любить он падчерицу не обязан. Для этого есть родные мать и отец!
Анна дёрнула плечом, будто её ужалила оса:
— Кстати, где у неё отец? — продолжил Павел Иванович.
— Почему ты не получаешь с него алиментов? Вот ты жалуешься, что Лёша Ольге на день рождения планшет не подарил или ноутбук?
— Вот взяла бы да на скопленные алименты от отца — и подарила бы ей, что вздумалось. К тому же там и бабка с дедом тоже, похоже, есть с отцовской стороны, с твоей стороны деды. Неужели не помогают?
— Это выше моего достоинства! — резко вскинула голову Анна. — Раз не хочет с ребёнком общаться и помогать, сама справлюсь!
— Ну так справляйся, Аня, — вздохнул Павел Иванович.
— Давай, выходи на работу и фигач в две смены тогда, раз ты первого мужа так жалеешь.
— Вот тебе будет и планшет для Ольги, и ноутбук. Чего же ты на работу не выходишь, ведь Кириллу уже три года исполнилось?
Анна ошарашенно уставилась на свёкра.
Она‑то рассчитывала на другое: на сочувствие, на «доброго дедушку», который пожалеет её, даст денег, поговорит с сыном, надавит на него. А вместо этого — лекция о самостоятельности.
— Он — мужик, он должен зарабатывать так, чтобы на всё хватало! Понятно? — выкрикнула она с обидой, сжимая кулаки.
— Куришь, Ань? — неожиданно перебил её Павел Иванович.
— Курю, и чего из этого? — с вызовом посмотрела Анна на Иваныча.
— Сколько пачка сигарет стоит? Не меньше сотни, а твои — сразу видно — дорогие папироски и на сто пятьдесят потянут?
— А судя по тому, как ты тут дымишь через каждые двадцать минут, пачки тебе с трудом на день хватает. Вот я уже умножил — в районе пяти тысяч в месяц уходит?
— А ещё я за тобой в «Одноклассниках» слежу. Пивком каждую пятницу балуешься, да ассорти из различных японских кушаний заказываешь перед выходными?
— Я тоже посчитал, что это мини‑банкет в районе пяти тысяч тебе обходится, причем каждую неделю. Вот тебе уже набегает двадцать пять тысяч каждый месяц на твои маленькие утехи!
Павел Иваныч говорил спокойно, без злости, но каждое слово било точно в цель. Анна открыла рот, чтобы возразить, но Павел Иванович продолжил:
— Вот месяцок откажи себе в своих слабостях — уже двадцать пять тысяч сэкономишь. Считай, тебе и планшет.
— Это я не обращаю внимания на твои ноготочки, макияж, причёску и прикид, который ты обновляешь с поразительной частотой.
— И после этого ты возмущаешься, что Лёша много тратит на Кирилла, а твоей доченьке ничего не покупает?
В комнате повисла тяжёлая тишина. Слышно было только, как порывы ветра ударяются о металлическую кровлю Иванычева дома. Анна пыталась собраться с мыслями, найти достойный ответ, но слова застревали в горле.
Павел Иванович встал, подошёл к окну, скрестив руки за спиной:
— Знаешь, Аня, я вот смотрю на тебя и думаю: ты ведь не глупая женщина. Но почему‑то выбрала самый простой путь — требовать.
— От мужа, от меня... А может, стоит начать с себя? Понять, что жизнь — это не бесконечный праздник, а работа. И над собой в первую очередь.
Анна вскочила, схватила сумочку:
— Вы всё равно ничего не понимаете! Вы просто старый, консервативный человек, который не хочет видеть, как всё меняется!
— Меняться — это нормально, — спокойно ответил Павел Иванович, не оборачиваясь.
— Но меняться надо к лучшему. А ты, похоже, выбрала путь, который ведёт в тупик.
Она рванула дверь, выскочила на улицу, даже не попрощавшись. Павел Иванович проводил её взглядом, покачал головой:
— Бедный Лёшка… — прошептал он. — Как же ты вляпался…
Продолжение уже на канале. Ссылка внизу ⬇️
Продолжение уже на канале:
Ставьте 👍Также, чтобы не пропустить выход новых публикаций, вы можете отслеживать новые статьи либо в канале в Телеграмме, https://t.me/samostroishik, либо в Максе: https://max.ru/samostroishik