Стекло запотело от моего дыхания, и за ним – серый декабрь, колючий и равнодушный. Я стояла у окна и смотрела, как снег заметает следы под фонарем, когда услышала хлопок входной двери. Полшестого утра. Он вернулся.
– Чего вытаращилась? – голос ударил в спину, как камень в стекло. – Думаешь, я тебе должен отчитываться?
Я не обернулась. Просто продолжала смотреть в окно, где снежинки кружились в жёлтом свете фонаря, как потерянные души. Внутри всё сжалось в тугой комок, но я молчала. Давно научилась молчать.
– Я с тобой разговариваю! – он подошел ближе, запах перегара и чужих духов полз впереди него, заполняя пространство крошечной однушки на окраине. – Или ты опять обидеться вздумала?
Палец на подоконнике дрожал. Только один палец выдавал меня – остальное тело уже давно приучилось к неподвижности, к этой защитной реакции загнанного зверя. Не дёргаться, не отвечать, не провоцировать. Просто переждать.
– Ладислава. Я же вижу, что ты не спишь.
Ладислава – это я. Мама назвала меня в честь бабушки-чешки, а он первое время находил это имя красивым. «Моя европейская принцесса», – говорил когда-то. Теперь из его рта даже моё имя звучало как обвинение.
– Я не обиделась, – выдавила я наконец, всё так же не оборачиваясь. – Просто встала попить воды.
Ложь прозвучала жалко даже для меня самой. В пятницу в полшестого утра, одетая в старый свитер его матери и тёплые носки с дырой на пятке. Да, конечно. Просто встала попить воды.
– Вот и славно, – Игнат прошел мимо меня на кухню, и я услышала, как он открывает холодильник. – А то уже достало это твоё молчание. Сидишь тут, как памятник скорби.
Пять лет назад, когда мы поженились, я верила, что любовь всё исправит. Что я смогу стать той, кто изменит его. Игнат тогда был другим – ярким, дерзким, от него исходила какая-то первобытная энергия, которая притягивала и пугала одновременно. Я была девчонкой из провинции, приехавшей в город поступать в университет. Он работал барменом в клубе неподалеку от общежития.
– Где сметана? – рявкнул он из кухни. – Я же просил купить!
– Закончилась, – ответила я тихо. – Денег не осталось до понедельника.
Он вышел из кухни с куском вчерашнего хлеба в руке, посмотрел на меня так, будто я только что созналась в государственной измене.
– Как это не осталось? Я же давал тебе три тысячи!
Три тысячи на неделю. На продукты, на коммуналку, на его сигареты, на проездной. На всё. А он будет пропадать неизвестно где, спускать деньги в барах, приводить к себе этих... На меня накатила волна такой привычной ярости, что я почти не почувствовала её. Привыкла.
– Игнат, мы говорили об этом, – я всё-таки обернулась. Он стоял посреди комнаты, небритый, помятый, с красными глазами. Ему было тридцать два, но выглядел он старше. Алкоголь и ночная жизнь делали своё дело. – Мне нужно больше. Хотя бы пять. Я не могу...
– Не можешь? – он шагнул ко мне, и я инстинктивно отступила к окну. – А я, по-твоему, могу? Я один вкалываю, чтобы тебя содержать, а ты ещё жалуешься!
Вкалывает. Он вкалывает. Игнат работал грузчиком на складе, через день, и то когда захочет. Половину зарплаты пропивал в первую же неделю. А я... я была никем. У меня не было диплома – бросила университет после второго курса, когда забеременела. Ребёнка мы потеряли на четвёртом месяце, но учёбу я уже не восстановила. Денег не было, да и Игнат был против.
«Зачем тебе эта учеба? Будешь дома сидеть, как нормальная жена», – сказал он тогда.
Я послушалась. Господи, как же я была глупа.
– Я могла бы работать, – произнесла я, чувствуя, как сердце бьётся где-то в горле. – Найти хоть что-то...
– Замолчи, – он отрезал коротко, откусив хлеб. Жевал с открытым ртом, крошки падали на потёртый линолеум. – Мало мне проблем, так ты ещё работать захотела. Кем ты пойдёшь? Уборщицей? С твоим-то образованием?
Снег за окном продолжал падать. Тихо, размеренно, укрывая город белым покрывалом. Я вдруг подумала, как было бы хорошо раствориться в этой белизне. Просто выйти на улицу и идти, идти прямо, никуда не сворачивая, пока снег не засыплет меня целиком.
– Я ухожу спать, – бросил Игнат, направляясь к дивану. – И не вздумай меня будить. У меня смена только вечером.
Он рухнул на диван, даже не разуваясь. Через минуту уже храпел. Я смотрела на него – на этого человека, который когда-то обещал мне звёзды с неба, а теперь не мог обещать даже элементарного уважения.
Телефон завибрировал в кармане свитера. Я достала его, глянула на экран. Сообщение от Жанны, моей единственной подруги, которая не бросила меня после свадьбы.
«Лада, ты как? Звонила вчера, не брала трубку».
Пальцы сами набрали ответ: «Всё нормально. Просто спала».
Ещё одна ложь. К остальным.
Я прошла на кухню, включила чайник. В окно просачивался бледный рассвет, смешиваясь с уличным освещением. Зима в этом году выдалась суровой – синоптики обещали морозы до минус двадцати пяти. Батареи в нашем доме грели из рук вон плохо, и я спала в носках и свитере, кутаясь в два одеяла.
На холодильнике висело объявление, которое я оторвала позавчера с доски в подъезде. «Требуются продавцы-консультанты. График гибкий. Достойная оплата». Телефон я записала в блокнот, но так и не решилась позвонить. Игнат узнает – будет скандал. А я так устала от скандалов.
Чайник закипел. Я заварила себе дешёвый пакетированный чай, добавила две ложки сахара – сладкое хоть немного поднимало настроение. Села за стол, обхватила кружку обеими руками. Тепло разливалось по ладоням, но внутри оставалось холодно.
Игнат захрапел громче. Я закрыла глаза. Когда именно всё пошло не так? После выкидыша? Или раньше? Может, в тот момент, когда я согласилась бросить учёбу? Или ещё раньше – когда поверила, что мужчина, который напивается каждые выходные и флиртует с каждой юбкой, вдруг станет примерным семьянином?
Мой телефон снова завибрировал. Жанна опять.
«Не ври мне. Приезжай, поговорим. Или я сама приеду».
Я усмехнулась. Жанка всегда видела меня насквозь. Мы дружили с самого первого курса, жили в одной комнате в общаге. Она закончила университет, получила диплом бухгалтера, устроилась в приличную контору. А я...
«Не надо. Правда всё нормально. Созвонимся на неделе».
Отправила сообщение и тут же выключила звук. Не хотела будить Игната. Не хотела ещё одного скандала. Не хотела слышать, как он называет Жанну "этой стервой", которая лезет не в своё дело.
За окном начало светать по-настоящему. Где-то внизу хлопнула дверь подъезда – кто-то из соседей вышел на работу. Нормальные люди идут на работу, зарабатывают деньги, строят жизнь. А я сижу на кухне в полшестого утра, пью сладкий чай и думаю о том, как же сильно я запуталась в собственной жизни.
Объявление на холодильнике притягивало взгляд. «Гибкий график». Может, я смогу работать, пока Игнат на смене? Он даже не узнает. Хотя кого я обманываю – узнает. Обязательно узнает. И тогда...
Я не хотела думать, что будет тогда.
Через три дня я всё-таки позвонила по тому номеру.
Игнат ушёл на смену в два часа дня, пообещав вернуться к полуночи. Я не верила – обычно он появлялся под утро, пропахший дешёвым пивом и сигаретами. Иногда на рубашке оставались следы помады, не моей. Я давно перестала спрашивать. Зачем? Он всё равно орал, что я параноик, что выдумываю, что сам виноват – связался с истеричкой.
– Алло, – ответил женский голос, неожиданно приятный. – Магазин «Подарки». Слушаю вас.
– Здравствуйте, – я сглотнула комок в горле. – Я насчёт объявления. О вакансии продавца.
Собеседование назначили на завтра, на одиннадцать утра. У меня появился шанс. Крошечный, призрачный, но всё-таки шанс.
Вечером, когда Игната всё ещё не было, я достала из шкафа единственные приличные джинсы и чёрную водолазку. Погладила утюгом, аккуратно развесила на стуле. Нашла в коробке на антресоли свою старую косметичку – тушь засохла, но тональный крем ещё можно было использовать. Пять лет назад я красилась каждый день. Теперь даже не помню, когда последний раз смотрелась в зеркало дольше минуты.
Игнат явился в четвёртом часу ночи. Грохнул дверью так, что проснулись соседи – сверху застучали по батарее. Я лежала на диване, притворяясь спящей.
– Ладка, – он плюхнулся рядом, от него несло так, что хотелось отвернуться. – Ты чего не спишь?
– Сплю, – прошептала я.
– Врёшь, – он хмыкнул и попытался обнять меня. Рука легла на талию, сжала больно. – Соскучилась?
Меня затошнило. Не от запаха даже – от того, что этот человек всё ещё считает, будто имеет на меня право. Всегда. В любом состоянии.
– Игнат, ты пьяный. Давай утром, – я попыталась отодвинуться.
– Почему утром? – голос стал жёстче. – Я что, теперь у жены разрешения спрашивать должен?
Дальше была темнота. Не физическая – внутренняя. Я научилась уходить в эту темноту, когда становилось совсем невыносимо. Отключаться, думать о чём-то другом, пока всё не закончится. Иногда помогало.
Утром Игнат спал как убитый. Я встала в девять, бесшумно оделась, намазала лицо тональником, пытаясь скрыть синяки под глазами. В зеркале смотрела чужая женщина – бледная, с потухшими глазами, в которых когда-то было столько огня.
«Магазин «Подарки» находился в центре, в двух остановках от метро. Небольшой, уютный, с витринами, заставленными сувенирами, открытками, мягкими игрушками. Пахло корицей и ванилью – где-то горели ароматические свечи.
– Вы Ладислава? – из подсобки вышла женщина лет сорока пяти, полная, с добрым лицом и седой прядью в тёмных волосах. – Меня зовут Тамара Львовна. Проходите, присаживайтесь.
Собеседование длилось минут двадцать. Я рассказала про незаконченное образование, про то, что опыта работы нет, но я готова учиться. Тамара Львовна слушала внимательно, иногда кивала.
– У вас есть дети? – спросила она наконец.
– Нет, – ответила я. Укол боли где-то внутри, но я научилась его игнорировать.
– Муж не против, что вы работать будете?
Я замерла. Солгать? Сказать правду?
– Он... он не знает пока, – выдавила я. – Но я справлюсь. Обещаю.
Тамара Львовна посмотрела на меня долгим взглядом. Я почувствовала, как краснею – неужели она видит? Неужели заметно?
– Хорошо, – сказала она наконец. – Выходите послезавтра. График с одиннадцати до семи, два выходных в неделю. Первый месяц – испытательный срок, двадцать тысяч. Потом посмотрим.
Двадцать тысяч. Мои собственные двадцать тысяч.
– Спасибо, – я едва сдержала слёзы. – Спасибо вам огромное.
На улице я шла и не чувствовала мороза. Минус двадцать два, ветер пронизывал насквозь, но внутри горел маленький огонёк надежды. Впервые за много лет.
Игнат сидел на кухне, когда я вернулась. Хмурый, злой, с опухшим лицом.
– Где ты шлялась? – первый вопрос без приветствия.
– Ходила в магазин, – я стащила ботинки, повесила куртку.
– В какой магазин? Денег у тебя нет.
– Просто прогулялась. Погода хорошая.
Он хмыкнул недоверчиво, но придираться не стал. Голова, видимо, раскалывалась после вчерашнего. Я прошла на кухню, поставила чайник.
– Слушай, – Игнат почесал немытую голову. – Мне бы до зарплаты перехватить. Тысячи три. В долг дам Максу, он обещал вернуть через неделю.
Макс – его дружок, такой же алкаш и бездельник. Если Игнат даст ему деньги, мы их больше не увидим. Это я знала точно.
– У меня нет трёх тысяч, – ответила я тихо.
– Как нет? У тебя же должно остаться.
– Не осталось. Коммуналку оплатила.
Он вскочил так резко, что стул опрокинулся.
– Ты что, тупая?! Я же сказал – не плати пока! Мы два месяца не платили, третий подождёт!
– Игнат, отключат отопление, – я попыталась говорить спокойно. – На улице мороз...
– Заткнись! – он шагнул ко мне, и я отступила к стене. – Вечно ты всё делаешь назло! Специально, да?
Чайник закипел, щёлкнул. Пар поднимался к потолку. Игнат стоял напротив, тяжело дыша, сжав кулаки. Я знала этот взгляд. Сейчас он либо ударит, либо выйдет, хлопнув дверью. Пятьдесят на пятьдесят.
– Извини, – прошептала я, хотя извиняться было не за что. Просто так проще. Всегда проще.
Он выдохнул, разжал кулаки.
– Ладно. Сама разбирайся теперь. Я пошёл к Максу.
Хлопок двери. Тишина. Я осела на стул, обхватив голову руками. Дрожь пробежала по телу – не от холода, от облегчения. Пронесло. В этот раз пронесло.
Телефон завибрировал. Жанна.
«Завтра суббота. Приезжай ко мне. Без отговорок».
Я посмотрела на экран долго, потом набрала: «Приеду. К обеду».
Может, пора перестать врать хотя бы подруге.
Через полгода я всё-таки решилась уйти от Игната.
Просто собрала вещи в старый рюкзак, пока Игнат спал после очередной пьянки, и вышла из квартиры. Навсегда. Ключи оставила на комоде – пусть думает, что захочет.
За эти месяцы я откладывала каждую копейку. Тамара Львовна после испытательного срока подняла мне зарплату до тридцати тысяч, а потом предложила ещё и по выходным подрабатывать – за отдельную плату. Я соглашалась на всё. Деньги прятала в банке, на карте, о которой Игнат не знал. Открыла её через Жанну.
Игнат, конечно, быстро вычислил, что я работаю. Скандал был страшный – орал, швырялся посудой, обещал найти этот магазин и устроить разборки. Я молчала. Терпела. Копила.
А потом Жанна сказала: «Хватит. У меня освободилась комната. Переезжай».
И я переехала. Той самой мартовской ночью, когда за окном наконец потеплело и снег начал таять.
Игнат разрывал телефон первую неделю. Потом написал: «Всё равно вернёшься. Куда ты без меня денешься?»
Я заблокировала его номер.
Сейчас декабрь снова. Ровно год прошёл. Я стою у окна съёмной квартиры – крошечной однушки на четвёртом этаже, но своей, где пахнет кофе и свежим бельём, а не перегаром. За окном снег падает так же тихо, как год назад, но теперь я смотрю на него по-другому.
В сентябре я поступила на заочное отделение университета – восстановила учёбу. Бухгалтерия, как у Жанны. Учиться трудно после такого перерыва, но я справляюсь. Тамара Львовна даёт мне удобный график, чтобы успевать на сессии.
У меня есть работа. Есть крыша над головой. Есть подруга, которая не бросила. Есть будущее.
Телефон вибрирует – сообщение от нового знакомого, Артёма, коллеги Жанны. Мы виделись пару раз, пили кофе, разговаривали. Он не давит, не требует, просто... есть. И это странно. Непривычно. Страшно даже.
«Как дела? Может, в кино сходим на этой неделе?»
Я смотрю на экран и думаю – а вдруг? Вдруг я смогу снова кому-то довериться? Вдруг не все мужчины похожи на Игната?
Пальцы набирают ответ: «Давай. В пятницу свободна».
Отправляю и чувствую, как внутри что-то оттаивает. Медленно, болезненно, но оттаивает.
За окном снег кружится в свете фонарей, и город засыпает под белым покрывалом. Где-то там, в другом конце этого города, в старой однушке на окраине, наверное, сидит Игнат с бутылкой пива и проклинает меня. Или уже забыл – нашёл новую, которую будет ломать по своему образцу.
Мне его не жалко. Я слишком долго жалела не того человека.
Чайник закипает на кухне. Я завариваю себе хороший листовой чай – не пакетированный, настоящий, с жасмином. Сажусь на подоконник, обхватываю тёплую кружку.
Впервые за много лет я не боюсь завтрашнего дня.
Впервые я знаю – всё будет хорошо. Не сразу, не быстро, но будет.
Потому что я выбралась. Сама. Своими силами.
И это только начало.